Он постучал еще раз.

Результат был таким же.

Он не собирался ехать в научный центр и не предупреждал о том, что явится сюда. Почему-то даже не позвонил сестре, прежде чем вскочить с постели рано утром, одеться и спуститься в метро. Юйлань и не могла ждать его в такой ранний час – это слишком на него не похоже. Но Ван Цин вертелся с боку на бок с самого рассвета и никак не мог уснуть, несмотря на то, что лег, как всегда, очень поздно.

Он до двух ночи монтировал старое видео из давно отснятого материала, чтобы сделать обновление на канале. Ничего особо интересного – он тогда пробрался ночью на закрытую крышу, о которой ходили какие-то жуткие городские легенды, но ничего ужасного там не нашел. Зато рассвет заснял дивный.

Однако мысли Ван Цина в момент монтажа были далеки и от крыши, и от розовых в лучах восходящего солнца туманов, что висли в то утро над городом. Он размышлял о постановках с Лун Анем и о том, что ему сказала Юйлань. Сестра просила вести себя максимально естественно и реагировать мягко, насколько это возможно, на поведение Лун Аня, даже если оно шло вразрез со сценарием. Но как он должен этого добиться, если в его ухо постоянно вопит Фа Линь? Он не профессиональный актер, он вообще уже не понимает, какого результата они пытаются достичь. Лун Ань явно не в восторге от происходящего. Так какой смысл продолжать ставить какие-то жесткие рамки? Они так не продвинутся никуда и никогда. Ван Цин терпеть не мог расписания, правила, а теперь, как выяснилось, еще и сценарии. Свои видео он всегда снимал с первого раза и никогда не писал для них текстов заранее.

Ему нужно было поговорить с Юйлань.

Сестра так и не отозвалась, и Ван Цин взялся за ручку двери. Она оказалась не заперта, так что он тихо прошел в кабинет. Внутри действительно никого не было. На столе Юйлань горела лампа, свет от которой он видел из коридора. На спинке стула напротив висел незнакомый белый халат со светло-синими вставками на вороте и карманах.

– Юйлань? – позвал Ван Цин, но ему снова никто не ответил.

Он уже собирался выйти и поискать ее в научном центре – возможно, она спустилась в кафе на первом этаже или пошла к Куан Ли, – как увидел вторую дверь в смежную с кабинетом комнату. Конечно, Юйлань могла быть там – готовить что-то для медитации или прослушивать в тишине записи, которые всегда делала во время работы с пациентами.

Ван Цин подошел поближе. Он уже бывал в этой комнате, порой ему даже нравилось там находиться. Там было до гула в голове тихо, как в колодце или во взлетающем самолете, когда закладывает уши, а еще очень свежо и как-то… бездумно. Все мысли уходили на второй план. Однако долго пробыть там он не мог – становилось скучно. Все-таки Ван Цину больше нравилось общество людей: слышать их голоса, смех, разговоры. Куда спокойнее он ощущал себя в городской толпе, чем за закрытыми стенами в комнате с мягким полом и голубоватым освещением.

Было еще слишком рано, чтобы у Юйлань были пациенты, но сама она приходила на работу не позже восьми утра. Ван Цин как раз успеет обсудить с ней свои сомнения.

Он беззвучно открыл дверь и заглянул внутрь. Юйлань действительно оказалась там. Сидела на полу, чуть склонившись вперед, с телефоном в руках. А напротив…

Ван Цин втянул носом воздух от неожиданности. Лун Ань сидел в позе для медитации, скрестив босые ноги и уложив на колени руки ладонями вверх. Его сомкнутые длинные пальцы еле заметно подрагивали, а брови были сведены к переносице, словно он о чем-то напряженно думал.

Юйлань повернула голову, почувствовав взгляд Ван Цина. Он мог проследить по секундам, как менялось выражение ее лица от сосредоточенного к изумленному. Почему таким ранним утром они уже заняты медитацией с Лун Анем? Кажется, приехав сюда, он рисковал сделать еще хуже. Лун Ань даже ни разу не видел его вот таким: в серых джинсах и толстовке, с торчащей вверх челкой и – да, с той самой родинкой в уголке рта, которую Ван Цин послушно замазывал консилером перед тем, как выйти на площадку.

Он поморщился, одними губами произнес «прости». Юйлань покачала головой и махнула рукой, подзывая его к себе. Лун Ань в этот момент напряженно выдохнул и чуть опустил голову. Ван Цин вопросительно поднял брови, и сестра кивнула, указывая на место на мягком полу возле себя.

Она хочет, чтобы он присутствовал при медитации? Это что-то новенькое.

Ван Цин послушно подошел ближе и опустился рядом с ней, осторожно скрестив ноги, чтобы не задеть Лун Аня. Улыбнулся, взглянув на него. Боковым зрением он заметил, как Юйлань тоже растянула губы в улыбке.

Она взяла свой телефон и что-то напечатала. Ван Цин повернулся к ней, когда она показала ему экран.

«Мы решили попробовать медитацию без моего вмешательства. Запись включена на всякий случай. Не шуми и не говори ничего».

Вот как. Ван Цин кивнул. Юйлань стерла сообщение и положила телефон перед собой. Лун Ань дышал беззвучно и размеренно. От дыхания пряди у его лица, не забранные в хвост, слегка подрагивали. Ван Цин устроил подбородок на ладони и уставился на него. Интересно, он хоть иногда улыбается?

Время, по ощущениям, тянулось бесконечно долго. Юйлань сидела неподвижно, а для Ван Цина это была та еще задачка. Но если он будет без конца ерзать и менять позу, это может нарушить медитацию Лун Аня и отвлечь его, так что приходилось терпеть. Ван Цин сначала просто наблюдал за ним, и это было сродни взгляду на спокойно текущую воду – завораживало. Его мысли скакали с одного на другое, а потом и вовсе стали обрываться на середине, и Ван Цин даже понять толком не мог, о чем думает. В какой-то момент в голове стало пусто, а ощущение собственного тела и вовсе пропало. Только в груди потеплело, как от глотка согревающего чая.

«Она была мертва, когда ты применил духовную силу для исцеления?»

«Почти».

«Какими бы праведными мыслями ни были продиктованы наши поступки, ни один из нас не имеет права стоять на пути баланса самой жизни! Мы лечим, а не возвращаем из мертвых! Пусть это лишь птица, ее душа, ее собственная ци навсегда повреждена! И кто будет за это отвечать?»

«Но она жива! С ней все в порядке! Вы сами видели!»

«Мы используем свои силы и знания лишь во благо. Порядок есть жизнь и смерть, а также круг перерождения, куда уходит все живое. И не тебе стоять у этого на пути!»

Ван Цин вздрогнул всем телом. Ему только что почудилось, что он был совершенно в другом месте. На том самом уроке, что они ставили два дня назад. И «профессор», который ругал их за внешний вид, только что говорил об исцелении и балансе? Стоп, это он сам отвечал ему? Ван Цину казалось, будто он слышит какой-то другой голос, но буквально чувствовал, как двигаются собственные губы. Что это за бред? Взгляд учителя был таким выразительным, что Ван Цин ощущал его беспокойство физически. В груди словно была газировка: десятки тысяч пузырьков, и все они поднимались вверх к самому горлу. Он рефлекторно попытался отвернуться, отстраниться от этого, и вот уже перед ним снова комната для медитаций и сосредоточенное лицо Лун Аня.

Ван Цин глубоко вдохнул и потряс головой. Юйлань положила руку на его запястье. Пальцы тряслись, так что пришлось сжать их в крепкий кулак. Он не смотрел на сестру – только на Лун Аня, лоб которого слегка блестел от испарины. Комната смазалась и закружилась, через мгновение резко остановившись сломанной каруселью.

Во рту пересохло. К горлу подступила тошнота.

– А-Цин, – не выдержала молчания Юйлань. – Что с тобой?

Что он слышал? Он заснул и ему приснился сон? Чей это голос, которым он произносил эти странные слова?

«Порядок есть жизнь и смерть, а также круг перерождения, куда уходит все живое. И не тебе стоять у этого на пути!» – эта фраза учителя словно взорвалась в голове. Ван Цин вцепился пальцами в свои волосы.

Что происходит?