Им не было страшно. А зачем? Они постоянно вместе, а когда ты не один, тебе не страшно – всегда есть тот, кто защитит. Даже если это ты сам.

Им не было страшно, ведь ждать не страшно, страшно идти. Туда. В комнату, из которой никто ещё не возвращался. О которой рассказывали столько всего, и ни во что не хотелось верить, потому что… Потому что все боялись, а они – нет.

– Матти, ты где?

Только что проснувшийся Рикко повёл руками в поисках брата, но рядом ожидаемо никого не оказалось. Их разделили, разместив по разные стороны этой огромной тёмной комнаты.

Матти? Ты тут?

Из дальнего угла раздалось тяжёлое дыхание, и хриплый голос ответил:

– А куда я денусь? Нас только вместе уведут, ты же помнишь.

– Да.

Рикко вздохнул, повернулся на бок и, как мог, подтянул ноги к груди. Лежать так на узкой койке было неудобно, но отчего-то хотелось, как в детстве, обхватить себя за колени, свернуться калачиком под боком у мамы, там, где тепло и уютно, и уснуть. А во сне увидеть, как они с Матти бегут по лесу, догоняя скачущего впереди зайца, и смеются над наивным Тоби, громко чихающим оттого, что его укусил в нос комар, и отгоняющим остальных длинными лохматыми ушами.

– Как ты думаешь, Тоби жив?

– Не знаю.

Послышался скрип пружин, и Рикко представил, что Матти тоже подтянул колени и лёг лицом к нему. Если бы не эти верёвки, которые не давали отойти от кровати дальше, чем на пару шагов… Но они всё равно рядом, вместе, и поэтому не страшно.

– Интересно, – Матти подал голос, когда Рикко уже на́чал засыпать – в этой непроглядной темноте спать хотелось постоянно, – девчонок ещё не увели? Они будут завтра на прогулке?

– Девчонки…

Рикко рассмеялся и тут же зашёлся в сухом трескучем кашле.

– А что? Вдруг у них, у этих, всё получилось, и нас отпустят? Зачем мы им будем? И девчонок отпустят. Представь, поедем мы все вчетвером куда-нибудь под Римини. Откроем закусочную. Будем продавать туристам пьяду… Там очень вкусная пьяда. Сыр, помидоры…

В животе у Рикко заурчало, во рту начала скапливаться слюна. Пьяда… Да он сейчас был бы рад просто куску хлеба и маленькой луковице. Интересно, сколько их уже не кормили? Давали только воду. Вот её было в достатке, хоть топись. Бочка стояла в углу, как раз с его стороны. Матти сказал, что у него такая же. Интересно, зачем? Не думали же эти, что они реально утопятся? Да и живыми нужны вроде бы, если верить рассказам.

Заскрипел ключ в замке, Рикко медленно встал, стараясь сохранять силы, и согнулся, потирая ушибленную голень. Вот вроде парень он ловкий, но иногда такой неуклюжий, что и с табурета навернётся и что-нибудь себе покалечит. Матти другой, у него всего всё на отлично получается. Он и на дерево залезет, а потом слезет без единой занозы, и с обрыва в реку сиганёт – ничего не отшибёт. А Рикко чуть не утонул тогда. Хорошо, что их двое.

Металлическая дверь с грохотом распахнулась, и в освещённом проёме появился мужчина в чёрном балахоне. Всегда один и тот же, он выводил братьев в отхожее место, а потом – во двор, погулять. Туда же приводили и других близнецов.

Да, они тут были не одни такие, на их памяти было уже четыре пары, кроме них и девчонок. Но поговорить с ними не получилось: как оказалось, итальянский был для них чужим, а общаться жестами, когда руки завязаны – не лучший вариант. Только девчонки – Эмма и Анна – смогли хоть что-то рассказать, пусть и на кошмарном сицилийском диалекте. И кто только придумал так коверкать слова?

Рикко повернулся спиной к мужчине в балахоне и покорно скрестил руки, дожидаясь, когда на глазах окажется повязка, а на запястьях – жёсткая, до крови впивающаяся в кожу верёвка. Но сначала – Матти. Так повелось сразу: первым – брат, вторым – он. Почему? Да кто ж этих поймёт?

Его развернули и подтолкнули, заставляя сделать шаг. И Рикко шагнул. Раз, другой, третий, четвёртый. Он считал их – шаги, – зная, что если от порога комнаты налево и тридцать восемь, то там туалет, а если направо и двадцать четыре, то двор. Но сейчас его толкнули вперёд. И это было что-то новое, туда они ещё не ходили.

– Матти? – спросил он.

Хорошо, что говорить им не запрещали, хоть план побега обсуждай. Всё равно убежать было невозможно.

– Я тут. Мы прямо идём?

– Да.

– Значит…

– Да.

– Мне не страшно.

– И мне.

Они замолчали. Ну что ж, похоже, что с девчонками у этих тоже ничего не получилось, и теперь их очередь. Одна надежда, что и с ними не выйдет.

Сегодня на этом – иначе Роман заказчика не называл – был красный пиджак поверх чёрной водолазки, чёрные же брюки и белые кроссовки известной всем марки с застывшим в прыжке зверем. На шее висела золотая, почти в указательный палец толщиной, цепь. Этот крутил в руках Нокию последней модели и постоянно вытирал потеющее лицо. Да, с таким весом у него наверняка не только лицо потеет.

– Вы уверены?

– Конечно. – Роман похлопал ладонью по пачке откопированных листов, лежащих между ними на столе. – Тут всё. Пришлось поработать, но я нашёл и легенду, с которой начало́сь, и даже место, где проводили ритуалы в последний раз. Ну, – поправился он, – по зафиксированным данным.

– Ага, – заказчик кивнул, – и где?

– Это северная часть Италии. Аоста.

– Не слышал.

– О, о нём мало кто слышал. Небольшой город, меньше нашей Луги.

– Луга?

– Не берите в голову. В общем, искать нужно начинать оттуда.

– Да, хорошо.

Заказчик придвинул к себе листы и на́чал просматривать один за другим, периодически отвлекаясь на то, чтобы посмотреть, что за сообщение пришло на пейджер. Тот был уже не новым, сразу видно – рабочая лошадка, а не элемент благосостояния, как Нокия.

– А где же тут легенда? – спросил заказчик, как только убрал в сторону последний лист.

– Её нет в печатном виде. Вот, – Роман положил на стол кассету, – тут запись моего разговора с тем, кто её знает.

– Ага, – повторил заказчик, выдвинул ящик рабочего стола, убирал в него кассету, после чего вынул и положил перед Романом четыре синие пачки, перетянутые банковскими лентами. – Тогда всё.

– Если будет необходимость…

– Я вас найду.

Роман вышел из особняка, потянулся, ощущая в одной руке тяжесть портфеля с деньга́ми, и лёгкой походкой отправился в сторону улицы, по которой ездил рейсовый автобус. Такими темпами скоро получится обзавестись машиной, и больше не придётся месить грязный талый снег ногами. Интересно, как быстро этот поймёт, что информации не хватает, и части беседы нет на кассете?

А, нет, если Роман хочет получить больше, чем та сумма, которой с ним расплатился этот, то тратить нельзя. Придётся копить. И лучше – не в банке и всяких фондах, которые расплодились как грибы после дождя, а в банке под кроватью. В переносном, понятное дело, смысле. Нужно найти место, куда никто, кроме самого Романа, добраться не сможет. А потом он проведёт ритуал, и у него будет всё.

– Мам, мы пойдём в музей с часами? – дёрнул Денис Соню за подол платья.

– И мороженое! – запрыгал рядом с ним Иван.

– Диня, Ваня, успокойтесь уже!

Она привыкла называть сыновей сокращёнными именами, чтобы соседи – неприятная пожилая пара, вечно разносившая сплетни про их маленькую семью, – путались «в показаниях».

Они знали, что Соня и мальчишки – русские, приехали, когда последним было всего-то по году, и как поселились на Лоре-Сандоз, так и живут до сих пор. Уже, считай, четыре года. Без мужа. А разве так можно? И на какие только деньги, ведь эта русская нигде не работала. Вот они оба всю жизнь на часовом заводе трудились, домик вот себе купили, на пенсию накопили. А она…