«Знаете ли вы этого человека?» — читает Ева вслух. Мама действует быстро — пока меня нет; она вызвала Еву из четырнадцатого дома.

Ева склоняется над столом, проводит пальцем по странице.

Который? — спрашивает она.

Вот этот, говорит Мэри. Говорю тебе, Ева, это он!

Обе изучают снимок. Джо Медора улыбается в объектив, руки сложены на гордо выпяченной груди. Слева от него стоит, склонив голову набок, второй мужчина. Оба в шляпах: у Джо она сдвинута на затылок, виден лоб, на который падает прядь черных волос; второй же надвинул шляпу на глаза, тень от полей почти закрывает лицо. Костлявые пальцы сцеплены. Мэри того, второго, не узнает. Радуется только, что это не Фрэнки.

В чем его только не обвиняют, говорит Ева, проглядывая статью. Рэкет, вооруженный грабеж — вооруженный грабеж! Сутенерство… А это что за черт?

Это значит, что на него работали проститутки, слишком поспешно отвечает Мэри. Это французское слово.

М-да… Фрэнки покажешь?

Ни за что! — говорит мама, поджав губы. Он в последнее время вроде угомонился. А это — она показывает на фото — его с ума сведет.

А как же Марина? — спрашивает Ева вполголоса.

Она с трудом решилась задать этот вопрос.

Мэри молчит целую минуту: она открывает коробку с нитками, сует руку под катушки, под блестящие иголки. Достает со дна ножницы.

Последнее, что я знаю — они были на Мальте, говорит она. А здесь… Как там написано? — она выхватывает из рук Евы журнал — «Недавно видели в Сиднее».

Мама вырезает страницу, складывает ее пополам, еще раз пополам.

Он на месте не сидит, говорит Ева, наблюдая за тем, как мама кладет вырезку на дно коробки с нитками. И повсюду его разыскивают.

Это да, шепчет мама, крутя ножницы в руке.

Я пытаюсь вспомнить, как зовут хозяйку лавочки; мама называет ее за глаза Занозой, но общается с ней исключительно вежливо. Я открываю дверь и тут же вспоминаю — миссис Эванс. Она на месте — стоит, навалившись на стеклянный прилавок, подпирает лошадиное лицо кулаком и беседует с миссис Джексон. Обе кидают на меня взгляд, и миссис Эванс переходит на шепот. Пока они разговаривают, я прячу больную руку в карман; миссис Джексон обязательно захочет ее посмотреть и скажет, что она выглядит гораздо лучше. Это вранье: она всегда выглядит одинаково.

Под стеклом летает муха; она ползет по подносу с ветчиной, кружит над блюдом с красными червяками фарша, расхаживает по продолговатым кускам масла. В дальнем левом углу яйца по-шотландски и разнообразные колбасы, которые мухе еще предстоит найти. Я хочу успеть все купить, пока она туда не добралась — мама просила ливерной колбасы. На мраморной столешнице рядом с прилавком возвышается ломтерезка. Я только однажды видела, как мистер Эванс ей пользуется; пока колесо вращается, его жена стоит к нему спиной — будто боится, что ломтерезка притянет ее к себе и распилит на кусочки.

Ты не обращай на нас внимания, ангелочек, мы просто болтаем, говорит мне миссис Джексон. Мама тоже часто такое говорит, а еще, когда не может успокоиться — Я сейчас суну голову в духовку.

Ну, Долорес, чего желаешь?

Миссис Эванс склоняется ко мне. Ее коричневый жилет сползает с плеч; она вздрагивает и, скрестив руки на груди, поправляет его.

Этот обогреватель нисколечко не помогает, говорит она миссис Джексон. У меня ноги посинели от холода.

Наверное, парафиновый, говорит миссис Джексон, заглядывая за прилавок. От них вони куда больше, чем тепла.

Обе принюхиваются. Я протягиваю миссис Эванс записку — мятый и мокрый комок бумаги, и миссис Эванс, по-видимому, не может разобрать, что там написано, потому что говорит:

Элис, ты только взгляни.

Они бесконечно долго ее рассматривают, а я жду, положив подбородок на прилавок.

Всё в кредит? Не будь ты дурочкой, Мэрион. Миссис Джексон снимает клеенчатую шляпку и стряхивает с нее капли. Раньше волосы у нее были мышиного цвета, а теперь они черные и блестящие; по магазину растекается резкий запах — так же пахнет утром от простыней Фрэн, когда она их меняет.

Чудесный оттенок, Элис, говорит миссис Эванс, идя к окну за буханкой хлеба. Это ты у Фрэнчи делала? Миссис Джексон треплет рукой волосы.

С ними конец, говорит она. Пришло извещение — освободить в двухдневный срок. Чертов совет — они там времени зря не теряют.

Нам тоже прислали, говорит миссис Эванс, доставая из ящика у прилавка бутылку молока. Дали срок до конца месяца. Миссис Джексон раскрывает от удивления рот.

Мэрион! Вы не можете закрыться! Ведь у нас тогда вообще магазина не останется.

Мой Грэм то же самое говорит. И тут, словно внезапно о нем вспомнив, она кричит в заднюю комнату: Грэм! И предостерегающе сдвигает брови.

Я тебе ничего не говорила, шепчет она. А то он опять заведется.

Шуршит газета, вздрагивает шторка, и появляется, поправляя фартук, мистер Эванс. Я успеваю разглядеть кусочек комнаты: кресло, стул с прямой спинкой, на нем стоит телевизор, а за ним полки до самого потолка; все старое, потемневшее от времени. Увидев то, что для моих глаз не предназначено, я испытываю странное ощущение — мне хочется туда зайти. Мистер Эванс разглядывает бумажку, которую сунула ему жена, вытирает руки о фартук и берет кольцо ливерной колбасы.

Кошмарные новости, Грэм, говорит миссис Джексон, и думать забыв о просьбе миссис Эванс, Выселение! Ужас какой!

Да пошли они в жо… начинает он, бросает взгляд на меня, улыбается.

Фу-ты ну-ты, бормочет он и прижимает ливер к колесу, куски валятся ему в руку. Он аккуратно перекладывает их на лист вощеной бумаги.

К Новому году — будьте любезны, говорит мистер Эванс, вращая колесо. Новое помещение искать.

На то, что они предлагают, ничего не найдешь, говорит его жена, обиженно косясь на миссис Джексон, которая вертит в руках шляпку.

А что с товаром делать будете? — спрашивает она, обшаривая взглядом полки. Устроите распродажу? Мистер Эванс молча заворачивает колбасу.

Вот долги будем собирать, уж это точно, говорит он и, сняв с полки пачку «Парк Драйв», пододвигает ее ко мне. Шея у миссис Джексон краснеет.

Сигареты, наверное, тоже детям? — бросает она.

Она плоховато себя чувствует, миссис Джей, говорит он. И пишет на маминой записке одни цифры, а на свертке — другие, подчеркивает их двумя линиями. Я занята сумкой — пытаюсь надеть ее на руку, поэтому миссис Джексон берет у него ливерную колбасу и протягивает мне.

Держи, Долорес, говорит она приторным голосом. Ну-ка, давай посмотрим твою ручку.

Когда я возвращаюсь, мама сидит у огня. В мою сторону она даже не смотрит. Мне хочется спросить ее обо всем. И о том, что будет с лавочкой мистера Эванса, и о снимке из «Криминальных новостей», и почему она взяла мой альбом, и почему миссис Джексон всегда рассматривает мою руку. Но по тому, как она сгорбилась на стуле, уткнувшись лбом в каминную полку, я понимаю, что она плакала. Мама сует носовой платок за обшлаг и смотрит, моргая, на цифры мистера Эванса.

Жулик и сволочь, говорит она и, скомкав записку, бросает ее в огонь.

Я не единственная, кто не пошел сегодня в школу: Люка, Фрэн и Роза ушли утром вместе, но Фрэн, зайдя в ворота, помахала Розе с Люкой рукой и побежала по лужайке. Когда мистер Рис вышел на крыльцо и зазвонил в звонок, она спряталась за оградой.

За школой проходит ветка железной дороги, которая делит наш район на две части. Севернее — школа. Южнее — магазины, кафе и ряды стандартных домов до самого порта. Мы живем на окраине города, а рядом с портом, у солончаков, стоят задами друг к другу старые дома, предназначенные на слом. Каждую неделю сносят по улице; все громче рев самосвалов, за ночь дома, где еще недавно жили люди, становятся грудой камней. И небо день ото дня становится шире.

Отец ждет не дождется, чтобы и наш дом снесли; ему не терпится рассказать маме последние новости.

Мэри, сегодня займутся Помрой-стрит! Я видел, как они там ходили с рулеткой. Мистер Мекис сказал, он получил пятьсот фунтов! Мэри, нам выплатят компенсацию.