Ученик: Ну вот это вот там «простите», «прошу прощения» – ну это означает, что человек должен простить или нет. А он скажет: «А я не прощаю». А почему он должен решать, что меня простить?
Учитель: Нет, не он должен решать. Это вы просите у него прощения, дальше его выбор. Он делает свой выбор, а вы свой. Вы просите прощения, потому что вы не заметили, шли. А дальше его выбор. Не стоите и не ждёте: «Ой! Она будет говорить: „Так! Ты знаешь, я тебя не прощаю. Не, ну если ты пятнашку дашь, тогда ладно“». Нет, конечно, такого нету. Вы извинились, потому что вы не заметили. Всё. А дальше дело Мии. И карма её. Прощать вас, нет – карма её. Вы пошли дальше, а она может вам вслед кинуть: «Да будь ты проклята!» Ну это её игра уже.
Ученик: Ну, в общем, и с Васей мы также себя зомбируем, как бы вот он рядом, он, чисто там, не знаю, на импульсах на каких-то.
Учитель: Потому что уже вы зомбированы – обществом и родителями, потому что мама всё время объясняла вам, что Вася должен быть, пускай хоть плохонький, да мой. Потому что, конечно, надо рожать деток, ещё чего-то. Для кого? Зачем? Кому? Каких деток? Не понятно.
Ученик: То есть какой-то всеобщий крах получается.
Учитель: Конечно. Поэтому мы и говорим о реальных вещах. А не об игрушках. О нашей ответственности за эту жизнь, то, что мы делаем. Не о том, как в социуме жить. Как в социуме жить – для этого психологи есть. Которые вам объяснят, что для того, чтобы в социуме было нормально, чтобы с мужем было нормально, надо общаться вот так, так. Надо бы иногда при этом рассказать, иногда нет, иногда поделиться, иногда ласково встретить, ещё что-то. Это психологи вам объяснят. Как строится данное общество. А мы говорим, как жить в йоговском стиле жизни независимо от какого-то общества.
Ученик: Тогда в основе философии должно быть радоваться и не обижаться на всё происходящее, должны лежать совершенно другие представления.
Учитель: Ну так положите их! А то получается, как вот с майором с этим, который у Лимонова был. Майором был, военным там, выполнял военный долг, его били. Пошёл выполнять мирный долг за страну, опять бьют. От этого и умер. Где хорошо? Где плохо? Там бьют и там бьют. Там чужие бьют, здесь свои бьют. И как быть? А, с другой стороны, ты, майор, воин, ну и должен умереть от побоев.
Ученик: С благодарностью.
Учитель: С благодарностью. Ну не знаю, смог ли он благодарность осилить. Боюсь, что нет.
Ученик: Ну я про другое.
Учитель: А я про то. Ну это примерно одно и то же всё. Это же всё.., так казалось бы, «я вот не могу хорошо ни о ком думать». Ну это я перефразирую, но примерно одно и то же. Хотя, с другой стороны, о ком хорошо думать-то? Мия рядом сидит, вон в часики играет. Или о Еве хорошо думать? Или о президенте хорошо думать? Никто не достоин вообще хороших размышлений. Никто.
Ученик: Почему?
Учитель: А чем? Что хорошего Ева сделала? Да ничего. Что хорошего Мия сделала? Ничего.
Ученик: Ну всё хорошо, пока на какую-нибудь больную мозоль не наступили.
Учитель: Чтобы не наступили на больной мозоль, надо придерживаться большого расстояния. Тогда не наступят. Причём, ещё лучше тёмные очки одеть, чтобы не было видно выражения глаз. А то сглазят. Так тогда ещё надо и в броню закутаться, чтобы никакая стрела не прошла. А в этом ходить будет невозможно. Тогда нужен бункер какой-нибудь, чтоб там сесть и сидеть.
Ученик: А мысль-то прорвётся.
Учитель: Да мысли прорвутся везде, мы сами себя тогда сгноим: «Вот, дожила, в бункере сижу, уже выйти не могу, нажила себе врагов». Вот. Поэтому мы говорим о благодарности, о состоянии благодарности. Благодарность всем. Благодарны Мие, благодарны Татьяне, Татьяне другой, благодарны Эмили, благодарны Еве, благодарны даже президенту до тех пор, пока президент не сказал, что он самый лучший. До тех пор, пока Эмили какую-нибудь глупость не сделала, на ваш взгляд. И так далее, и так далее. Поэтому всё оно не так легко и просто. Совершенно вроде бы простые вещи. Мы уже много времени официально говорили о том, что всё, организуем как бы Центр – это основное, и от него отходят ветви – отделения. Отделение Питерское, отделение Иркутское. Но в силу ряда наших особенностей, где-то, может, время упустили, теперь в Питер я каждый раз приезжаю, мне говорит Анна собственно: «А почему это в Москве Центр?». Я говорю: «Ну так вот». «Нет, это что? Это потому, что вы живёте там? Ну давайте, будете здесь жить». Потому что ей удобно. Ей удобно, что Центр тогда будет в Питере, тогда она «Владычица морская», она хозяин всего. Она не хочет, чтобы Фрося указывала ей, что надо делать. Как и каждый не хочет, да? Попробуйте Мие указать: «Мия, а теперь ты встаёшь в полпятого, делаешь то, то, то». А Мия скажет: «Подожди же! У меня вон Витька рядом. Я не могу встать полпятого, потому что он сразу нервничает, просыпается». «Нет, ты обязана!» Конечно, лучше, когда Мия хозяйка, Владычица морская и делает то, что ей удобно. Удобно.
Или Иркутское отделение, даже и не собирается. Всё.
Если что, Анна делает попроще. Она человек простой, открытый или потому что я иногда приезжаю чаще в Питер, чем в Иркутск. Вот.
А Татьяна просто, как ей чего-то неудобно, она просто молчит. Её нет. На связи нет. Потом, когда возникает вопрос – надо бы денег для того, чтобы офис снять, тогда она просыпается, говорит: «Ой, надо вот нам юрту менять». Вот оно всё, элементарные вещи. Вы попробуйте-ка с этим договориться. Ха, вроде элементарные вещи. Подумаешь. Ну да, решили, что центральное отделение в Москве. Хорошо. Проблемы какие? Нет. Проблемы не просто, а серьёзные. Никто не хочет, чтобы над ними стояло какое-то центральное отделение. Никто не хочет. Всё просто вроде бы, казалось, мы говорим о духовной организации, ни о чём ещё. Ничего подобного.
Ученик: Так всегда было вроде Центральное отделение.
Учитель: Да вот… вот идите, объясните. Расскажите всем, что всегда было. Сейчас рамки введут, тут же Питер скажет: «Ага! Мы вот организовали там первые, мы сделали то-то, вот то-то, то-то, то-то. И вообще у нас в Питере всё есть, а в Москве у вас ничего нет». Что мы скажем? Ничего. Да, делали, и ничего нет, а у них есть. Иркутск тоже скажет: «У нас есть. А у вас ничего нет опять же». Да?
Поэтому вроде бы элементарные вопросы, их решить невозможно. Элементарные вопросы, да? Даже когда и речь-то о деньгах больших не идёт, вообще о деньгах речь особо не идёт. Ан нет. А амбиции-то всё-таки то.
Поэтому оно вроде бы как бы смешно, покуда не касается конкретного дела. Вот только касается конкретного дела: «А почему собственно так?». Всё. И сразу непонятно чего делать, как общаться. Ну вроде как вопрос элементарный, решаемый. Вон Еве сколько раз я говорю, что надо делать серьёзную работу. Ева взялась вести коммерческую организацию, казалось бы, для Школы, во имя Школы, делай. Нет, бесполезно. Ева делает так, с пониманием своим, главное, чтобы ей пятнадцать рублей хватило на её собственное обеспечение. Потому что больше не убавить. Не знает, как убавить. Говорю: «Ева, надо шагать!» «Да, да, да, да!». Потом Ева поступает так же, как Татьяна – исчезает, без связи, исчезает. Потом спустя месяц, полтора появляется, как чёртик из табакерки, делая невинный вид, думая, что я всё забыл, уже всё, и поэтому «ну а теперь у нас то-то-то-то, то-то-то-то». Я говорю: «Да, да. То-то. Всё хорошо». Киваю головой как болванчик китайский. Ева радостно убегает: «Фух! Отлегло, не коснулось больных вопросов». А я всё думаю: «Твою мать, ну сколько можно? Одно и то же, а?». Одно и то же вместо того, чтобы делать. Хотя, по классике, слово Учителя – закон. Закон! Сказал, должен сделать. Не знаешь как, обязан, обязан собрать все данные, обязан сделать. Да, это вот трудно. Собственные страхи все.
Ученик: Ну у кого-то есть коммерческая жилка, а у кого-то нет.
Учитель: Если Учитель сказал: «Надо сделать», значит, можно умереть, а сделать. Независимо, есть у вас жилка или нет. Учитель сказал, он знает, что, кого и как. Вы берётесь – обязаны сделать. А, когда вы не делаете, это означает, что ваше собственное мнение намного более значимо, чем мнение Учителя. Хотя, с другой стороны, это парадоксально. Логика тоже хромает у вас. Когда вы приходите учиться, там возьмём институт, вы обязаны профессора слушать, хотите вы этого или не хотите. Он даёт вам задание, которое вы обязаны к завтрашнему дню сделать. Если вы не сделаете, вы вылетаете из института без вопросов. Никто даже обсуждать не будет. То есть о том, что «а у меня вот такое мнение». Но, может быть, ближайшие пять минут послушает, если серьёзно будет – вдруг вы гений. Вдруг у вас что-нибудь действительно гениальное. Но когда увидит, что ничего гениального, а ахинея одна, то наплевательство возникает. Чего? Всё. А мы считаем нормой, что «не, ну я же лучше знаю, я это не могу делать, о чём вы говорите». А чего пришли учиться? Зачем? Тогда в чём смысл? Смысл как раз именно в том, чтобы сделать то, что боишься, не умеешь, страшно, но делаешь. Тогда смысл есть. А иначе смысла нет. Иначе смысла нет. Иначе получается полная дрянь. Поэтому я и говорил вам, все пропускают мимо ушей, начали мы с лёгкого, с тела. Работа с телом – самая лёгкая. Но мы и в теле особо ничего не делаем. Хотя с телом вроде всё более-менее ясно. И то ничего не делаем. А с сознанием вообще не понятно. Даже вот элементарная вещь, ну вроде бы, то есть базовая, элементарная, в смысле того, что она вот начальная – формирование состояния благодарности. «Да твою мать! Да за что мне всех благодарить, а? А что, там внутри начнётся счастье? Отец пил, мать пила, меня там бросила, ещё что-то. Я должен благодарить этот мир? Я выжил сам и т-т-т». Какая благодарность может быть? Да никакой. И переключиться в это состояние нужны серьёзные усилия. Действительно серьёзные усилия, фантастические усилия. Для этого и пришли в Школу. Как раз мы говорим, что нас никто не наказывает, никто не выгоняет, на самом деле более страшной формы не существует, не существует. Вас никто не наказывает, вы делаете то, что делаете. В вашем личном деле записано то, что вы делали. Учитель вам даже слово не говорит. Ладно, делают люди и делают. Всё. В вашей учётной карточке это всё есть, всё записано, что было, как было, когда, в какой момент. Потом, когда вы вдруг начинаете вспоминать, а как было. А как? Вот оно, вот оно, вот оно. Всё записано. Всё. Учитель с палкой не стоял, ничего, вы делали всё сами. Задание вам дано, вы делали сами. Всё записано. И не отвертеться. От Учителя можно отвертеться ещё, а тут нет. Всё записано. Поэтому Учитель, он и не стоит с палкой над вами и не кричит, что «а-а-а, давай-й-й», ещё что-то. Ну не хотите, не надо, нет так нет, нет проблем, нет вопросов. Просто мы не понимаем, что такое духовная Школа. Нам кажется, что это: «А подумаешь. Что в обычной школе. А не буду я сегодня уроки делать. Не хочу. Не хочу делать». И то не проходит, эти хвосты остаются, и так и остаются хвостами на всю оставшуюся жизнь. Поэтому тут всё серьёзно. В духовную Школу пришли, всё серьёзно тут. Никаких, никаких игр. «Ой, я понарошку сейчас, а вот потом я начну всерьёз». Нет. Потом всерьёз ничего не бывает. Ну или сразу всерьёз, либо никогда. Так устроено в силу этих фундаментальных законов. Вот. Поэтому они и озвучивались сначала, чтоб вы имели возможность, да, имели возможность о них подумать. И Учитель имел возможность сказать, что я о трёх законах вам сообщил. А то, что вы на них внимания не обратили – это ваш вопрос. Всё оно серьёзно, всё оно по-настоящему. Потому что опять же сознание, оно отличается тем, что организм, я много раз об этом говорил, работает на привычке. И такие банальные примеры привожу. Вам вот до какого-то момента сложно поднять на человека руку, до тех пор, пока вы не подняли однажды. Когда уже однажды подняли, второй раз идёт почти на автомате. Почти на автомате в силу первого фундаментального закона – мысль материальна. Вы справились с неким запретом внутренним на повреждение физического тела другого, справились. Вынесли Мие по уху, она ходила с опухшим ухом два месяца. Дальше раздача оплеух происходит почти автоматически с увеличивающейся скоростью. Только кто-то что-то вам не то сказал, у вас сразу сознание взыгрывает, сразу рука поднимается, и лезет в ухо сразу рука. Это закон мысли так работает. И никуда мы от этого не можем убежать. Никуда.