Поэтому, конечно, плюс, скажем, что вот за проект какой-то взялись, спустя двадцать лет вставать рано там… ну критики не выдерживает. Как я и говорю, по окончании института – вспомнить таблицу умножения. Особенно, если это науки естественные были. Математика, физика, так далее. И договориться: «Давайте наконец таблицу умножения выучим, а, хотя бы». Ну… примерно так это выглядит. Примерно так это выглядит.

А почему, собственно, да вот? У нас же как бы Храмы должны были быть. Почему их остановили? Потому что профанацией заниматься не надо. Надо всё-таки несколько иначе делать. Где Храм Я? Где Храм Я? Где Храм Я? Где? Вот. А, казалось бы, Храм Я как раз вот занимается именно вот этими вопросами внутренними. Это страхами разными, сложностями, которые возникают при выполнении какого-то действия, отсутствие желания, появление желания, ещё что-то, как раз вот… Нет. Храм Я ничего этого не делал. Как и все остальные. Почему? На этот вопрос ответа нет однозначного. Это просто относится к нашей ментальности. Потому что на самом деле было бы честнее, скажем, вместо разных фальсификаций, будь то в Храме Смерти, будь то в Храме Я и Храме Тела, честно сказать: «Нам своя шкурка ближе и нам ближе наше благополучие. А что там делается с этими сложными вопросами, мы пока к этому не готовы». Это было бы намного более честно.

Ученик: Даже вот при том, что своя шкурка ближе к телу, возникает столько много разных вопросов, которые…

Учитель: Каких вопросов? Каких?

Ученик: …открытости, ну, друг перед другом, можно было проще решать.

Учитель: Да?! И где вы видели открытость?

Ученик: А не хочу, да.

Учитель: Вот и всё. О чём вы? И вы первая же не хотите.

Ученик: Нет.

Учитель: Вот и всё. О чём вы говорите тогда? Поэтому легко спрятаться за проектом детским и радостно говорить: «Вот получилось! Две недели выдержали играть в песочнице». Каждое утро выходили, лопаточкой копали, горки складывали, игрушки лепили. Легче, потому что, конечно, внутренняя суть ваша не затрагивается. Чуть немножечко себя – раз! Всё.

Ученик: Я не знаю. Я бы с праздниками не стала на каком-то этапе эти асаны делать. Потому что так больно было.

Учитель: Ну это вот всё к этому. Извините, если вы взяли… Вот чем отличается профессионал от непрофессионала? Профессионал, он знает, что он хочет и даже, если ему больно, он попросит, если у него у самого не хватает сил, он просит, чтобы ему с ним это сделали для того, чтобы у него была и подвижность лучше, и гибкость – и вот это отличает специалиста, который на это идёт специально, сам идёт. А неспециалист, который пришёл, просто так пришёл, случайно шёл мимо, поэтому: «У! Мне больно и не буду, не буду. Я лучше полежу тут». Ну это ни о чём. Это вот ну ни о чём. Просто ни о чём. Да, конечно, больно. Кто сказал, что в теле не больно работать? Причём, я говорил ещё, что самое сложное работать – это с сознанием работать. Самое сложное. Что оно намного сложнее работы с телом. Оно болит чуть-чуть, но сознание болит не чуть-чуть, а долго. И его не уловить – ещё плюс.

Ученик: Ну я же сделала асаны.

Учитель: Что? В проекте детском. Ну сами, ну себя послушайте. Ну ни о чём разговор. Я же говорю, таблицу умножения спустя пятнадцать лет, учась в школе, потом в институте, я к концу выучила всё-таки. Ну критики не выдерживает никакой, ну просто. Таблица умножения выучивается в первом классе или во втором за вечер, за два. Всё. А за пятнадцать лет – это да! Это, конечно, подвиг. Ну чего? Вам поставим отдельно памятник, что там выучила.

Ученик: Так не болело раньше, как сейчас.

Учитель: Да ну, глупость. Ну, ну не надо. Естественно, вам же не пятнадцать, а двадцать пять. В пятнадцать-то больно, а в двадцать пять ещё больнее. Естественно. Поэтому говорить о том, что «ну так же не болело». А вы и не работали так, поэтому и не болело.

Ученик: Моральный фактор у нас у всех не очень, поэтому и стараешься особо не распространяться о своих состояниях.

Учитель: Ну так и что делать? Закрываться или что? Да, моральный фактор у нас не очень, а что вы сделали для того, чтоб он был очень? Или хотя бы как-то менялся. Ничего. А, наоборот, ещё усугубляли, утверждая, что что-то делаем, ничего не делая, глотая этот обман, который, естественно, разъедает наше сознание и губит дальше. Мы спокойно, в силу того что в обществе это нормально, мы спокойно это делали.

Как нам жить дальше? Чего будем делать?

Ученик: Теперь всё заново начинать.

Учитель: Всё заново начинать. Вот мы видим, как люди начинают заново-то. Они думают, что скорей всего я не приеду, поэтому вместо того, раз я не приеду, есть возможность обсудить те вопросы внутренние, которые нам мешают двигаться, и выработать что-то. Нет. Ничего подобного. Голова так не работает. А всё это относится к нашему моральному фактору в том числе. Если мы включаемся что-то делать, подразумевается, что мы это делаем, а не просто манкируем этим. Подразумевается, что мы включаемся в это по-настоящему. Или даже, если кто-то ломается на пути, не хватает сил, не хватает моральных сил, не хватает моральных сил. Многих же ведь нет сейчас. Я не буквально сегодня, а вообще. Нет почему? По простой причине. Некоторые, да как вот, Татьяна была. Да, она пришла с целью замуж выйти. Вышла замуж за этого химика нашего. Всё, успокоилась. Где она Татьяна-то? Нет Татьяны.

Учитель: Да, где у нас Храм Смерти-то? Вот Элина сидит. Где? Десять лет ничего нет.

Ученик: Вы сказали, что он уже родился.

Учитель: Вы меня внимательно слушаете, что я говорю? Внимательно слушаете? Десять лет ничего нет. Я недавно пояснял что? «Ой, я боюсь!» А если честно: «Да и по хрену он нужен, Храм Смерти этот». Особенно в то время? Им главное, чтобы было дома спокойно и благополучно. И всё. Так и все в общем-то. Поэтому какая работа может быть? Да никакой. Когда работа, ты полностью подключаешься и полностью работаешь. А так нет.

Кто хочет в Сибирь ехать работать? Никто. Никто. Кто хочет поддержать в Иркутске наш центр? Никто. Вот и всё. Вот и всё. Сидим.

А просто мы привыкли в нашем обществе: сказал одно, сделал совершенно иное, подумал третье. Вот так и живём. Так и живём. Конечно, всё рассчитано на то, что, действительно, работать надо, то есть пришёл и отдаёшься делу по-настоящему, полностью включаясь, а не так, не в игрушки играя. Но если играем в игрушки, то хотя бы честно. А не получается честно играть в игрушки, не получается.

И самое интересное, что никуда всё не исчезает, всё останется с вами, всё, что вы делаете или не делаете, или о чём думаете – всё остаётся с вами. Всё это ваше. Всё это формирует вас. Ладно бы где-то, если мы чего-то намазали тут не так, стену закрасили быстро – и не видно. Взяли покрасили хорошо – и ровная стена, всё нормально. А никуда же не уберёшь. Это с нами до тех пор, пока мы когда-нибудь это не исправим, в этом ли воплощении или в следующем, оно так и будет нас связывать, будет нас опускать вниз. Оно так работает просто. Хочу я этого не хочу – оно работает так. Скажем, если сказал, что «да, я вот решил поступить в институт». А потом загулял, ещё что-то. Ну тебя выгнали. И осталось это с тобой. Никуда не убежишь. Это с тобой внутри, как состояние то, что ты не справился. Вот кто-то мне говорил: «А я троечницей была, поэтому я боялась всякой работы такой, какая даёт специализацию». Боялась. «А я троечницей была» – всё, это сидит в сознании, никуда не уберёшь. Оно сидит. И то, что мы взялись что-то делать, и делали так, как делали – ну оно с нами в сознании и сидит. Вот сколько делали, вот столько оно вот и помнит. Так уж мир устроен. Такие его особенности. Мы, такие специалисты, должны знать об этих фундаментальных законах. Мысль материальна. Нет, ну ничего не сделаешь с этим. Ну ничего не сделаешь.

Мы говорили, если даже идти к теме о медитации, что надо сначала осваивать состояние благодарности. Обязательно. Иначе, иначе будет не то, что надо. Будет не то, что надо.