<p>
Спустя семь лет после переезда братьев в город не стало их бабушки. Она умерла тихо, во сне. Возраст брал своё, управляться с хозяйством она уже не могла, последние годы Клаэс полностью обеспечивал её лучшими продуктами и очень просил перебраться к ним, уж нашлось бы место, и ему бы так даже было спокойнее, ведь она могла бы присматривать за Нэми. Но Ида наотрез отказывалась. Она хотела умереть в привычной обстановке, на земле, ставшей ей родной.</p>
<p>
Нэми окончательно пал духом. То есть — вообще не трезвел. А у Клаэса не было времени унывать. Он старался уберечь брата от петли. Нэми и так совсем за собой не следил, это по мере сил приходилось делать Клаэсу. Он всегда был покрыт синяками и ссадинами разнообразных масштабов, и не обязательно от того, что кто-то в очередной раз решил проучить его за хамство. Нэми, казалось бы, существовал в каком-то собственном измерении, очень часто и надолго выпадая из реальности, забывал поесть, постоянно спотыкался, потому что не смотрел под ноги, врезался в углы мебели и дверные косяки, а сколько раз его едва не сшиб автомобиль во время переправы через дорогу – не сосчитать. Забота о брате Клаэса не очень-то и обременяла, она не давала ему зацикливаться на прочих жизненных неурядицах, этого впоследствии сильно не хватало. На том месте, где всегда был Нэми — теперь зияла разъедающая здоровые секторы сознания пустота.</p>
<p>
Спустя два года после смерти бабушки, в возрасте тридцати двух лет Нэми Андер покинул этот бренный и столь ненавистный ему мир.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
0.2. ЧАСЫ.</p>
<p>
Это произошло в марте. Ничто не предвещало беды. Брат вёл себя привычным, не вызывающим подозрений образом. Среди ночи Клаэс проснулся от возни и шума периодически падающих с полок на пол вещей. Прищурившись, он рассмотрел в сумраке очертания Нэми, суетящегося по комнате. На вопрос, что он ищет, Клаэс услышал лишь нечленораздельный, но явно нецензурного содержания бубнёж. Наконец, брат застыл на месте, застёгивая на костлявом запястье металлический браслет старых дядиных часов. Клаэс напомнил, что они давно не работают, а Нэми ответил: «Бумажные журавлики, Клаэс, время складывать бумажных журавликов». Это последние слова, которые он услышал от брата, потому что решил не придавать значения обыденной чуши и беззаботно заснул обратно, а когда прозвенел будильник – Нэми в квартире уже не было. Ни вечером, ни на следующий день он не вернулся. Такое случалось и прежде, Клаэс успел привыкнуть, брат без предупреждения мог пропасть и на более длительные сроки. Обычно, по возвращению он говорил, что гулял, или же вообще воздерживался от пояснений. Мобильным телефоном Нэми пользоваться не умел и не желал учиться, потому связаться с ним во время таких вот «прогулок» не представлялось возможным.</p>
<p>
На момент обнаружения тела из личных вещей при Нэми удивительным образом оказался его паспорт. Для Клаэса это стало сюрпризом, ведь он был уверен в том, что брат понятия не имел, где хранятся документы. Внимание привлекли и дядины наручные часы, стрелки на которых застыли на 02:51. Согласно заключению медицинской экспертизы смерть наступила в результате утопления в промежутке между пятью и шестью часами утра. В полиции предположили, что это было самоубийство, в чём Клаэс не смел усомниться. Нэми спрыгнул в глубокую, бурную реку с высокого моста, ведущего на другую сторону города.</p>
<p>
Вернувшись домой после опознания тела, Клаэс заварил себе крепкого кофе, но пить не стал, полтора часа просидел на кухне в тишине с кружкой в руках, думая о том, что брата лучше похоронить в деревне рядом с бабушкой. На церемонию приглашать было некого, все их близкие родственники уже умерли, а друзьями Нэми не обзавёлся. Впрочем, был один человек, который хорошо к нему относился — Сергей Витальевич Василевский, работающий в местной психиатрической клинике. Он даже пристроил туда Нэми на должность дворника, который продержался там рекордный срок в полгода, но в итоге был уволен высшим руководством за неприемлемые оскорбления некоторых сотрудников.</p>
<p>
Клаэс набрал номер Сергея и невозмутимо сообщил трагическое известие. Затем он позвонил на работу, объяснил ситуацию и предупредил, что воспользуется правом на выходные для урегулирования всех дел. Противоестественное хладнокровие и спокойствие он позже объяснял самому себе заторможенным процессом осознания произошедшего, потому что чуть позже все его защитные барьеры равнодушия, возводимые годами, феерично рухнули.</p>
<p>
Вдруг Клаэс ощутил острое, почти болезненное желание выпить чего-нибудь крепкого. Разумеется, он употреблял алкоголь и раньше по каким-нибудь торжественным поводам, но без фанатизма и в крайне умеренных количествах. Сперва он обыскал квартиру, надеясь найти заначки Нэми, но таковых обнаружено не было. Далеко идти не хотелось, Клаэсом овладел совершенно несвойственный ему упадок сил, потому было принято решение наведаться к соседу-самогонщику и впервые продегустировать его продукцию. Очень скоро цель была достигнута, Клаэс выплеснул остывший кофе в раковину, тщательно отмыл кружку, вытер насухо, сел за кухонный стол и поставил перед собой пластиковую полторашку, наполненную мутноватой жидкостью, от одного запаха которой защипало носоглотку и пищевод. Ну, Нэми же это как-то употреблял, причём в несоизмеримых объёмах. Клаэс без закуски и запивки принял первую кружку, затем вторую. Самогон был отвратительным — и это мягко говоря. На третьем заходе дыхание его вдруг перехватило, как если бы кто-то с неистовой силищей нанёс удар по грудной клетке. Из глаз ручьями потекли слёзы. Клаэс уткнулся лбом в столешницу, запустил пальцы в свои всклоченные волосы, будто намереваясь выдрать их с корнем, и закусил нижнюю губу, дабы не завыть в голос. А вой и впрямь норовил вырваться наружу. Корявая лапа горя сжала сердце, впившись в него длиннющими острыми когтями. Клаэс и вообразить не мог, насколько важен для него был Нэми. Запоздалое осознание произошедшего оказалось невероятно болезненным. Клаэс впервые совершенно растерялся и не имел представления о том, как это пережить. За пару часов он опустошил полторашку и отправился за следующей, в надежде достичь эффекта абсолютного забвения. Сосед-самогонщик, удивлённый и первый раз, на второе пришествие отреагировал и вовсе с неодобрительным подозрением. Он знал Клаэса, как порядочного трезвенника. «Колян, ты чего это, а?», — решил прояснить ситуацию недоумевающий сосед. «Наум умер. Утопился». На этом вопрос был закрыт.</p>
