<p>
У дяди выдавалось не так много свободных дней, за исключением воскресенья и половины субботы он с утра до вечера находился на работе и случайных калымах, потому что комфортная жизнь в городе стоила приличных денег. Клаэс очень быстро освоился, хорошо изучил центр и ближайшие к дому Паши районы, потому вполне мог гулять самостоятельно, а Нэми мрачной тенью всюду бродил за ним. Казалось, что прекраснее жизнь стать уже не может, Клаэс вот-вот должен был окончить девятый класс и сразу после этого планировал переехать в город, найти для себя работу и снимать собственное жильё. Дядя жил в однокомнатной квартирке в старой пятиэтажной хрущёвке. И без того маленькая площадь из-за нагромождения мебели и бытовой техники казалась совсем крошечной, а на кухне двум людям уже было тесно, если доводилось находиться там одновременно. Паша и без дополнительных уговоров прописал бы племянников у себя, но Клаэсу не хотелось доставлять ему неудобства. Судьба сыграла злую шутку, распорядившись так, что его желаниям суждено было сбыться, но такой ценой, что Клаэс, зная обо всём наперёд, не задумываясь отрёкся бы от своих устремлений.</p>
<p>
На сорок шестом году жизни дядя Паша без каких-либо предпосылок решил свести с ней счёты. Он повесился на своей кухне, предварительно позаботившись об оформлении завещания, согласно которому всё его имущество переходило племянникам. Находясь в деревне, Клаэс не имел возможности поддерживать с дядей общение, хотя у него и имелся простенький мобильный телефон, подаренный Пашей, но вот связи там не было, как и электричества для зарядки, потому пользоваться гаджетом представлялось возможным только во время визитов в город. Тело провисело в петле несколько дней, пока до соседей не начал доходить запах разложения. Тогда в присутствии участкового был вскрыт замок, медицинские работники констатировали смерть, а ещё через четыре дня почтальон доставил бабушке Иде трагическое известие. Её адрес дядя указал в предсмертной записке, состоящей всего из пары фраз. «Я очень устал. Простите меня». </p>
<p>
На тот момент Нэми исполнилось двадцать два года, а Клаэсу – семнадцать. Нэми не выказал признаков потрясения. Клаэс на тот момент тоже понимал, что взрослые далеко не все свои чувства и эмоции делят даже с самыми близкими людьми.</p>
<p>
Официальным наследником был Нэми, потому как Клаэс ещё не достиг совершеннолетия. Для вступления в наследство пришлось обойти несколько государственных инстанций, провести долгие часы в очередях для оформления прописки и собственности, Клаэс полностью руководил процессом с присущей ему собранностью и ответственностью, а Нэми лишь ставил подписи там, куда младший брат тыкал пальцем. Спустя пару месяцев на семейном собрании было приято решение, что для Клаэса будет лучше с концами переехать в город. Никто не сомневался в его навыках взаимодействия с внешним миром. Нэми собирался переезжать вместе с ним, что Клаэса удивило, он понимал, сколь тягостно для брата многолюдное общество, и попытался отговорить его, ведь и бабушку бросать совсем одну не хорошо. Для всех было бы лучше, если бы Нэми остался в деревне, но тот оказался непреклонен. Клаэс для себя объяснил это тем, что старшему брату он по-прежнему казался недостаточно взрослым для самостоятельной жизни, и тот считал своей обязанностью позаботиться о нём. Но обстоятельства сложились равно наоборот, и Клаэсу пришлось заботиться о Нэми. </p>
<p>
В течение первой же недели Клаэс нашёл работу грузчиком на мебельной фабрике. На что-то большее с девятью классами образования и отсутствием опыта рассчитывать не приходилось, но Клаэс был вполне доволен. У Нэми же с трудоустройством сразу возникли проблемы. Он пробовал работать в разных организациях уборщиком дворовых территорий, подъездов или торговых площадок, но очень скоро его отовсюду гнали. Первая причина — хамство начальству и коллективные жалобы жильцов или покупателей, вторая — неконтролируемые запои. Гармонично сосуществовать с социумом Нэми оказался не способен. У него сложился сложный характер, который с возрастом лишь сильнее портился. Рядом с таким человеком ужился бы далеко не каждый. Нэми был ворчлив, вечно всем недоволен, нелюдим, неопрятен, бестактен и — что, пожалуй, самое неприятное — откровенен до отвращения. К такому не стоило обращаться с вопросом, идёт ли тебе новая причёска, начал бы Нэми с того, какая она ужасная, а закончил тем, что ты на матери-земле — гнойный прыщ и существования в принципе не достоин. Нэми всех ненавидел. Он мог без видимых оснований обругать любого, кто оказался рядом, будь то сосед, приятели или девушка Клаэса, случайные прохожие, люди, которым не посчастливилось занять соседнее с ним место в очереди, а в некоторых случаях брат мог даже спровоцировать драку. Ситуацию значительно усугубляла прогрессирующая тяга к алкоголю, проявившая себя после обоснования в городе. Пил Нэми регулярно и много. Так как личные деньги у него появлялись исключительно редко – он не мог себе позволить качественные, дорогие напитки, потому довольствовался дрянным самогоном, чьё производство было отлажено в квартире напротив. На пороге своего тридцатилетия он вёл себя как выживший из ума чрезвычайно агрессивный старик и выглядел подобающим образом. Клаэс неоднократно намекал брату, что он похож на бомжа, и неплохо бы чуть больше внимания уделять личной гигиене. Душем он пренебрегал, так же, как и зубной пастой, бритвой, дезодорантом, расчёской... Ту копну волос, которую по ошибке можно было принять за птичье гнездо, прочесать представлялось совершенно невозможным, а если и попробовать, то пришлось бы драть с клоками или брить наголо. Новую одежду он приобретать отказывался и ходил в ветхих дядиных обносках из прошлого века. Иногда поведение Нэми становилось совсем уж странным. Он мог на протяжении долгого времени буквально преследовать Клаэса по пятам, ничего не говоря при этом, просто всюду таскался следом, периодически лез обниматься и едва не плакал при этом, обдавая терпким перегаром. Но большую часть времени брат ворчал, сквернословил и насылал проклятья на всё человечество, запивая матюки самогонкой. Даже Клаэс с трудом выносил его. За исключением тех дней, когда Нэми впадал в беспросветное уныние, не вставал со скрипучего, промятого дивана, не ел и даже беспробудно пить переставал. Тогда брат хотя бы не создавал шума и казался почти милым.</p>
<p>
К Клаэсу, кстати, Нэми претензий не имел. И на том спасибо. Если бы приходилось и в свой адрес ежедневно выслушивать всевозможные оскорбления, то терпение и великодушие рано или поздно иссякло бы. Иногда Клаэсу удавалось вовремя урегулировать конфликты, утихомиривая брата одним лишь укоризненным взглядом. Нэми требовал особого подхода. В исключительных случаях у Клаэса получалось вызвать у него раскаянье. Нэми с провинившимся видом бубнил что-то вроде «ну прости» или «переборщил, ну, бывает», опрокидывал очередную рюмку и переходил в режим апатии. Впрочем, виделись они в основном только ранним утром и поздним вечером. Клаэс много работал, ведь пропитание, коммунальные счета, еженедельные поездки к бабушке на выходные и всё прочее оплачивать приходилось ему. После мебельной фабрики он нашёл чуть более прибыльную вакансию кладовщика в сетевом продовольственном магазине, где по желанию можно было работать хоть 24\7. Клаэс брал себе максимальное количество смен, проявил себя честным и трудолюбивым сотрудником, начальство ставило его в пример, а коллеги все без исключения относились к нему доброжелательно. Клаэсу не приходилось стараться, чтобы располагать к себе людей. Говорил он мало, сугубо по делу. Сам не навязывался, но по инициативе собеседника грамотно и деликатно мог поддержать любой разговор.</p>
