Когда вышли на ступеньки, я уверенно взял её за талию. Она только взглянула в мою сторону и ничего не сказала. Я чётко понимал, что должен делать всё продуманно. А как это делается? Шаблона не было, всё получалось экспромтом.
Мы пошли к набережной, что-то рассказывали друг другу. Оказалась, что она мама маленькой дочки, более того, она ходила на тот же Массандровский пляж со своей матерью и ребёнком, и загорала в том же пятом секторе, и по пляжу помнила меня! Через какое-то время я внезапно на середине слова впился взасос её в губы, крепко держа голову руками. Когда я отпустил её, сразу продолжил беседу с того места, где прервался, как будто ничего не было. Потом ещё один засос, ещё. Уже можно было гладить плечи, ягодицы. Она отвечала поцелуям, ласкам. Я предложил: «Спустимся к морю?» Она отказалась, но очень неуверенно. Мы добрели до какого-то топчана, присели. Было безлюдно, тепло, море ритмично накатывало мелкой волной. Я был возбуждён, но очень ясно мыслил, понимал, что нельзя допустить грубости и бестактности. На топчане я стал более инициативен, она отвечала мне, я понимал, что ей приятно, и это меня воодушевляло. Я знал Камасутру наизусть, и все виды поцелуев теперь можно было испытать реально, и я помнил, что борьба языков с плотно прижатыми губами – это вершина чувственных поцелуев! А ещё можно языком водить по её зубам, заводить за щёку, втягивать её язык в свой рот, не давая дышать! В какой-то момент мне удалось вздёрнуть её кофточку и припасть к соскам. Она была даже не плоскогрудой, а просто безгрудой, как подросток, только с женскими сосками. Одновременно, я понимал, что время позднее, что есть какой-то дискомфорт открытого пространства, шума, случайных прохожих. Теперь она спросила: «Спустимся к берегу?» – «Нет, пожалуй, неуютно. Давай завтра с пляжа поедем ко мне?» – Она согласилась.
Итак, завтра! Завтра ЭТО случится в моей жизни! Завтра я стану, наконец, мужчиной! Завтра!
Волнения новобранца не оставляли меня. Неопытный самец, я тогда думал, что стоит мне на секунду оторваться от ласк и раздевания женщины, она быстрёхонько натянет всё обратно на себя и убежит. Поэтому, когда я впился ей в губы, снимая с неё сарафан и сдёргивая с себя футболку, я думал о том, чтобы не было ни секунды паузы. Член надёжно торчал. Я стянул с неё трусики, опускаясь на колени. И вплотную оказался перед заветным, таинственным, манящим, пьянящим и непознанным…
Позже, много лет спустя, я в одном фильме услышал фразу, очень точно определяющую эту минуту, эту веху, этот водораздел в жизни молодого человека. «У каждого мужчины однажды наступает момент, когда женщина раздвигает ноги, и весь прежний мир летит в бездну».
Я не знаю, является ли таким моментом в жизни женщины дефлорация. Мне кажется, нет. Первые роды – вот разделение на жизнь до и после. Впрочем, женщины сами расскажут об этом.
Я уложил её на свою кровать, даже не стянул с себя брюки, только расстегнулся, вытащил своего восставшего дружка, как мог, прилёг на неё, целуя, но думая, что мне сейчас надо попасть «туда», не промахнуться. Опытная женщина, она немного раздвинула бёдра и легко пальцами направила меня к входу. Я почувствовал тёплую влагу своей крайней плотью. Вошёл уверенно, но сдержанно, медленно, на всю глубину. Первая волна сладостного чувства прошлась по мне, я понял, что могу потечь. Я вспомнил сразу советы Роберта Стрита по сдерживанию ранней эякуляции: надо мысленно отвлечься на сторонние темы. Я отвлёкся, начал что-то продумывать в своей голове. Предоргазменное ощущение ушло. Ушло надолго.
Все эти годы с того времени я периодически вспоминаю эту мою первую близость, анализирую и спрашиваю себя: что бы было, если бы я не сдержался тогда, а сразу выплеснул накопившуюся энергию, по мощности равную, наверно, взрыву в Хиросиме?
Я начал фрикции, аккуратно сопровождая их поцелуями шеи, сосков, губ, с багажом теоретических знаний приступил к воплощению поставленной задачи «удовлетворить женщину». Мы меняли позиции, но мягкая сетка железной кровати не помощник любовникам. Моя опытная подруга предложила переложить матрас на пол, чтобы она легла на живот, а я сверху. Мне это было просто в новинку, но эта поза потом станет основной в моей сексуальной жизни.
Короткая уздечка до боли плотно стягивала мою крайнюю плоть под головкой члена, эта болезненность переключала на себя мои эмоции, не давала им нарастать, чтобы замкнуть долгожданный рефлекс. Елда, привыкшая за десять лет быть отдроченной при закрытой головке, не принимала новых условий. Мне оставалось только долбить и долбить, ожидая естественного. Увы! Этого не случилось.
Я был внимательным, следил за её реакциями, подсчитывал в уме её оргазмы (тогда секс для нас, друзей, был спортом, и результаты скрупулёзно сравнивались).
– Пожалуй, хватит, он устал, – примиренчески сказала она, слегка поглаживая одержимого работягу. Я сам устал, ведь прошло уже четыре часа! Без эякуляции.
С этого дня, дня моей инициации, я вошёл в наши сексуально-спортивные хроники как «легендарный четырёхчасовой Гай». Один из моих друзей, а он поджидал под дверью со своей кралей, пока мы освободим помещение, позже рассказал: «Когда вы вышли из комнаты, твоя подружка едва сдерживала равновесие. Валя мне шепнула на ухо: «Ну, твой друг даёт!» Это польстило моему самолюбию, но внутри была червоточина, что даже такое долгое и победное соитие не завершилось истечением. Позже, я как-то рассказал своему приятелю-коллеге, что однажды трахал бабу четыре часа и не кончил. Он только ухмыльнулся: «Считай, что не трахал совсем! Вот я свою Наташку драл, так двенадцать раз спустил! Вот это секс!»
Так или иначе, я стал мужчиной. Я убедился, что я нормальный. Более того, сексуально сильный, могу удовлетворить любую женщину. И с этого дня внутренняя робость ушла от меня. И ещё. В тот памятный день, она пошла к себе домой, а я пошёл к пляжу пешком (обычно мы ездили на троллейбусе, это четыре остановки). Я не шёл – я летел. Мне было легко до невесомости, казалось, я могу взлететь, как птица! Так я сбросил с себя многолетний психологический груз.
Мы встречались с ней ещё один раз, через день. Всё происходило так же, как в первый раз, разве что я был значительно спокойнее. Я пытался ей предложить минет, водил удом по щекам, но она отказывалась. Я целовал её тело, спускался к лобку. Мне не было противно чмокать чуть в сторону, чуть выше подстриженного кустика. Я был полон ограничений и предрассудков, я сейчас и не помню, допускал ли я тогда куннилинг, должно быть, нет. Но я помню, что меня это не отталкивало, наоборот, притягивало. Я предлагал ей сделать фотографию ню, она отказывалась. Я приставал к ней с вопросом, а сколько раз она кончила? Она отвечала, что не считает свои оргазмы. Я спрашивал, хорошо ли ей было со мной? Она говорила, что хорошо, но с её московским любовником-итальянцем ей лучше, они одновременно кончают. Я ей признался, что она первая женщина в моей жизни, но она не поверила. В общем, я хотел ей нравиться, хотя наша случайная связь ни к чему не обязывала. Я просто был мальчик, новичок в адюльтере. Лица её сейчас не помню, имя запомнил: Лида Ж. из Москвы.
А вторую мою девушку звали Люба Щ. Она была из Ивано-Франковска, западэнка, ей тогда было 18 лет. В первый день мы пошли вечером в кафе, а потом гулять по парку. Было уже темно, около одиннадцати. В парке, казалось, не было людей. Я, уже опытный ловелас, быстро от поцелуев перешёл к глубокому прощупыванию и раздеванию, она не сопротивлялась, одновременно я и с себя снял всё и лёг на неё, но тут – о, ужас! – во тьме ночи прошла семья с ребёнком. Прошли, молча, а мы остались в том же положении. Естественно, возбуждение ушло и не приходило, я посасывал соски, мял её упругую грудь и тут – сирена! Прожектор патрульной машины! Я успел натянуть брюки, она сарафан. Милиционер светил нам фонариком в лицо, задавал правильные вопросы: что вы тут устроили раздевание в общественном месте? Откуда приехали? И тому подобное. То ли оттого, что мы не были пьяными, то ли из-за человеческой солидарности, они нас отпустили.
