Вертолеты выпорхнули из-за гор, похожие на озабоченных майских жуков, которые, как известно, по законам физики летать не могут, но летают, не зная об этом.

Пара «восьмерок», сделав залихватский разворот, опустились, одна за другой, метрах в ста от засады, а «крокодилы» - «двадцатьчетверки» - остались барражировать в небе, хищно обнюхивая складки местности, готовясь прикрыть пехоту, если духи явятся посмотреть, что там случилось с их «Симургом».

«Восьмерки» не глушили движки, и крутящиеся винты поднимали тучи пыли.

Из открытой створки выпрыгнул комбат - майор Подопригора – «слуга царю, отец солдатам», здоровенный, под два метра ростом, с внешностью запорожского казака. Его огромные усищи и бритый наголо череп сводили с ума гарнизонных дам, но Петрович свято соблюдал супружескую верность. Его мадам жила в украинском городишке, где базировалась его прежняя часть. Регулярно писала ему письма и примерно воспитывала на его зарплату троих детей. Кулачищи у него – размером чуть меньше боксерских перчаток. Бойцы его боялись, за вспышки гнева, но – откровенно любили. Он, как мог, прикрывал их в разных, скажем так, ситуациях, которых хватало выше крыши. Настоящий «батяня-комбат», хотя «хит» с таким названием появился намного позже.

- Смирно! Товарищ майор… - Шура вскинул руку к козырьку занюханной «песочки».

- Вольно! – отмахнулся Петрович. – Ну что, навоевались? У нас с Нового года без потерь с боевых возвращались, а у вас что? ЧТО, я спрашиваю? Какого хрена бойцы у тебя вылезли? Ты где был, куда смотрел?

- Но, товарищ майор, ведь результат…

- Да насрать мне на твой результат! Ты – Петрович махнул рукой в сторону вертушек, в которые грузили два завернутые в плащ-накидки свертка, - их матерям про «результат» расскажешь! В жопу свой результат заткни, «Кутузов»! Я с «Тюльпаном» лично тебя отправлю, ты понял? Казахи тебя встретят, как родного!

- Есть, товарищ майор! – Шура снова вскинул руку к козырьку. Лицо его покрылось пятнами, хорошо видными даже сквозь загар и въевшуюся грязь.

- Вы здесь прибрали? «Мясо» где?

- Там, - Шура махнул рукой в сторону свежей каменной насыпи.

- Все чисто? Сколько?

- Трое духов. Шестеро – «мирняк».

- Бабы? – обреченным голосом спросил комбат.

- И дети тоже…

- Твою мать… - Комбат выматерившись криком, как-то обмяк, и уже тихо и четко сказал: - Сидеть тебе Шура на Кабульском процессе. И мне со всеми вами рядышком…

- Так уж вышло, товарищ майор, - устало отозвался Шура.

- Ладно, потом отпишешь доклад по форме. Что взяли?

- Десять эР- эС, один Дэ-Ше-Ка, два китайских «Калашникова», один БУР, два ящика патрон калибра семь-шестьдесят два, двадцать «итальянок».

- Стволы, мины, боеприпасы – в вертушку. Остальное, вместе с «Симургом», подорвать и сматываться. В восемнадцать, ноль-ноль встречаемся дома. Вопросы есть?

- Трое из «мирняка» раненые. Куда их?

- Где они?

- Там, - Шура махнул рукой.

- Кто?

- Две женщины и ребенок.

Комбат снова выматерился.

- Ну бляха-муха… тяжелые?

- Одна – да, остальные чуть легче. Хотя…

Комбат на секунду задумался. Но только на секунду.

- Грузи в Бэ-Тэ-эР, и дуй в провинциальную больницу, сдашь раненых «зеленым», переночуете у советников, и утром – домой. Старшим… - Петрович посмотрел в сторону Никитина, и ткнул в него пальцем, - пойдешь ты.

Никитин козырнул:

- Есть.

Комбат не прерываясь продолжил:

- От советников, как доберешься, на связь с батальоном. И перед выходом – тоже. Понятно?

Никитин кивнул:

- Так точно.

Комбат добавил:

- У советников не напиваться! Все, до встречи!

Повернулся и пошел к вертолету, на ходу оглянулся и крикнул:

- Никитин! Поговори там ещё насчет стволов экзотических, - и, пригнувшись, придерживая кепку-песочку, побежал к вертушке.

Винты загудели и вертолеты поднялись в воздух.

Двенадцать бойцов на броне. Раненые загружены в железное нутро БТР (женщина с пулей в животе, похоже, не доедет, очень плоха).

Никитин с брони обернулся на ротного, как будто ждал от него напутствия.

Шура крикнул, стараясь перекричать рычание мотора БТР:

– С Богом! - и завистливо смотрит вслед своему взводному.

БТР взревел, обдав оставшихся сажей из выхлопа, и погнал по пустыне напрямик, держась подальше от гор и редких кишлаков.

Глава 2

***

Титры: Анапа. Краснодарский край. СССР.

2 июня 1988 года.

Тягостная атмосфера, свойственная любым поминкам поначалу, несколько ослабела. Голоса вокруг зазвучали громче. Люди вставали со своих мест, ходили вокруг стола, вели разговоры, звенели посудой. Кто-то из женщин менял тарелки «под горячее».

Окосевший, от выпитого на голодный желудок, Кирпич немного встряхнулся и, шаря по карманам в поисках сигарет. В глазах плыло, звуки слились, и он ощущал только общий бубнёж, который перекрывается более громким, хотя и таким же невнятным бормотанием в левое ухо.

Кирпич повернулся и сфокусировал зрение на рядом с ним сидящего дедка с двумя рядами орденских планок на потертом пиджачке. Дедок, слегка двоясь, что-то доказывал, обращаясь явно к нему, к Кирпичу.

- Что вы сказали? – из вежливости спросил Кирпич, стараясь сосредоточиться на собеседнике.

- Вот я и говорю, молодой человек, - нетвердым поддатым голосом ответил старичок, - что всю войну в дивизионной артиллерии. День в день! Вот ты скажи, у вас там есть калибЕр семьдесят шесть миллиметров?

- Не знаю, папаша, я не артиллерист, - Кирпичников начал быстро трезветь, вбирая окружающее все яснее. И, оглядываюсь в поисках спасения от навязчивого ветерана совсем другой войны, встретился глазами только с таким же ветераном, но уже справа от себя – тоже пожилой мужчина, и тоже с орденскими планками. Они встретились глазами.

- Пошли, парень, я покажу, - усмехнулся дед. Он был абсолютно трезв.

Кирпич осторожно поднялся и, стараясь идти ровно, стал выползать из-за стола.

- Помощь нужна? – дед взял его за локоть.

- Не надо, спасибо, - ответил трезвеющий Кирпич, слегка возмущенно.

………………………………………………..

На воздухе капитану ему стало заметно легче. Многочисленные клумбы с цветами дарили неповторимый коктейль ароматов, и ноздри Кирпичникова снова затрепетали.