- К машине!

И вместе с бойцами плюхается на остывшую за ночь броню.

Обняв автомат, словно постаревшую, но безумно дорогую любовницу, слегка нагнувшись в люк говорит, как Гагарин перед стартом:

- Ну, что, мля, поехали!

Поднимая пыльный шлейф, БТРы, числом три единицы, словно цепочка деловитых жуков-скарабеев, двинулась в направлении, прямо противоположном тому месту, к которому нам нужно было выйти в назначенное время. Предстояло еще чуток, до сумерек, попетлять по мандехам, чтобы запутать следы и сбить с толку возможное наблюдение духов с окрестных высот.

Никитин снова кричит в люк:

- Козюлис, слушай боевую задачу: петляй по мандехам до заката.Потом на точку.

***

Титры: Омская область. Сибирь. СССР.

31 декабря 1988 года

Кирпич пил. Пил остервенело, но алкоголь его практически не брал и от этого Николай чувствовал себя еще поганее. Алкоголь не давал забыться, а наоборот мучительно распалял воспоминания.

Он сидел и тупо переключал каналы в телевизоре пультом дистанционного управления на витом шнуре.

Его мать, рано состарившаяся и оплывшая женщина, страдая за него, выговаривала:

- Другие вон, люди, как люди. Работу себе находят. Жену. Тебе же не две руки оторвало, а только одну, так чего дома сиднем сидеть. Одевайся, пошли. Новый год уже скоро. Там и стол накрыт. И водка эта проклятая тоже есть.

Кирпич, не оборачиваясь к ней, бросил через губу:

- Нет, мать, теперь я пенсионер и работать мне не положено. Мне от Родины положен теперь хрен с маслом. От меня уже орденом откупились. Нет больше Кирпича – есть якдаст шурави бача. (титры: однорукий советский парень). Никому и на хрен не нужный. Иди без меня. Я вам всем только настроение испорчу.

Мать ушла.

На столе уже стояла пустая бутылка из под водки, и вторая была початая наполовину. В тарелке крупно порубленная колбаса, шпроты в банке и мороженая клюква. Поломанный руками хлеб. И пачка вонючей «Примы» Прокопьевской табачной фабрики.

Пил кирпич из эмалированной кружки, как привык еще на войне.

Он снова налил полкружки водки.

Поднял ее левой рукой на уровень глаз и сказал в пространство:

- Третий тост мы уже пили. Повторим его для моей руки.

И высосал до дна.

Тут на его плечо легла женская рука, и он даже не удивился. И не обернулся - просто бережно взял эту руку своей левой – здоровой - и прижался к ней небритой который день мордой. Лицом это было назвать трудно.

- Эх, ты, герой… - укоризненно сказала ему его жена, - Забыл, что обещал встретить Новый год вместе?

У двери, прислонившись к косяку, стояла мать и молча плакала, глядя им в спины.

Титр:

Конец фильма