Кирпичников пожал плечами. Ему действительно ничего не было понятно, кроме того, что перед ним сидит круглый болван, почему-то считающий болванами всех остальных.
- А что, покупка золотого кольца, – подал голос Кирпич «конспиративным» тоном, - и есть верный признак того, что покупатель – потенциальный изменник Родины?
Каримбетов со всей серьезностью кивнул.
Кирпичников захохотал, и смеялся долго, до слез. Потом противным менторским тоном прочитал майору лекцию по политэкономии:
– Государство затем и продает золотые кольца, чтобы советские граждане их покупали. И их тысячи людей каждый день покупают. К тому же, полагаю, на стартовый капитал для безбедной жизни на чужбине, колечко, даже золотое - не тянет. Ах, еще и атлас! – Кирпич чуть не стонал от веселья, - Я, конечно, не летчик, но мне всегда казалось, что они летают не по школьным картам. Глобус он, часом, не покупал? Или компас в магазине спорттоваров? Спасибо, повеселили, товарищ майор, но извините, мне пора.
- Иди, - пробурчал майор, и Кирпичу показалось, что он слышит скрип его прокуренных зубов.
- Мне еще надо успеть, до отлета, доложить о нашей беседе командиру бригады, - послал Кирпич ему свою «парфянскую стрелу» и взялся за ручку двери.
- Капитан, слышь, капитан, ты часом домой не хочешь, - к Кирпичу стала приближаться, увеличиваюсь, и, покачиваясь, искаженная рожа Каримбетова, которая вдруг как гаркнет чужим голосом, раззявив пасть во всю ширь, - Кончай ночевать!
Кирпич с трудом продрал глаза.
Его тормошил бортмеханик в заляпанном комбинезоне:
- Проснулся, капитан, вот и хорошо. Пристегнись. Анапа под нами.
Борт механик хорошо улыбался, тыкая в сторону пола большим пальцем сжатого кулака.
***
Титры: Пустыня. Провинция Фарах. Афганистан.
1 июня 1988 года.
Засада расположилась за каменной грядой, с которой открывался хороший обзор на сужающуюся в этом месте долину, иссеченной строчками мандехов – сухих русел потоков, бурно текущих по весне с гор.
До гор простиралась неровная каменная пустыня.
Вдали виднелись развалины брошенного кишлака. Солнце, хоть и склонилось к заходу, но шпарило. Командир взвода, старший лейтенант Никитин, не отрываясь от бинокля, вслух сказал:
- Как здесь вообще можно жить? – спросил он стоящего рядом ротного, - Одно из двух: либо Аллаха нет, либо он чрезмерно жесток, иначе как можно было сотворить такую жуткую землю, да еще поселить на ней детей своих?
Солнце опускалось все ниже.
Ротный командир, - капитан Виктор Балаганов, охотно откликавшийся с детства на кличку «Шура», слегка поморщившись, ничего не ответил на философствование взводного.
Под БТРом послышалось журчание и плеск воды.
Ротный, нагнувшись под БТР, прикрикнул:
- Эй, военные! Воду надо экономить.
Часть бойцов, до смены, забралась от солнца под броню, из-под которой торчали только белые кроссовки. Там хоть немного тени и меньше риска схватить тепловой удар.
Потом обернулся к Никитину:
- Ник, ты ужинать будешь? И без тебя найдется кому глаза об эти горы мозолить.
В самом БТР – как в самоваре, Никитин испытывает это, когда лезет туда за сухпайком.
Никитин с Шурой устраиваются за плоским камнем, как за достарханом.
- Кыш, проклятая, - беззлобно говорит Шура вслед змее, которая, завидев их, скрывается в расщелине, - У тебя это какая война? - это уже Игорю.
- Пятая, - ответил Никитин, отрываясь от банки с соком.
- А у меня тринадцатая. Прикинь? А вот лейтенант Бойко даже на одной побывать не успел. Так и подорвался на водовозке.
Офицеры жуют сухой паёк в молчании, запивая яблочным соком из жестяных банок.
Начинало резко темнеть. А на юге и темнеет и светлеет быстро. Заката как такового нет: оглянуться не успеешь – уже темно.
- Менять место засады не будем, - сказал Шура, стряхивая крошки с коленей, - Две ночи тут просидели, и ещё одну посидим. Выдвигаться сейчас - только караван спугнуть.
- Шур, а, может, мы тут пустышку сосём? - Спросил старлей.
- Все может быть. Война... – Шура растопырил пальцы и неопределенно ими повертел, - Хотя информация от Джаграна всегда была четкой.
Никитин полез в БТР за бушлатом, когда вдали послышалось еле слышное, не громче жужжания мухи, гудение мотора.
- Мотоциклист, – определил Никитин, вылезая из бокового люка, в бушлатом в руках. – Дозорный.Шура,это караван! - воскликнул Игорь.
Адреналин пошел в кровь и Никитина, как всегда перед хорошей дракой, стало слегка знобить.
Капитан Балаганов припал к ночному биноклю.
- Вижу.
Огонек фары приближался.
Мотодозорный, сидя в седле прямо, как на лошади, проехал мимо, их не заметив, и это можно было считать удачей.
В наступившей темноте хорошо был виден удаляющийся световой конус фары его мотоцикла.
- Не расслабляться. Он может обратно поехать другой дорогой. Такое бывало, - обронил Шура с некоторой ленцой, за которой опытному глазу виделась предельная сосредоточенность. – А бывало и так, что караван четко в бинокль видишь, а достать не можешь – далеко. И не догнать уженикак.
- Тихо… - перебил командира Никитин.
Мотоциклист вернулся не успел. Духи явно спешили, в темноте показались два желтых глаза – фары «Симурга». Славная такая машина, - иранский полугрузовичок-пикап с очень мощным движком и повышенной проходимостью.
Свет фар приближался.
Шура скомандовал:
- Приготовились, бойцы. Сегодня Аллах на нашей стороне.
- Аллах Акбар, - моментально донеслось из-под БТРа. И в лунном свете появились три узкоглазые бойца казахско-башкирского типа, одергивая на себе бушлаты и разбирая оружие.
Дальнейшие действия засады были расписаны, словно школьное чтение отрывка «по ролям»:
Как только «Симург» приблизился к линии огня, врубилась «Луна». Не та, что на небе, а фара-искатель, установленная на БТР. Мощная, однако, вещь!
Первая очередь – по колесам,
Вторая – по кабине.
«Симург» вильнул вправо передними колесами, и, налетев на камень, подпрыгнул, словно собака на поводке, и замер.
Еще пара очередей – красные хвосты трассеров обрисовали в ночи жизненное пространство тех, кто в кузове, если у них есть желание, жить. Но, видимо, у них такого желания не было. Зеленое корыто прочно засело на камнях, из пробитого радиатора валил пар, водила уткнулся головой в дырявое лобовое стекло – все это было хорошо видно в свете «Луны».
- Ну что? Сарынь на кичку! – спросил ротного Никитин, уже с боевым трепетом.
И в это время из кузова «Семурга» ударил ДШК. Тот, кто у них там жал на «клавишу», был, безусловно, отчаянным парнем, ибо шансов у него не было ровным счетом никаких. Спецназёры сидели за камнями и за броней, и очереди из ДШК - 12,7 мм – не шутка! – высекая искры из камней, пока не приносили никому вреда, разве что давили на психику.