Кладет она ему руку ему на плечо и почему-то довольно грубо трясет, говоря при этом голосом сержанта Величко:
- Товарищу старший лейтенант! Товарищу старший лейтенант!
***
Титры: Урочище Кале-Зард. Провинция Фарах. Афганистан.
4 июля 1988 года
- Ах, какой сон убили, стервецы! - продрав глаза, Никитин все равно ничего не видит. Он находится в темном нутре БТРа, в урочище Кале-Зард:
- Чего тебе, Величко?
- Вас товарищу капитан кличут, срочно!
- Да, поспали-отдохнули… Чего там у вас?
- Та я сам нэ ведаю. Товарищу капитан велэлы вас швидко пошукаты…
Незлобно матюкнувшись по-малороссйски - заразительный язык:
- От трясця твоий матери…
Никитин выползает наружу, прихватив автомат, знал, что Шура без нужды будить не станет.
Новолуние прошло, на небе завис тонюсенький серп месяца. Темень такая, что как будто и не вылезал из БТР. Пробираться приходится на ощупь, да еще при этом стараясь не шуметь. Но делать это совершенно беззвучно, естественно, невозможно.
Слышно, как осыпаются под ногами идущего впереди Величко камешки, и Никитин ориентируется по этому звуку. Звук выводит меня к нужному месту.
Раздался тихий свист, по которому Никитин уже самостоятельно выходит на Наблюдательный пункт.
- Крепко спишь, - «приветствует» его командир.
Зная Шурин характер, Никитин пропускает мимо ушей явно несправедливый упрек. Лишь спросил:
- Чего случилось?
- А вот чего. На-кось глянька! – он протягивает Никитину ночной бинокль.
Никитин берет бинокль и тупо всматривается в темень.
– Да не туда, левее, на одиннадцать часов, - корректирует Шура.
Некоторое время Никитин ничего не видит, кроме фантастического инопланетного пейзажа в зеленых тонах.
Но потом там явно улавливается движение со стороны горного массива Нур-Кох. В направлении засады по открытой местности движется НЕЧТО, в чем, приглядевшись внимательнее, можно распознать группу людей, идущих цепочкой. Точное их количество определить пока невозможно.
- Ну, что? Видел? – Шура отбирает у Никитина бинокль, – Ты понял, что это значит?
- Расстояние два километра, с небольшим. Цепь духов территорию чешет. Неужто, сам Кори Якдаст к нам в лапки идет?
- Ну, до такого извращения он ещё не дошел. Идет он фугасы на наши наливники ставить. Такой вот привет от убиенного нами связника в женском прикиде. Ща кротовых нор под асфальт нароют, «итальяночек» пластиковых наставят – ни один миноискатель не возьмет. А собаки – сам знаешь: на жаре у асфальта не сработают.
Никитин вынул свой бинокль ночного видения, стал всматриваться в ночь.
Зеленая цепочка духов в окуляре тем временем приблизилась на расстояние полутора километров. Судя по скорости их передвижения, с учетом темноты, можно было судить о том, что они тяжело нагружены. За спинами были хорошо различимы объемистые рюкзаки. Теперь этих «туристов-экстремалов» можно попробовать сосчитать. Что Никитин и стал делать вслух:
- Один, два, три, четыре… пятнадцать, шестнадцать… двадцать четыре, двадцать пять…
Тени в бинокле чуть свернули, видимо, обходя какое-то препятствие, считать их стало легче:
- Тридцать один, тридцать два… Сорок!
Шура шепотом по цепочке раздает приказания.
Цепочка шелестит повторами команд.
Бойцы в темноте занимают свои места, только легкий шорох выдает их передвижение.
- Величко! – чуть слышно окликает Никитин.
- Та туточки я, товарищу старший лейтенант! – шепот ему чуть не в самое ухо.
- Все на месте?
- Так точно, това…
- Перекличку!
По цепочке, удаляясь от Никитина, пронеслось нечто, напоминающее шелест осенних листьев.
- Уси на месте, товарищу… - начал докладывать Величко.
Но Никитин его грубо перебил:
- Да тихо ты! Слушай!
В наступившей полной тишине, если хорошенько поднапрячь слух, можно было вполне отчетливо различить, что по долине шуршит НЕЧТО, не пытающееся скрыть своего присутствия.
Никитин прильнул к ночному биноклю. Вслух сказал:
- Если они будут двигаться с такой же скоростью, как сейчас, то через пять минут втянутся в урочище Кале-Зард, а оно как дырявый карман: вход широкий, выход – узкий. И на выходе – мы.
- Правильно мыслишь, старлей, - одобрил его вывод Шура, и, чуть не поскуливая от возбуждения, стал приманивать противника, - Ну, шевелитесь же, духи, мы вас уже заждались!
Когда колонна духов втянулась в урочище, случилось неожиданное. Едва раздались еле слышные хлопки снайперских винтовок с глушителями, и два духа, в голове и хвосте колонны, рухнули на землю, остальные заметались, не сразу поняв, в чем дело.
Один из моджахедов, шедший в середине цепочки, дернулся куда-то в сторону. Это был последний шаг в его жизни. Страшной силы взрыв потряс урочище Кале-Зард.
Прежде, чем Никитин успел пригнуть голову, по его щеке что-то больно царапнуло.
Тут же нечто увесистое свалилось сверху ему ногу и откатилось в сторону. От грохота заложило уши.
Когда Никитин все-таки решился приподняться, тряся головой, словно лошадь, вышедшая из воды, вокруг стояла все та же кромешная темень. Только более густая после яркой вспышки взрыва. И теперь она еще и звенела, как будто в каждом ухе засело по невыносимо тоскливому комару.
По его щеке стекала кровь. Никитин потрогал ее – так, царапина.
Почти одновременно вспыхнули фары-искатели на всей бронеармаде, все три штуки. Две нацелились вниз, туда, где произошел взрыв, третья медленно прошлась по нашей позиции.
Вспыхнуло сразу несколько фонариков, остро прочертивших лучами темень.
Никитин вспомнил про свой карманный светильник, вытащил его из кармашка «лифчика» и посветил вокруг себя.
Посветил и вздрогнул от неожиданности: прямо под его ногами валялась, вытаращив безжизненные глаза и скаля зубы из-под черной бороды, человеческая голова. Никитин непроизвольно хохотнул от ужаса:
- Так вот, что шлепнулось мне на ногу… Бр-р-р! Всякого уже навидался, но чтоб такое… Представляю, что там, внизу.
Подошел Шура.
От непрекращающегося трезвона в ушах Никитин не сразу расслышал, что орет, наклонившись к нему, Шура:
- Что, оглох, твою мать?
- Да, оглох!
- Я тоже! – кричал в Шура в ухо Никитину, - Проверь своих. И саперов - сюда!