Сняв насадку с пылесоса, пошел в ванную. Затолкал её на место, положил руки на умывальник, поднял взгляд. Стараюсь не крутить мысли в голове, есть опасения, что они могут вызвать. Увидев глаза, в которые, как плесень на залежалой булочке, проникает отчаянье, почувствовал странное одиночество. С чего бы оно появилось, мне неизвестно, но я отчетливо почувствовал знакомый укол боли.
Снова пульсирующий укол боли. Он, словно появившийся из ниоткуда, перерастал в большой щелчок плетью по моим нервам, а затем медленно уходил в туман, оставляя за собой кровавый след. Из-за этого щелчка одна рука у меня соскользнула, и я упал на пятую точку, некоторое время не в состоянии встать. Страх окатил меня ледяной волной, потому что этот болевой удар был сильнее предыдущего и в нем не было ничего хорошего. Нужно было избежать боль, предотвратить её, прийти к спокойствию. Я сидел на полу и подбирал варианты. Пришло в голову попросить у Лидии обезболивающее, чтобы накидаться им до беспамятства, а дальше мне станет лучше. Всегда со временем все проходит.
Сначала нужно позвонить Юлиане. Почему-то мысль об этом оказалась сильнее, чем мое состояние.
Сидя на полу, набрал нужный контакт и включил голосовой вызов. Для видео звонка сейчас у меня было слишком плохое самочувствие.
– Слушаю. – у нее был мягкий, но, как всегда, уверенный голосок.
– Я все сделал. – голос у меня был измученный, я его старался сделать максимально собранным. Ничего не получается. – Я провёл этот твой эксперимент.
– Ничего себе. – голос стал заинтересованным. – И что же? У них остаются засосы, как у людей?
– Нет, не остаются.
– Дачс, ты просто… Не думала, что кто-то ради меня способен поцеловать кошку. Ты лучший. – пришлось ей соврать, но такое я не считаю за ложь.
Из всех людей, с которыми я знаком, ни у кого не видел что-нибудь, похожее на отношения. Общество стало сохранять демографическое положение, отчего институт семьи стал бессмысленным. Бывает, мысль о том, что целые сектора направлены на решение проблем рождаемости, а каждый человек на счету у системы и будет заменен, если вдруг доведет себя до исчезновения, подвергает в шок, но в этой машине все гайки смазаны, а главное, она едет, что позволяет не переживать о будущем.
Отсюда выходит, что быть привязанным к какому-то человеку становится незачем и, если подумать поглубже, опасно, даже, можно сказать, безрассудно. Мне же, как человеку, что вырос на старых фильмах и не страшна альтернатива быть расстроенным неудавшимся романом.
И снова она пришла. Боль опять появилась, как нарастающий ком, что скручивал меня до мозга костей, а затем разминал обратно. Потом снова скручивал, отпускал и в этот раз давал понять, что просто так он меня не отпустит. Из меня непроизвольно вырвался жалкий вскрик. В этот раз я валялся на полу, с каждым наплывом боли скручиваясь в позу эмбриона и сжимая голову руками, как будто это сможет меня спасти. Появилась мысль о том, чтобы поддаться боли и провалиться в беспамятство, чтобы очнуться уже в спокойной обстановке, в крайнем же случае, не проснуться вообще. Даже второй вариант меня вполне бы сейчас устроил, но чувствую, что неспособен сейчас уйти в небытие, нужно искать выход из этой агонии и обращаться сейчас к Лидии не вариант, ведь она увидит, что со мной.
Где у Лидии нормальная аптечка, я не знаю, так что ноги меня от безысходности потащили к месту, где находятся мои таблетки.
Ноги у меня подкашивались, но я старался идти как можно быстрее и сдерживать звуки, исходившие из меня. От боли на глазах была размывающаяся пелена, или она была от моих слез, сложно разобрать.
Доковыляв до комнаты дяди, я первым же делом открыл ящик, и, выкинув одежду оттуда, достал коробку с таблетками. Перевернув её, вывалил таблетки на поверхности, подцепил и выдрал второе дно, что заметил там еще давно. Всегда поражало, что в потайном отсеке находятся обычные препараты, а на поверхности экспериментальные. Нашел обезболивающее.
Таблетки рассчитаны на двадцать килограмм веса, но сейчас, чтобы наверняка, выпотрошил всё себе в руку. Тень сомнения прошла мимо меня, даже не успев остановиться, я не видел вариантов, боль осталась со мной наедине, и я не знал, куда её проводить. Положил поглубже на язык первые две таблетки, проглотил со второго раза, положил ещё три, отправить по пищеводу их было ещё труднее. Последние застряли у меня в горле, проглотить их я уже не мог. Качаясь и опираясь на стены, проковылял до кухни и налил себе в стакан прохладной воды, которой и пропихнул пробку из обезболивающего у себя в глотке.
Зайдя обратно в комнату, закрыл за собой дверную заглушку и заметил, что боль начала отступать. Лёг на кровать, чтобы спокойно пережить все это.
Дурак. Если бы я в восемнадцать лет не нашёл у тети дома эти препараты, мне сейчас не было бы так плохо. Хотя, может быть, если бы я тогда не смешал пару несовместимых веществ, меня бы не стали мучить рывки в сознании и мой мозг бы не оплавился, перестав в дальнейшем выдерживать такие нагрузки. Чувствую себя полнейшим неудачником, посадившим своё здоровье на сомнительном развлечении в виде таблеток, о которых не известно ни на каких информационных платформах.
Постепенно во мне не осталось ничего, кроме этих мыслей. Я не чувствовал ни рук, ни ног, да и сознание постепенно проваливалось. Единственное, что мне оставалось, это надеяться, что, когда я проснусь, боль уйдет и у меня будет еще хотя бы один шанс чувствовать себя нормально или хотя бы жить. Эта надежда была последним, что у меня оставалось, когда я провалился в мягкий сон.
Глава 3
Пробуждение было похоже на отрыв от сна с плотью, с рвущимися нервными окончаниями, как будто распутывали клубок из сросшихся кожаных нитей, что никак не хотели поддаваться. Первое чувство было светлым облегчением от того, что больше не нужно терпеть муки, я достиг катарсиса и это дало мне освобождение, которым не стоит пренебрегать. Вторым пришёл страх повторения этого цикла и боязнь не пережить в следующий раз подобное. Нет уверенности, что не появится соблазн начать его сначала. В конце пришло осознание, что после этого мне в любом случае нужно восстановление.
Теперь стоит взять себя в железную хватку, потратить на подъем на ноги скрытый ресурс. Постарался агрессивно и с напором открыть глаза, рывком встать с кровати, но не получилось из этого ровным счётом ничего. Думаю, со стороны это, скорее, было похоже на первое открытие глаз у котят, но и это считаю успехом.
Первое, что вижу, это своё отражение. Странно, но я не выгляжу уставшим. Да, помятое лицо, растрёпанные волосы, но взгляд как никогда бодрый и цепкий. Никогда такого в себе не замечал. Облизнул пересохшие губы, не понимая, что не так. В спинном мозге начала резонировать паника, причины которой не видел. Как только я понял, в чем дело, мое тело перестало меня слушаться. Это было не отражение, со стороны двери не было зеркал. На кровати, рядом со мной лежала моя точная копия, в этот момент начинающая осматривать уже меня. Паника сковала меня параличом, я хотел вскрикнуть, но из груди выходил лишь заглушенный хрип. Когда еле-еле получилось оторвать свое тело с мертвого места, я, отстранившись, свалился с кровати. Встав на вялых, непослушных ногах, завывая от ужаса я попятился, упершись задом в подоконник.
Другой я спокойно приподнялся на кровати, начиная осматривать все подряд. У меня появился порыв понять, что происходит, но даже на стадии зародыша этой мысли ко мне стала подходить паника, а за ней и рвотный рефлекс. Мне казалось, что сейчас мое сознание просто схлопнется от абсурда.
Развернувшись, я начал судорожно пытаться открыть окно, когда меня настигла очередная волна ужаса. Я оглянулся, там еще стоял он. Разворачиваюсь обратно и меня начинает тошнить.
Эта яркая картина еще нескоро выйдет у меня из головы. Подоконник, трясущиеся руки и рвота, какого-то по-особому яркого, кислотного цвета. На контрасте с этим цветом я и увидел серую защелку, как лазейку из этого кошмара. Было чувство, что это будет, как во сне, что защелка не будет открываться, что я буду вылезать слишком долго и этот другой я успеет меня поймать, но нет, вот я уже падаю на газон, весь в своей рвоте и слезах и заставляю ватные ноги начать перебирать плоскость, унося меня дальше и дальше. Я был бы рад, чтобы это оказалось кошмаром, в обычном сне я бы даже ему поддался, чтобы он меня обволок, использовал и выпустил, но здесь мой инстинкт самосохранения мне истошно кричал, что это не просто сновидение.