Помню, как на следующий день смеялся Аарон и как негодовала Машка. А еще, что тогда я очень-очень крепко обняла Боба и поблагодарила. Он засмущался, а его мысли передавали только теплоту и спокойствие.
Через два года меня впервые поцеловали в губы. Это тоже был Боб. Адам устроил что-то вроде концерта, посвященному нашим успехам. Уроки были отменены, спортивный зал стал местом для дискотеки. Я тогда пыхтела несколько недель, чтобы успеть сшить каждому из друзей достойный наряд. Среди огромной толпы наша четверка выделялась и была великолепна. Себе и Машке я сшила простые платья на тонких бретельках: ей розовое, а себе голубое. А вот парни получили от меня по паре брюк и пиджак. Правда, кое-где торчали нитки, один рукав был выше другого (эта проблема была на обоих пиджаках), но никто не стал обращать на это внимание.
Когда заиграла Соната для флейты и клавесина Баха, Боб нежно прижал меня к себе, закружив в танце, а потом, опасаясь моей реакции, рывком прижался своими губами к моим и тут одернул их. Я замерла в изумлении, касаясь губ кончиками пальцев.
– Прости, – стал извиняться Боб. Я читала его смущение, разочарование и страх, и мне было грустно, что я совсем не хочу поцеловать его сама.
Я взяла парня за руку и вывела из зала, выговорила все, что о нем думаю. О том, что люблю его как друга, о том, что очень им дорожу, я рассказала, что наслаждаюсь проводить с ним время. Но. Только. Как. С. Другом. Услышав это, Боб стремглав побежал в свою комнату, и как бы я не бежала за ним, как бы не кричала вслед, но не обернулся и не позволил нагнать. А на следующий день, все снова стало как прежде.
Через год, когда мне было тринадцать, мне понравился один из наших одноклассников, но затем, я прочитала его мысли, в которых не было ничего путного. Он был таким пустым внутри, что эту легкую влюбленность как рукой снято.
Потом у меня стали появляться формы: грудь, идеальная талия, бедра. Добавляя тот факт, что я единственная ходила в своей одежде, почти все мальчики смотрели на меня. Но мне не нравился их взгляд. Аарон и Боб всегда защищали меня, если кто-то решался крикнуть гадость мне вслед. Я знала, что могу сама постоять за себя, но мне нравилось давать почувствовать парням себя героями, особенно приятно было потом читать их радость в мыслях.
В скором времени все это внимание сошло на нет. Может, они привыкли ко мне, а может, поняли, что я не испытываю к ним ничего взаимного.
В семнадцать наша четверка решила поиграть в бутылочку. Мне выпало поцеловать Аарона. Он морщился и отнекивался, как отличный актер, но я-то знала, что у него на уме. Он поцеловал меня. По-настоящему. И это подарило мне такие ощущения и эмоции, которые я не испытывала раньше никогда. Но потом случились две плохие ситуации: ночью, когда все уснули, Аарон разбудил меня и позвал в душ поговорить. Но до разговоров мы не дошли. Мы так долго и горячо целовались. Аарон прижал меня к стенке, я помню, как водила рукой по его голове и впивалась ногтями от переизбытка чувств. Когда он отстранился, то я уловила море неловкости и сожаления. Это был неожиданный порыв для нас обоих. Мы с ним сошлись на том, что никому никогда не скажем об этом и никогда больше не повторим, и сдержали эти правила.
А потом, когда мы по одному вернулись на места, Машка разбудила меня, хотя на самом деле я еще уснуть не успела. Она призналась, что влюблена в Аарона и спросила, чувствую ли я к нему что-то. Услышав, что я отношусь к нему только как к другу, а также то, что я поддержу ее в этом любовном романчике, она успокоилась и попросила больше не целовать его.
Мне действительно очень хотелось ей рассказать, что произошло несколько минут назад, но это был не только мой секрет, поэтому и распоряжаться им не могла только я. К тому же, все вернулось на круги своя уже к утру.
А вот в мои восемнадцать я натерпелась бед на любовном фронте.
В коридоре я натолкнулась на некого Николая. У него было рыжие волосы, которые заканчивались у кончиков ушей, красивые зеленые глаза, словно изумруд. Пирс был выше меня примерно на голову. Оно еле сдерживал смех.
– Извини, – наконец сказал он.
– Ничего такого, – промямлила я, стараясь его обойди. То влево, то вправо – Николай копировал мои движения зеркально. Словно это он умеет читать мысли людей и теперь опережает мои действия. Я не выдержала и замерла на месте, сильно топнув ногой.
– Ай, – вскрикнула я. Ногу я поставила не ровно, а сильный намеренный удар сыграл против меня: нога заболела.
Николай, ничего не говоря, подхватил меня на руки и понес в медицинский отдел. Я не кричала и не вырывалась, я была в ступоре и внимательно осматривала Пирса.
– Ты сейчас прожжешь на мне дырку, – пошутил он, но на такую глупость я только закатила глаза, – что против тупого юмора? Да, если честно, я тоже. Но говорят, он помогает снять напряжение между людьми.
– По-моему, напряжение только выросло.
– Ну вот! Ты говоришь со мной! А до этого только болталась на руках, пожирая взглядом, – обрадовался парень. Больше я не сказала ему ни слова.
Я часто подворачивала ногу и никогда не строила из этого трагедии, поэтому мне не нравилось, что он тратит мое время, заставляя обследоваться.
Затем он ждал вместе со мной результатов и предложил донести до комнаты. Я предположила, что он хочет прогулять уроки, занимаясь с больной мной, но не успела выдвинуть предположение, как он извинился, что опаздывает на урок и, простояв у двери моей комнаты ровно три секунды, испарился, спеша на наработку сил.
Я уже думала, что отделалась от этого чудака, но он показался перед моей дверью утром. Мне пришлось даже попросить Машку и ребят оставить нас, так было интересно.
Он спросил о моем самочувствие, а потом стал без умолку болтать о том о сем. О его силе, как он может передавать ток через свое тело, о его планах. Он выдвигал смелые предположения и давал достойные аргументы. Он постоянно много думал о чем-то, о недавно прочитанной книге, о списке книг на будущее, о понимании мира, странах А и Б и о том, как бы он все изменил.
Я не слишком часто читала мысли прохожих, но такого мне все равно не встречалось. Такие разношерстные темы мы обсуждали только в четверке, да я и не думала, что кто-то из этих натренированных роботов способен на такие мыслительные процессы.
Так мы стали проводить время. Я часто молчала с ним, вслушиваясь в его бархатный голос и обдумывая интересные мысли и гипотезы. Иногда я с ним спорила, и он всегда давал мне высказать свою позицию. Николай познакомил меня со своей компанией, но мне она совершенно не понравилась.
Мысли этих ребят были грязными, плоскими и их больше не было, чем было. Мне не хотелось указывать Пирсу, что делать, но попросить больше никогда не приводить меня к его друзьям на посиделки я могла. И он исполнил мою просьбу. А вот с моими друзьями Николаю понравилось, но он не полюбился никому из них. Я безрезультатно старалась доказать им, что они не правы на его счет, слишком категоричны и должны дать хотя бы шанс.
Боб всегда был на моей стороне, там же он и остался. Он подошел ко мне во время одной из наших ночевок и тихо-тихо зашептал:
– Ты знаешь, милая, что я люблю тебя. Тебе открыты секреты моего сердца, и только оно тебе доверяет. Если ты уверена в том человеке, то не слушай никого из нас. Я буду рядом с тобой: опорой или другом, чем прикажешь. И как бы больно мне не было находиться с вами, я не брошу тебя.
На глазах у меня выступили слезы, я крепко обняла Мастафа и шептала слова благодарности в ответ. Может быть, мне послышалось, но как будто что-то разбилось рядом с нами.
Аарон тоже оттаял со временем и даже стал поддерживать Николая в различных беседах. Маша проявляла осторожность, но не показывала свою неуверенность открыто.
Несколько месяцев мы так и проводили с ним дни, Николай даже стал вливаться в нашу компанию. А потом случилось вот что: Пирс признался, что влюблен в меня.
Я была окрылена этим чувством и даже забыла, как дышать. И даже забыла проверить подлинность его помыслов. Не забралась к нему в голову, потому что доверяла ему. И тогда я ответила ему взаимностью. Я вылила море слов признания и благодарности, рассказала о своих сомнениях, о чувствах – обо всем, что было в голове тогда. Но Николай только ухмыльнулся. Ох! Как же мне стало больно, когда я заглянула к нему в голову, поняв, что что-то не так. А как унизительно я себя чувствовала, когда к нам подошли его мерзкие друзья, а в их мыслях было открытое подтверждение тому, что я нашла у Пирса.
