Мы все стали плакать. Каждый о своем, но все вместе. Мы плакали, пока не оставили все свои страхи и сомнения, пока не выплакали горечь и боль.
Но нам пора было готовиться к заданию. А все, что можно было сделать за несколько часов до него – хорошо выспаться.
7
«А с него к нам спускался, кажется, сам ангел», – Кэтрин Форсис.
Мы уже час таскаемся по пустыни. На нас какие-то лохмотья, что меня откровенно бесит. Нет еды и воды. Адам высадил нас прямо у границы на самолете, а затем тут же улетел, заставив нас идти, пока не заметят и не заберут. Утром он не был многословен: короткие приказы и не самое пламенное пожелание счастливой миссии.
Дует легкие ветер, но из-за него песок поднимается, попадает в глаза, уши, рот. Будь моя воля, оделась бы соответствующе этому месту, но у нас цель: играть бедных-несчастных-не-подготовленных-и-нуждающихся-в-спасении.
Мы молчим, но крепко держимся друг за друга. Иногда я чуть сильнее сжимаю ладонь, словно проверяя, что я еще в сознании. Ребята в основном негодуют, они устали, но не хотят оставаться здесь. Мы понимаем, что это небезопасно. Точнее смертельно.
Мы сбавляем темп, но продолжаем идти.
Другой час.
Третий.
Четвертый.
Машка споткнулась и упала. Из-за такой жары никто из нас не смог бы среагировать достаточно быстро, чтобы поймать ее. Неужели Адам не мог дать хотя бы бутылку воды?! Петрова больше не вставала. Мыслей у нее никаких не было. Потеряла сознание. Аарон прижал ее к себе, защищая от песка. Боб и я продолжили стоять.
Потом и Боб потянул меня вниз, изнемогая под такой жарой. Глаза закрывались сами собой. А еще… Здесь, даже в этой пустыни, было столько кислорода…
После нашей подземной жизни, воздух ощущается совсем не так. От него кружиться голова, легкие раскрываются на два раза больше и появляется чувство, будто ты можешь летать. Если бы не чертов песок, я надышалась им до потери сознания. Но, кажется, потеряю сознание я в любом случае.
– Что нам делать? – еле произнесла я. Аарон решил не тратить силы на слова и только подумал об ответе:
«Нам ее не утащить. Придется задержаться здесь». Я кивнула и прошептала то же самое Бобу.
Прошло еще какое-то время.
Спасибо нашим занятиям и урокам, когда нас морили жаждой и голодом, иначе было бы труднее в сто раз. Но, справедливости ради, к таким условиям нас не готовили. Адам ни слова не сказал, что высадит нас именно здесь. А мог хотя бы предупредить.
Аарон опустился на Машу, он уснул. Боб долго боролся, но затем тоже свалился без сознания. А я все сжимала и сжимала кулаки, возвращая себе здравую голову. Я пыталась придумать решение, давая ребятам немного времени на отдых, но все планы сводились к одному – идти. А этого сделать мы уже не можем.
Мне все труднее удавалось удерживаться в реальности. Даже боль уже не давала нужного результата. Жара уничтожала. Она душила. Топила моими костями печь. Брала мой пот на розжиг.
«Дыши, дыши, дыши», – напоминала я себе.
Но, в конце концов, погода взяла верх и вонзила свои клыки в меня. Я стала отрубаться. А вот в последний момент мне показался вертолет. А с него к нам спускался, кажется, сам ангел.
Я очнулась в докторской. Опять. Клянусь, еще одно такое пробуждение и разрушу все палаты. Мне поставили капельницу. Я покрутила головой: по бокам: с одной стороны были Маша и Боб, а с другой – Аарон. Место ничем не отличалось от обычных медицинских пунктов. Все белое: плитка на стене и полу, койки с железными основаниями, рама для… Окно?
Я вскочила, на секунду смутившись своего белья с одними лишь завязками на спине. Кто-то вымыл мне волосы, и собрал темные кудряшки в хвост. Босая, не обращая внимания на холод от пола, я подбежала к окну.
Настоящее!
Я прижалась к нему так близко, как могла, боясь его сломать. За окном были люди. Они ходили по уличкам. Дома! Разноцветные! Кто-то обменялся рукопожатием, кто-то кого-то ударил. Вот там, рядом с каким-то магазином стояли дети! А с другой стороны расхаживали старушка со стариком, о чем-то увлеченно болтая.
Я оторвала взгляд от окна только лишь за тем, чтобы позвать туда друзей. Я подошла к Машке и аккуратно толкнула ее в плечо. Она тут же вскочила. Сейчас девушка уже выглядела лучше. Чистая голова. Легкий румянец на щечках. Я взяла ее за руку и без лишних слов показала окно.
Ее глаза расширились от изумления, а в голове был хоровод из мыслей. Пока она изучала то, что твориться снаружи, я стала будить парней. Они тоже остались воодушевленными моим открытием.
А еще снова кислород. Теперь уже без песка. Его так много и он такой легкий.
Конечно, у нас под землей тоже была хорошая подача кислорода, но то, как мы дышим тут, ни с чем нельзя сравнить. Самый лучший воздух.
Этот кабинет оказался большим, даже с двумя окнами! Поэтому мы распределились по парам, изучая местность. Удивительно, как можно было легко нас сбить с толку. Одним лишь окном! Но никто из нас не думал об этом.
Я положила голову на плечо Машке.
«Это восхитительно!» – призналась она.
Парни теперь тоже задумались о том, что не видели окон в Школе, оба почти одновременно сопоставили и то, что самолет Адама вылетал из-под земли. Они повернулись на меня с сотней тысяч вопросов.
– Я знала, – призналась я, – не могла сказать, – добавила потом.
Они понимающе кивнули, но решили не углубляться в эту тему и продолжили лицезреть улицу.
На дороге для людей была плитка, посередине – простой асфальт. Там даже фонари настоящие. А люди! Они все снуют туда-сюда. А еще видно небо. Обратив внимание на него, я поняла, что мы проспали всю ночь. Потому что солнце сейчас на юго-востоке, то есть сейчас где-то девять утра. Оно такое яркое!
Глаза щиплют, когда я смотрю на солнце, но так хочется продолжить смотреть. Яркое светило – словно цветок: лучи – лепестки. Они мягко касаются всего за окном: крыши домов, дороги, шапки людей, тающее мороженное и иссыхающую лужу. Они греют и уничтожают.
По коже пробежали мурашки, вспоминая, как это светило обошлось с нами вчера. Оно было жестоким, не щадящим никого.
Мы были так поглощены познанием этого мира, что не заметили, как кто-то проскользнул в комнату. У нас даже не было шанса, чтобы смутиться и попытаться прикрыть наши голые задницы, повернутые прямо ко входу.
А потому вся наша четверка разом вскрикнула, когда за спинами послушался спокойный, низкий, но какой-то мелодичный голос:
– Я принес вам одежду, – голос подождал пока мы развернемся на него, – должен предупредить, что даже если вы предпочитаете оставаться так, вам придется выбрать что-то из того, что я предлагаю, – он брезгливо добавил.
А я узнала его. И от этого замерла на месте, не имея возможности ни сказать «спасибо», ни взять одежду. Это был тот самый ангел, что спускался ко мне с самолета.
8
«Ты знаешь, милая, что я люблю тебя», – Боб Мостафа.
В десять меня впервые взял за руку мальчик. Это был Боб, желающий выразить благодарность за то, что помогла разобраться с обидчиками. В этом же возрасте меня впервые поцеловали в щеку. Все тот же Мостафа.
Не знаю, почему я никогда не отвечала ему взаимностью. Он определенно имел популярность среди девчонок в Школе, был красивым, преданным и заботливым. Боб миллионы раз помогал мне и поддерживал, всегда оставался на моей стороне. Даже когда я была не права. А таких ситуаций было много.
Вот взять, например, ту, когда я решила разузнать о тайнах Дмитрия Подольского. Не то, чтобы у меня были веские причины для подозрения. Но я прочитала великолепный детектив и решила, что тоже смогу быть его героиней. Я потащилась в кабинет физрука поздно ночью, а Боб увязался за мной. Я помню, что не хотела его брать: мне казалось, это только мое приключение. Но парень настоял. Когда, в конце концов, меня поймали с поличным: во время того, как я копалась в бумагах учителя. Боб тут же сориентировался и взял всю вину на себя. Что-то о том, что он хотел исправить оценки на уроке себе, потому что неудовлетворен ими. Эта ложь, конечно же, не сработала: все знали, что у Мостафа всегда наивысший балл. Но Дмитрий закатил глаза и решил, что вляпался в какую-то драму, а потому просто проводил нас до комнат и наказал, чтобы мы больше так не делали.