Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Сейчас командир добродушен и треплет по ушам трёх беспородных бобиков, прибившихся к пункту управления в заброшенном ангаре. Один из псов, молодой чёрный кобель, игриво прихватывает ласкающую его руку сахарными зубами.

– Ишь, погрызть меня пытается! – смеётся офицер, затем отвечает на мой вопрос: – Они же животные, чем они виноваты?..

Город почти полностью контролируется войсками России и Донецкой Народной Республики, где-то уже налаживается жизнь, но смертью он всё равно насыщен до такой степени, когда чувствительность к ней притупляется. Военный внедорожник останавливается на углу двух улиц, дальше – завал из сгоревших боевых и гражданских машин, неразобранная оборонительная баррикада. Водитель Валера, в прошлом – кинолог, по совету старшего группы, Юрия, загоняет автомобиль под прикрытие домов:

– На самой улице не ставь, видишь, она просматривается до самого завода… Заптурить[1] можно только так.

Выскакиваем: невысокий лёгкий Валера с рокерской бородкой, статный Юрий и я. У мужчин на плечах автоматы: этот район освобождён, но зачищен не полностью, к тому же он прилегает к тому самому заводу «Азовсталь», крепости украинского нацполка «Азов». Улица, на которую мы вышли, ведёт к заводу, она так и называется – Азовстальская. В её створе мы видим характерный рисунок труб предприятия: вид, в последние недели примелькавшийся в новостных лентах. Штурм «Азовстали» был отменён с неделю назад, с тех пор продолжается планомерное под-давливание обороняющихся там. К нашей задаче это не имеет прямого отношения; несколько дней назад мы с коллегой выяснили, что на этой территории, куда пока не доезжают ни волонтёры, ни МЧС, остаются одинокие старики, нуждающиеся в эвакуации. Нам нужно объехать ряд адресов, узнать количество людей и взять у них согласие на выезд.

Осторожно движемся вдоль дома по тропинке, проложенной местными жителями, – в кучи мусора и поднявшуюся уже траву лучше не наступать, там могут лежать неразорвавшиеся боеприпасы или скрываться растяжки. Нам уже рассказали, что «азовцы», закрепившись в жилых домах, минировали подходы к ним. Сейчас их выбили, но мины – мины остались. И до сих пор во дворах лежат мёртвые тела. Одна такая группа уже примелькалась мне за несколько последних поездок: два мертвеца частично прикрыты, верх – листом железа, низ – тканью. Посередине – жёлтый мужской живот между резинкой трусов и задранной курткой. У второго покойника из-под покрова торчит почерневшая обгрызенная рука. Вокруг шныряют вездесущие собаки. Юрий, бесстрашно осмотрев один двор, – я бы не решилась ходить по грудам веток от расщеплённых деревьев и завалам кирпича, – ровно говорит:

– Я насчитал двадцать тел.

У одного из обитаемых подъездов видим чёрного питбуля, худого, как рентгеновский снимок. Собака привязана. Валера приседает на корточки, пёс обнимает его лапами и скулит. Из подъезда выходят жители.

– Привязали, чтобы человечину не ел, – объясняет немолодой мужчина. – Собака эта соседская, они уехали и бросили его. Но пёс хороший. Может, вернутся ещё за ним.

Рядом наискось лежит сетка от панцирной кровати, с одной стороны она опирается на палку, к палке привязана верёвка. Это ловушка для голубей. Пойманных птиц долго вываривают и едят, требуха достаётся собаке.

– Как бы не погиб он у вас, – говорит Валера, вытирая псу сопливую, будто заплаканную, морду.

Едем с Валерой в город за провизией, заодно нужно зайти в ветеринарную аптеку и купить капли для молодого стаффордшир-терьера, прибившегося к бойцам: собаку по первой зелени заели клещи.

– Ошейник пока не будем покупать, – говорит Валера. – Это он сейчас такой умученный, а так то и дело с другими кобелями дерётся. Ошейник в собачьей драке может и придушить. На днях тут залез на территорию какой-то пёс, они схватились – только шерсть летит! И, представь, мужики наши, которые воюют не первый год, всякое видели, в том числе разобранных людей, при виде двух грызущихся псов смешались…

– Пролети ещё над этим проездом. Стоп! Что это? – говорит Тоха Хазару.

На мониторе телефона – видео с беспилотника, барражирующего над территорией завода «Азовсталь». Я стою рядом и уже вижу, что это собаки. Вьются возле одного из промышленных корпусов.

– Если есть собаки, то могут быть и люди, – предполагаю я.

Они всегда тянутся к людям – живым ли, мёртвым. В ангаре, около которого работает аэроразведка, собралась уже целая стая: к трём утренним бобикам прибавилось ещё несколько, в том числе огромный добродушный маламут.

– Может, и человечину ели, но теперь они у нас суп едят и кашку, – говорит командир.

Приближается время обеда. Скоро сюда приедет полевая кухня. Псы уже знают время и ждут, что люди, сородичей которых им приходилось недавно есть, поделятся с ними остатками своей трапезы.

Мир, надломленный войной, обнажил своё первобытное начало: люди истребляют друг друга, собаки приходят к ним за куском.

–..Сучечка, миленькая, ей рожать пора, вот она и пришла. – Высокий боец в «горке» присел на корточки возле желтоватого окраса собаки с раздутым животом, гладит её по голове. На улице холодно, идёт дождь, собака пробралась в казарму, вскарабкалась по ступенькам на площадку лестничного марша и устроилась там. – Сейчас я тебе тёплого принесу.

Боец уходит и возвращается с ворохом тряпок, обустраивает собаке лёжку.

– Она же мать, она же со-ба-ка… Безвинное существо. Люди бьются, убивают друг друга, а ей нужно родить детей и выкормить. У меня дочь взрослая в Авдеевке под укропами, а сыночек – в Ясиноватой. И вот они пуляют по моему сыну, а мы, так получается, должны пулять в ответ. По дочери моей, может быть! И так всю войну. Вот что это?! А собака – бедная, добрая… Она знает, что мы её не обидим. Не бойся, миленькая. Сейчас я тут у решётки ещё подоткну, чтобы твои кутята с лестницы не свалились. – Он скатывает валиком тряпку и закрывает ею просветы между прутьями. – Мокрая вся, дрожит, боится. Не бойся, милая. Всё будет хорошо.

Мимо идут девочки-военфельдшеры.

– Дуб, а Дуб… ты у неё роды, что ли, принимать собрался?

– А что, и приму!

– А ты подумал: вот она родит, щенята начнут ползать по казарме, потом – лужицы, погадки. Что нам на это командование скажет?

– Я договорюсь.

Вскоре возле ложа собаки собирается целый консилиум. Появляется идея сколотить будку во дворе располаги и определить псицу туда, чтобы не нарушать военный быт. Зовут Валеру. Тот говорит, что будку сделать, конечно, можно… Наконец кто-то догадывается осмотреть собаку.

– Что-то у неё соски совсем не набухшие, – с сомнением говорит Валера.

Они с военфельдшером Оксаной щупают суке живот.

– Не чувствую никакой предродовой активности… – сообщает Оксана.

– Значит, она заранее готовится! – утверждает Дуб. – Я не дам её на улицу выгнать… – горячится он. На глазах у здорового мужика выступают слёзы.

– Да не беременная она, просто жирная, – наконец заключает Валера.

Военные стоят вокруг хитрой суки, та уютно устроилась на принесённых тряпках, довольно прикрыла глаза и сопит.

– Тьфу ты, – говорит Дуб. – Ну, лежи тут, пока дождь.

Расскажи, как я взял Мариуполь

«Напиши мне потом, как живому, письмо… Напиши, что я взял Мариуполь», – я читаю это стихотворение Дмитрия Мельникова, находясь в Севастополе, в то время как знакомая мне воинская часть уже выдвинулась на подступы к «Марику», как называют Мариуполь дончане между собой.

«Хреновое какое пророчество», – думаю я, сохраняя стихи в избранное. Стих, впрочем, великолепный.

Неделю спустя мы с военными медиками батальона ожидаем на перекрёстке машину с ранеными. В створе улицы прифронтового посёлка урчит грузовик. Невысокий щуплый мужчина лет тридцати пяти – сорока слетает с борта военного «Урала», словно воробей. За ним пружинисто прыгает напарник – повыше и помоложе.

– Тарком! Добрый! – отвечают они в ответ на просьбу назвать их имена.

вернуться

1

Заптурить – выпустить по объекту ПТУР, противотанковую управляемую ракету.

8
{"b":"911396","o":1}