— Как это мы организуем? — спрашивал Янка.

— Я не знаю. Сергей придет, он сам покажет. Только ты пока никому больше не говори.

— А может, еще Петру сказать, а?

— Петру?.. Ну, этому можно. А больше никому... смо­три!..

Через день в одном из классов школы собрался волост­ной политико-просветительный кружок, которым руководил бывший подпоручик, а ныне — зять священника. В круж­ке были некоторые учителя, дети священника, дьякона, бывшего волостного писаря и несколько служащих волост­ных учреждений. Кружок разучивал пьесы и ставил спек­такли. В кружке в это время читали «Медведя» Чехова. Руководитель то громко выкрикивал отдельные предложе­ния густым мужским басом, требовал от кого-то деньги, то подделывался под женский умоляющий голос.

В соседней комнате собралось трое будущих комсомоль­цев и Сергей.

— Всего трое? — спросил Сергей.— Это, брат, совсем мало, если бы еще двух.

— Тогда позовем еще Рыгора и Терешку... Поди, Петро, позови...

Через минуту появились Рыгор с Терешкой.

Сергей открыл собрание.

— Вот, брат, что,— начал он,— чтоб нам уже органи­зовать ячейку, давайте все, как следует. Пускай Алесь председателем будет, а Янка секретарем... Согласны? Ну вот... Ты и протокол пиши,— обратился он к Янке.

Сергей начал доклад. Он говорил о борьбе на фронте, о том, как Красная Армия победила Врангеля, говорил о борьбе с белополяками. А в конце сказал несколько слов о дезертирах из армии и о том, что комсомол должен выяв­лять и помогать власти ловить дезертиров.

Хлопцы слушали внимательно. У каждого из них было торжественно приподнятое настроение. Никто из них не понимал еще, что такое комсомол, кроме того, что совет­ской стране трудно защищаться от врагов и что комсомол должен выявлять и помогать ловить дезертиров. Но за этим каждый чувствовал нечто большее, еще более важ­ное...

Янка держал в руке карандаш; положил руку на бума­гу, но ничего не писал. Алесь толкнул его под локоть.

— Ты пиши, протокол пиши...

— Я не знаю, как...

— Мало ли что, пиши.

Янка на бумаге вывел слово «протокол» и опять оста­новился.

Сергей закончил доклад, помолчал минуту, потом под­нялся и добавил:

— Вот, брат, что я еще забыл сказать, что комсомол и спектакли должен устраивать, тогда мы вон тех похе­рим...— Сергей указал на дверь, откуда доносился голос ру­ководителя кружка.— Похерим их кружок, а свой такой сделаем, что... Так... А через месяц, вот еще, вышлют вам каждому билет комсомольский в шелковой обложке...

Сергей подошел к Янке.

— Не написал? Ну давай писать... Протокол общего со­брания,— диктовал Сергей,— беспартийной крестьянской молодежи... Были на собрании такие-то. Запиши... Вот тут пиши: слушали, а тут — постановили... тут — доклад секре­таря комячейки об организации комсомола, а тут — орга­низовать ячейку комсомола и готовить из себя борцов за советскую власть и коммунистическую партию... Избрать председателем ячейки Алеся, а секретарем Янку. Пиши... Командировать Алеся в уездный комитет для того, чтобы взять необходимое руководство... Правильность протокола подписали... ну все, кто есть, пускай подпишут... А теперь, Алесь, закрывай собрание и пропоем «Интернационал».

Сбиваясь на разные голоса, вслед за Сергеем затянули пятеро молодых ребят слова известного им гимна. С каж­дым новым словом голоса крепли, подымались выше. В со­седней комнате замолчали. Руководитель культурно-про­светительного кружка открыл дверь, глянул на хлопцев и остановился.

— Черт знает что такое? Почему поют?

Но, узнав секретаря комячейки Сергея, продвинулся в дверь класса поближе к столу и тоже запел.

* * *

О комсомольской ячейке в селе и волостном центре знали все. Ячейка внесла что-то новое в окружающую жизнь. И не то чтобы работой своей большой — работу за две недели не развернули еще как следует,— но сам факт создания ячейки был заметным явлением, к которому те­перь было приковано внимание всего населения села. О ячейке говорила молодежь, говорили старики и дети.

В школе вся жизнь начала вертеться вокруг ячейки. Часть учеников старших классов стала на сторону ячейки, другая не признавала ее. Это самое произошло и в селе среди молодежи. Большинство молодежи было за ячейку, часть — за культурно-просветительный кружок. В селе встали друг против друга две силы, это все понимали. Пра­вда, в культурно-просветительном кружке почти все учите­ля, культурные силы, а в ячейке пять комсомольцев да Сергей с ними, да еще за ячейку крестьянская молодежь и большинство учащихся.

В кружке как будто силы большие. Они спектакли ста­вят, библиотеку имеют хорошую, у них пению учат, а в ячейке пока что лишь занятия по политграмоте, да еще в субботние дни вечерами собрания с докладами Сергея о международном положении и задачах, да газеты, присы­лаемые ячейке из города.

Ячейка в хате Янки поставила под лавкой ящик и туда складывала свои книги. Сергей всю литературу, присыла­емую из города волостному агенству печати, перенес в ячей­ку. Отдавал ячейке и все газеты, идущие на волость.

Через месяц ячейка выросла. Записались в ячейку Иче, сын кузнеца, и Зося, ученица, дочь крестьянина. Зося за­писалась в ячейку и ходила пока что в культурно-просве­тительный кружок играть в спектаклях.

Между кружком и ячейкой развернулась борьба.

Собираясь у дьякона на квартире, кружковцы целыми вечерами говорили о ячейке, иронизировали над неграмот­ностью и некультурностью комсомольцев и одновременно почему-то тревожились. До сих пор им было отдано все внимание села, а с появлением комсомольцев это внимание разделилось. Разделение это захватило даже волостной исполком. Сергей был с комсомольцами, а председатель исполкома с кружковцами, и с ними еще налоговой инспек­тор и другие служащие.

Сергей с каждым днем относился к кружку все более отрицательно.

— Чего они крутят носами от ячейки? — спрашивал он.

Председатель исполкома защищал кружок.

— Ты неправильно подходишь к интеллигенции,— го­ворил он.— Ячейка,— что? — ничего пока, а кружок — культур­ные интеллигентные силы волости. Если рассуждать так, как ты, так эти силы разбегутся, и с одной ячейкой ничего не сделаешь... Ячейку учить еще надо.

Сергей нервничал, злился:

— Твою гнилую интеллигенцию еще больше учить на­до,— говорил он.

В последние дни эти разговоры повторялись все чаще.

Перед рождеством кружок подготовил спектакль. На расклеенных по деревне афишах громадными буквами по­сле названия пьесы было написано, что спектакль ставит культурно-просветительный кружок. Вечером комсомоль­цы вырвали в афишах эти места, но через час их опять заклеили такой же надписью. Потом председатель исполко­ма позвал к себе Алеся и нашумел на него за поступок комсомольцев.

Но комсомольцы готовились к спектаклю и готовили учеников.

— Если хорошее что — послушаем, а если барахло ка­кое-нибудь — освищем...— говорили они.

На спектакле комсомольцы и ученики сидели на зад­них рядах. Ученики стояли вдоль окон, на лавках. Пока шла пьеса, в зале было тихо да время от времени прорывал­ся смех. А когда после пьесы на сцену вышел учитель-кру­жковец и, поклонившись, произнес название стихотворения, которое хотел декламировать, задние ряды зала зашумели.

Учитель провел рукой по лбу, глянул в задние ряды аудитории означал декламировать:

Глаза... Глаза...

Не успел он произнести этих слов, как изо всех углов поднялся шум, потом свист.

На сцену вышел руководитель кружка и попросил, что­бы было тише.

Учитель опять произнес первые слова стихотворения, и опять кто-то пронзительно свистнул в заднем ряду.

Опять на сцену вышел руководитель кружка. За ним поднялся председатель исполкома и начал стыдить учени­ков и комсомольцев.

Учитель, зло глянув в задние ряды, начал декламиро­вать. Вот он уже произнес восемь строк стихотворения, а тут опять эти слова:

Глаза... Глаза...

И они опять потерялись в пронзительном дружном свисте. Учитель повернулся и ушел за кулисы. Председа­тель исполкома ушел домой. Спектакль скоро закончился.