Что ж, попробуем разобраться, перевешивает ли чья-то чаша весов.

Пишущие и говорящие о жизни и смерти Сергея Есенина решительно поделились на два лагеря. Одни горячо доказывают, что Есенин, доведенный до крайней черты алкоголизмом, впавший в депрессию, сам наложил на себя руки. Другие, не менее горячо, – что с поэтом зверски расправились чекисты, в спешке затем маскировавшие следы преступления. На этом поле брани (брани во всех смыслах) в ход пускается и легкая, и самая тяжелая артиллерия, такая, как вышедшая в 2020 году увесистая (1029 страниц!) книга «Есенин. Обещая встречу впереди». Ее автор писатель Захар Прилепин, конечно, проделал большую работу, но он сторонник все той же «официальной версии» и не допускает здесь никаких возражений. Есенин – «висельник», и всё.

– Самоубийство в «Англетере» точно не явилось итогом его непростых, но в целом понятных отношений с советской властью, это результат его мучительной поэтической и человеческой судьбы, алкоголизма, бесконечных женитьб, брошенных детей, усталости от самого себя. Сводить этот чудовищный букет к политической подоплеке – попросту нелепо… – говорит Прилепин о Есенине в одном из интервью.

Версии убийства поэта стали плодиться еще в 80-х годах прошлого века, в 90-х стало возможным не только говорить, но и печатать то, что раньше было нельзя.

Одна из основательных работ в этом ряду – книга питерского писателя и литературоведа Виктора Кузнецова «Тайна гибели Есенина» (1997), дополнявшаяся и переиздававшаяся. «В исследовании впервые использовались недавно еще секретные архивно-документальные источники из труднодоступных фондов (ВЧК-ГПУ-НКВД, МВД и др.)… В.И. Кузнецов представляет новые факты и аргументы, убедительно доказывающие убийство великого русского поэта», – говорится в аннотации. Но в общем-то надежных документов, которые поставили бы жирную точку в «деле» Есенина, и не обнаруживается. Тем не менее автор сводит все сюжетные линии к главному «злодею и ненавистнику» поэта – Льву Троцкому, делая местами легкие прокладки: «…И все-таки Троцкий вряд ли отдавал приказ убить Есенина; вполне может быть, он лишь санкционировал его арест в Ленинграде, дабы «проучить» поэта-скандалиста, уклонявшегося от суда. Причем, полагаем, санкция последовала полуофициальная, адресовалась она одному из его ближайших оруженосцев (подразумевается Яков Блюмкин – террорист, чекист, разведчик, организатор спецслужб, охранник Троцкого. – О.Ш.). Последний на допросах бурно реагировавшего поэта, возможно, переусердствовал, что и привело к трагическому финалу».

Свою «убийственную» версию выстраивает писатель, публицист Наталья Сидорина, автор книги «Златоглавый. Тайна жизни и гибели Сергея Есенина» (2006 г., изд-во ОАО «Янтарный сказ», Калининград): «Поэта убили вечером 27 декабря канделябром, затем инсценировали его самоубийство через повешение… Писатель Борис Лавренев писал в «Красной газете» (Ленинград, 1925 г., 30 декабря): «Мы разошлись с Сергеем в 1918-м году – слишком разно легли наши дороги. Но я любил этого казненного дегенератами мальчика искренне и болезненно. И мой нравственный долг предписывает мне сказать раз в жизни обнаруженную правду и назвать палачей и убийц – палачами и убийцами, черная кровь которых не смоет кровавого пятна на рубашке замученного поэта», – цитирует Лавренева Сидорина.

Как вообще в «Красной газете» могли появиться такие строки – с явным намеком на палачей из ОГПУ? Не укладывается в голове! Но если взять не отрывок, а всю статью молодого тогда, очень эмоционального питерского литератора Лавренева «Казненный дегенератами», окажется, что имелись в виду не дегенераты-чекисты, а дегенераты-имажинисты, богемное окружение Есенина. Такое можно было печатать. Прилепин приводит более пространный отрывок из «Красной газеты» (№ 315, вечерний выпуск):

«Литературные шантажисты, которые не брезгали ничем и которые подуськивали наивного рязанца на самые экстравагантные скандалы, благодаря которым, в связи с именем Есенина, упоминались и их ничтожные имена. Не щадя своих репутаций, ради лишнего часа, они не пощадили репутации Есенина и не пощадили и его жизни. Дегенерированные от рождения, нося в себе духовный сифилис, тление городских притонов, они оказались более выносливыми и благополучно существуют до сих пор, а Есенина сегодня уже нет. С их лёгкой руки, за ними потянулись десятки мелких хищников, и трудно даже установить, какое количество литературных сутенёров жило и пьянствовало за счёт имени и кармана Есенина, таская несчастного обезволенного поэта по всем кабакам, волоча в грязи его имя и казня его самыми гнусными моральными пытками».

Закадычные дружки-имажинисты, такие как Мариенгоф, по версии Лавренева, не в буквальном, конечно, смысле, казнили, а морально подталкивали Есенина к петле. Что называется – доведение до самоубийства! А чекисты к этому делу рук не прикладывали. Сидорина со своим вырванным из контекста отрывком посрамлена, Прилепин торжествует.

Но и сам Прилепин в книге не раз прибегает к этому приему: взять что-то фрагментарно и приспособить к своей версии: висельник он, и всё.

Ну вот, например, приводится выдержка из письма Есенина Марии Бальзамовой от 29 октября 1914 г.: «Мое я – это позор личности. Я выдохся, изолгался и, можно даже с успехом говорить, похоронил или продал свою душу черту, и всё за талант… Если я буду гений, то вместе с этим буду поганый человек». Что можно подумать, прочтя это? То, что уже в 19 лет поэт разочарован в жизни, эмоционально выгорел, с юности пребывает в депрессии. Сам признался!

Если же взять текст послания целиком (оно длинное), окажется, что Есенин просто иронизирует, письмо совсем про другое и подписано так: «Прохвост Сергей Есенин». Прилепин, разумеется, так не подписывается, он очень серьезен на протяжении всех 1000 страниц своего труда.

«И, наконец, последний спорный момент. Часть акта Гиляревского была повреждена, и некоторое время её не могли восстановить. Пока восстанавливали, появилась версия, что у Есенина была пробита лобная кость, причём часть мозга вытекла, а часть застряла в ноздрях. Жуткая картина – которую, правда, тоже никто из зрителей, несколько часов толпившихся в пятом номере, не отметил.

Уже после всех этих «открытий» повреждённая часть акта А.Г. Гиляревского была восстановлена. В этой части акта значится: «кости черепа целы», «мозг весит 1920 грамм».

Значит, никто череп не пробивал. Ничего никуда не вытекало – есенинский мозг остался в его голове. Чего о некоторых авторах версий с уверенностью не скажешь», – пишет Прилепин.

Нормально, да, назвать оппонентов безмозглыми идиотами? Ну конечно, на войне, хотя бы и литературной, противников не щадят, главное – водрузить свое знамя над могилой великого русского поэта…

Однако как доверять заключению, что «кости черепа целы», если глаза видят другое: внушительную вмятину на лобной кости, заметную на фотографиях мертвого Есенина и на посмертной маске, другие повреждения? Верить ли вообще акту патологоанатома Гиляревского, блестящего специалиста старой школы, который как будто по чьему-то наущению постарался многое на теле не заметить или специально составил акт так, чтобы кто-то потом догадался: это он сигнал подает, чего-то тут не так.

Если положить на гипотетические весы, на одну чашу – томище Прилепина, книжки и журнальные публикации союзных ему исследователей, на другую – книги Кузнецова, Сидориной и их единомышленников, чаши, похоже, уравновесятся. Ни те ни другие не доказали стопроцентно, так, чтобы уже никаких сомнений не оставалось, совершил ли Есенин самоубийство или был замучен и убит. Вообще, по прочтении десятков исследований, книг о поэте, журнальных публикаций голова идет кругом, в этом можно утонуть.

Но истину можно установить, и мы знаем как (об этом в конце). Давайте в ее поисках отправимся с вами в те далекие 10-е и 20-е годы прошлого века.