Я открыла глаза, чувствуя на лице жжение от его взгляда, и медленно повернула к нему голову.

– Угодила? – тихо спросила, а саму трясло от омерзения к происходящему.

Почему я должна подстраиваться под этих развращенных ублюдков, привыкших жить в угоду собственным желаниям? А он… Он – самый худший из них всех! Ему плевать на людей и человеческие жизни, и, судя по тому, что здесь происходило, он не знал меры ни в чем.

На одно мгновение мне показалось, что я видела в его глазах восторг, а потом он заиграл желваками и отвернулся от меня, кивнув охраннику, стоящему возле дверей, а сам ушел обратно к гостям, забыв о моем существовании.

Мужчина в черном твердым шагом подошел ко мне.

– Пойдем, – сказал он, как-то странно посмотрев на меня.

И в этот раз я не спорила. Молча поднялась на ноги и пошла следом за своим провожатым. Мы вышли из зала, и я облегченно выдохнула.

– Это все? Я могу ехать домой? – в душе теплилась надежда на то, что хотя бы на сегодня кошмар окончился и я могу вернуться домой, проверить бабу Шуру и оплакать наконец-то родителей, попутно думая, как могу выпутаться из сложившейся передряги.

Может, написать заявление в полицию о склонении к проституции? Примут ли? А вдруг у этого Барона и в полиции есть свои люди?

– Такого приказа не было, – равнодушно ответил мой проводник. И, пройдя до конца коридора, он распахнул еще одну дверь и кивнул мне на комнату.

– Что тут? – настороженно заглянула внутрь, где тускло горел красноватый свет.

– Жди здесь, – не дождавшись от меня расторопности, подтолкнул внутрь и сразу же захлопнул дверь. Дернула за ручку, пытаясь выйти, но снаружи щелкнул замок. И только теперь я поняла, что нахожусь взаперти.

Оглядела комнату, и кровь отхлынула от лица.

Всю центральную часть помещения занимала огромная кровать. Она стояла на невысоком возвышении, и казалось, что она главенствует здесь. У изножья кровати находился шест. А чуть левее, ближе к еще одной двери, два кресла и столик.

Меня заперли в той самой ВИП-комнате, о которой ранее говорил Баз. В животе похолодело от мысли, что кто-то сейчас войдет в это помещение и захочет меня… Мне даже думать об этом было противно.

Осторожно прошла к креслу и забралась в него с ногами, прикрывая коротким халатиком коленки.

“Эх, папа, папа, что же ты такого натворил?” – думала о том, как он вообще мог оказаться замешан в чем-то незаконном.

Вспоминала, каким нервным он был последнее время, и понурым. И не хотела даже размышлять о том, что все, сказанное о нем, могло оказаться причиной такого поведения.

Не знаю, сколько я просидела в одиночестве. Но, когда щелкнул замок на двери, я вздрогнула, понимая, что уснула. И тут же уперлась взглядом в дверной проем. Сердце колотилось в груди с бешеной скоростью. На лбу выступила испарина. И, затаив дыхание, я смотрела, как распахнулась дверь и в комнату шагнул Он. Барон.

– А теперь мы с тобой будем разговаривать иначе, – закрыл он за собой дверь, и сердце ухнуло в пропасть от страха.

– Не вижу радости, – надвигался он на меня, а я сильнее вжалась в кресло, стараясь не показывать страха.

– Чему я должна радоваться? – смотрела на мужчину снизу вверх, когда он остановился всего в нескольких шагах.

– Тому, что я здесь с тобой, – прозвучал надменно его голос. – Ты стеснялась толпы. Теперь мы только вдвоем. Можешь раздеваться.

– Я буду рада, только если вы отпустите меня домой, – я не собиралась играть в эту чертову игру. – Я просто хочу домой, – слезы встали комом в горле, и я с трудом сопротивлялась желанию плакать. Никто не хотел меня даже слушать, не говоря уже о том, чтобы услышать.

– Это исключено, – отрезал он, рассматривая меня, будто диковинную зверушку. – Ты не вернешься домой. Его просто у тебя больше нет, – отвернулся. Внутри вспыхнула надежда, что он оставит меня в покое, но Барон сел в кресло напротив, продолжая меня изучать.

– Теперь твоя квартира принадлежит нам, – холодно сказал он.

– Но вещи внутри квартиры мои. Или тарелки и семейные альбомы тоже хотите двинуть на черном рынке, или куда вы планировали?

– Заберешь ты это добро и куда повезешь? Где ты живешь теперь?

Этот вопрос застал меня врасплох.

– Вы же не можете просто выбросить меня на улицу? – не верила, что так бывает. Что приходят к человеку и отбирают его дом, его тело и его жизнь. Получалось, что больше мне ничего не принадлежало. Даже я сама.

– Мы можем что угодно. И никто нам за это ничего не сделает, – давил тяжелым взглядом Барон.

– И как же мне быть? – отказывалась верить, что у меня совершенно не осталось возможности вернуться к прежней жизни.

– Смириться, адаптироваться, искать плюсы.

– Да вы философ, – рассмеялась. – Какие плюсы в том, чтобы раздеваться перед незнакомцами? – выкрикнула, потеряв самообладание.

– Деньги – это связи и возможности, – произнес с невозмутимым выражением лица.

– Вы на полном серьезе говорите, что торговать телом – это хорошо? – сердце стучало слишком быстро от волнения.

– Я говорю лишь то, что любую ситуацию можно обернуть в свою пользу.

– Не может быть здесь для меня никакой пользы! – вскочила на ноги, не в силах контролировать эмоции, разрывающие меня, сжигающие изнутри. – Боже, я в аду! Почему я не поехала вместе родителями? – начало меня трясти. – Почему меня не похоронили сегодня вместе с ними?!

– Не зови смерть, она может откликнуться! – проговорил тихо этот демон, но равнодушие в его голосе и угроза спровоцировали мурашки. Волоски встали дыбом на коже, а позвоночник покрылся ледяными капельками пота.

Мне стало больно дышать. Больно жить. Я прислонилась головой к стене, шумно втягивая пропахший аромамаслами воздух и вентилируя его через легкие. Но каждый его глоток отравлял меня все сильнее. В теле появилась слабость, и закружилась голова.

– Прекращай истерить, пианистка, – он приближался тихо, крадучись, словно большой хищный кот.

– Зачем меня сюда привели? – я резко обернулась, столкнувшись с чернотой глаз Барона. А приглушенный красный свет, падающий на мужское лицо, подчеркивал его демоническую натуру. – Отпустите. Я все отдам. Вам же не важно, где я найду эти деньги? Важен результат.

– Слишком много слов и драмы. Не люблю истеричных баб, – бегал глазами по моему лицу, осматривая его и вызывая странные эмоции. – Ты должна быть молчаливой, голой и покорной. Я и так долго ждал, когда окажусь в тебе.

Его слова ввергли меня в шок. В животе образовался холод, и он стремительно расползался по телу.

– Мне сказали, что я буду просто играть, – вжалась в стену. – Интим на мое усмотрение, – голос дрожал.

– Здесь я решаю, кто и что будет делать, – шагнул еще ближе. Так близко, что я чувствовала на себе его дыхание.

– И что же вы хотите?

– Тебя, – пронзил горящим взглядом. – Ты готова играть на рояле голой пятьсот рабочих дней, чтобы погасить долг отца?

– Нет.

– Предлагаю скостить этот срок до сорока пяти дней. Пятьсот тысяч за целку в качестве подарка мне на день рождения и каждый новый день, что ты сумеешь удержать мое внимание, по сотне. Выбора у тебя нет. Или я стану твоим покровителем, или останешься отрабатывать долг в борделе, – его пальцы схватили кончики пояса на халате.

– Нет! – накрыла я узел рукой, не давая мужчине лишить меня этой мнимой защиты. – Я еще не дала ответ! – дрожала.

Пусть я доставала Барону макушкой лишь до основания шеи и он закрывал широкой спиной все остальное пространство, верила, что смогу с ним справиться. Я чувствовала жар, исходящий от мужского, сильного тела, запах… Втянула чуть пряный, горьковато-сладкий аромат аниса, чего-то алкогольного, сахара и мускуса. Запах пьянил, от него кружилась голова. Он оказался таким же горячим, как и его носитель.

– Считай, что я уже ответил за тебя.

Щеки вспыхнули, и стало так жарко, что я начала задыхаться, но не разрывала зрительного контакта с демоном в человеческом обличьи, опасаясь, что он использует заминку в свою пользу.