Песок на дорожке свивался в высокие вихри. На Кулу уже обрушилась ночь, вязкая, душная ночь юга, и на аллеях зажглись фонари. Эльфка и ее конвоир были в парке совершенно одни. Во дворце вести расходятся быстро, а заседание Верховного Трибунала – это не та новость, которая располагает к прогулкам. Да и усилившийся ветер, предвестник скорой грозы, уже рвал с деревьев зеленое кружево, гнул кипарисы и аккуратно подстриженные туи.

Фуинбрагол усмехнулся:

– Конвой из четырех человек, кандалы, барабанная дробь? Это можно устроить.

– Ну неужели мои преступления против Мандры столь незначительны, что я хотя бы конвоя не заслужила, – заканючила Энедика, таща за собой проклятый подол. Беличьи хвостики цеплялись за все подряд – за ремешки сандалий, за торчащие из песка корни деревьев, за шпоры капитана. – Вы меня оскорбляете! На барабанщике я не настаиваю, ладно уж…

Эльф усмехнулся:

– Некоторые дела лучше делать тихо, уважаемая Ниарумо. И сделать тихо то, что надо делать тихо – это тоже в своем роде искусство. Да впрочем, кому я объясняю? Вам, прославленной командирше партизан?

Они поднялись на причал, часовой поспешно отдал им честь.

– А вы любите искусство? – с большим интересом спросила эльфка.

– Да, особенно театр, – рассеянно ответил Фуинбрагол.

Среди крутобоких, неуклюжих, грубо размалеванных мандреченских лодок, всегда напоминавших Энедике уток, которых нужно подстрелить, эльфка заметила на темной воде и изящную, светлую ладью, украшенную только затейливой резьбой. Отсутствие у нее весел подтвердило догадку Энедики насчет ее владельца. Фуинбрагол сделал небрежный жест рукой, подзывая ладью. Она медленно подплыла к причалу, развернулась бортом и прижалась. Капитан Чистильщиков вошел в нее и сказал:

– Прошу, уважаемая Ниарумо.

Энедика начала спускаться, запуталась в беличьих хвостах и полетела вниз – прямо в подставленные руки Фуинбрагола. Ладью даже не качнуло. Секунду разозленная, униженная Энедика смотрела ему в лицо – снизу вверх. На фоне черного неба светлые волосы эльфа казались серебряными, а черты лица в свете причального фонаря потеряли свою резкость. «А он старше, чем кажется», поняла эльфка.

– Вы хотите путешествовать таким образом? – спросил Фуинбрагол, все еще держа ее на руках. Энедика пробурчала что-то и слезла с его рук.

– Вы не боитесь, что мы попадем под дождь посредине Нудая? – спросила она.

Эльф отрицательно покачал головой. Они сели друг напротив друга на двух скамеечках. Фуинбрагол устроился на корме, чтобы видеть, куда они плывут, и легонько подтолкнул ладью своей Чи. Энедика смотрела на левый берег Нудая. Она хотела увидеть черный ожог Приморского квартала на темно-сером теле города, проплешину на колючей шкуре сломленного, прирученного зверя, опутанного раскаленными цепями главных улиц.

Но почему-то – не видела.

– У Нудая очень разветвленная дельта, – донесся до нее сквозь ветер голос спутника. – Мы не проплывем мимо Приморского квартала.

Энедика вздохнула и отвернулась от берега.

– Дайте мне ваш кинжал, Фуинбрагол, – попросила она.

Эльфка была почти уверена, что он отшутится, откажется.

– Становится интересно, – сказал капитан Чистильщиков и протянул ей оружие.

Она подтянула подол сюрко себе на колени и стала срезать грязные, измочаленные хвосты.

– Балахон из мешковины превратился в платье с низко посаженной талией, прямоугольник с дыркой для головы, который накидывали на доспехи для того, чтобы они не раскалялись под южным солнцем, стал изящным верхним платьем, – яростно ворчала Энедика. – Кожаный нагрудник, гасивший удары, превратился в меховой пластрон…

Эльфка с наслаждением вышвырнула пригоршню хвостиков за борт. Они закрутились под ветром, взметнулись над белыми от пены верхушками волн и исчезли в темной воде. Ладья Фуинбрагола шла ровно, словно двигалась не по бушующей реке, а по глади озера в безветренный день. Энедика знала, в чем здесь хитрость.

Между дворцовым причалом и тем местом, куда хотел доставить эльфку ее единственный конвоир, был натянута «нитка». Принципы создания магического коридора были описаны Ринером, одним из сильнейших магов Фейре в древности. Учение Ринера гласило, что рядом с нашим миром находится совсем иной, только он отделен от нас непроницаемой тканью, сотканной из времени и пространства. Маг научился вытягивать из этой ткани «нитки», имеющие вид полой тростинки. Если привязать концы «нити» к двум разным объектам, то всегда можно будет попасть из одного из них на другой без всяких помех, сквозь стены, огонь и воду – путник будет находиться внутри этой чуждой нашему миру «тростинки».

– Но узнать боевую форму Звездных Рыцарей и Воинов Льда все еще можно, – закончил ее мысль Фуинбрагол.

– Вот, значит, как называются на мандречи войска Роквэлвея и Мех’Хелек, – сказала Энедика, возвращая кинжал.

Восемь веков назад северные эльфы крупными стежками собрали обитаемый мир на суровую нитку, вдернутую в ушко стальной иглы своих легионов. На острие почерневшей от крови иглы тогда оказались лучшие воины из тэлери и эльдар.

– Меня больше всего смешит, что сюрко, этот нелепый байстрюк боевого плаща и пелерины, до сих пор считается одеждой знати Мандры, – продолжала эльфка. – Хотя сами эльдар и тэлери не одеваются так уже века три…

Фуинбрагол привычным движением вогнал кинжал в ножны и заметил ей в тон:

– И люди после этого принимают закон о разумном существовании разумных рас и говорят, что никакого влияния на их культуру, кроме гор пепла на месте уничтоженных деревень, мы – эльфы – не внесли.

Энедика хрюкнула от удивления. Эльф высказал ее мысль, но совсем не таких речей она ожидала от офицера Чистильщиков.

– Извините, сорвался, – произнес эльф смущенно. – Профессиональная привычка.

Энедика покачала головой, досадуя на себя. «И ведь знала же, что он не боевик, а провокатор», подумала эльфка и решила впредь воздержаться от разговоров. И тут, посредине черной реки, чьи воды были вздыблены ветром подобно иглам Ежей, на Энедику нахлынули воспоминания о двух последних днях.

О двух днях, когда наконец были найдены – и наказаны – те, кто уничтожил Приморский квартал Кулы вместе с детьми, бабами и стариками.

Когда в кабинет Крона вошел очередной посетитель, Энедика в своем тайнике угрюмо грызла смокву и гадала, когда же имперскому магу это все надоест, и он прикончит бесполезную ему эльфку. Наверняка он уже думает, что она солгала тогда, чтобы спасти свою жизнь.

– Здравия желаю, господин имперский маг! – услышала она бодрый голос. Эльфка прильнула к глазку. Сначала она против своей воли посмотрела на часы, висевшие на противоположной стене – обе стрелки висели ровно вниз. Полшестого, конец еще одного муторного, бессмысленного, бесполезного рабочего дня. Энедика перевела взгляд на вошедшего.

– Садитесь, Маковец, – ответил Крон.

Но Энедика уже не слышала мага. Похожее чувство она испытывала только раз в жизни – когда в Железную Стужу в давно пустовавших силках нашла замерзшего насмерть зайца. Характерные линии ауры, которые она не надеялась уже увидеть, дрожали вокруг вошедшего, оплетая его тело разноцветным коконом. Эльфка смотрела на грузного мужчину, почтительно опустившегося на самый краешек кресла для посетителей. «Козни Илу, так у него даже бородавка настоящая!», думала она.

– По вашей просьбе, господин полковник, мой отдел провел для вас аттестацию по схеме номер восемь, – продолжал Крон.

Голос имперского мага вернул Энедику к реальности.

– А именно аттестацию на чистоту крови. Мы не смогли найти записей в архивах ни волхвов Ярило, ни Дидилии, о том, кто являлся отцом вашего деда по материнской линии.

У господина полковника дернулся левый глаз.

– Учитывая, что ваша прабабка проживала на оккупированной сидхами территории, – нудным голосом произнес имперский маг. – Вопрос о расовой принадлежности вашего прадеда остается открытым.

Энедика, очнувшись, бросилась к столу. Там, между книжкой стихов, огрызком яблока и статуэткой, изображающей двух лягушек, занимающихся любовью в той позе, на которую земноводным никогда не хватило бы фантазии, валялся нефритовый кулон для связи с Кроном. Маг сказал, что как только Энедика узнает заговорщика, ей нужно будет потереть нос уродливой морды, изображенной на кулоне.