В одной из зал Ольга увидала Супрамати, но он был в обществе мужчин и они мирно толковали о политике. Поэтому она не подошла к нему, а присоединилась к своим приятельницам и целой группе дам, продолжавших оживленный разговор о странной новой болезни, постигшей бедного Ришвилля.

По просьбе Нарайяны барон Моргеншильд вручил индусским принцам входные билеты на сатанинские собрания, готовившиеся в двух люциферианских ложах: Ваала и Люцифера.

Вечером, через день после описанного праздника, друзья наши имели совещание со своими секретарями, которым были даны особые инструкции; а затем они отправились каждый в свою сторону, так как ложи находились в разных частях города.

В сопровождении одного Нивары Супрамати отправился в самолете, и через несколько минут воздушный экипаж опустился на большой площади, посредине которой возвышалось круглое здание с плоской крышей, окруженное колоннами. Все сооружение было черное, как смола.

Супрамати вышел, поднялся по ступеням галереи с колоннами, окружавшей сатанинский храм, и три раза стукнул в дверь, у которой стояли две статуи демонов из черного камня.

Дверь без шума отворилась и он вступил в обширную круглую залу с черными стенами, озаренную красноватым полусветом.

Посредине, на высоком и громадном цоколе, воздвигнута была исполинская статуя сатаны, сидящего не на скале, как было прежде, а на земном глобусе. Своим копытом он попирал опрокинутый крест; в одной руке он держал мешок с надписью фосфорическими буквами: «Золото заглушает все добродетели», а в другой – чашу с огненной надписью: «Кровь сынов Божиих».

В цоколе, под ногами идола, виднелась узкая дверь, по сторонам которой сидели два рогатых демона из черного камня, с зажженными факелами в руках.

При входе Супрамати, к нему подошел закутанный в плащ человек. Осмотрев его билет, он подал ему маску и пригласил следовать за ним.

Когда дверь в цоколе распахнулась и Супрамати переступил порог, раздался зловещий треск, и где-то вдали прокатился удар грома.

– Наденьте маску, – сказал проводник с некоторым удивлением и пристально смотревший на него.

Супрамати надел маску; затем они оба спустились по освещенной красными лампами черной мраморной лестнице и вошли в громадную подземную залу, уже наполненную публикой. Все присутствовавшие, – мужчины и женщины, – закутаны были в длинные черные плащи и толпились в первой половине, так что глубина залы оставалась свободной.

Там, на высоте нескольких ступеней, возвышался жертвенник из красного порфира перед статуей Бафомета, и пять электрических ламп, расположенные в форме пентаграммы над головой дьявольского козла, заливали залу кроваво-красным светом. Перед статуей, в тяжелом золоченом семирожковом подсвечнике, горели со зловещим треском черные восковые свечи.

В полу перед жертвенником был вделан большой металлический круг, а около, на треножниках, горели травы и сучья, распространяя острый запах серы и смолы.

От соприкосновения с зараженной нечистыми выделениями атмосферой в очищенном теле Супрамати дрожал каждый нерв; но усилием воли он мгновенно поборол слабость. Крепко сжимая в руке крест магов, который достал из-за пояса, он молча занял место во втором ряду присутствовавших и сосредоточил все внимание на трех жрецах-люциферианах, стоявших в центре металлического круга, около большого металлического резервуара, почти до верха наполненного кровью.

На шее жрецов – совершенно нагих с закрученными вверх волосами, стянутыми красными ремнями, – висели черные эмалевые нагрудные знаки; тела их были выпачканы кровью только что перед тем зарезанных ими животных, туши которых еще валялись тут же. В эту минуту они выпускали в резервуар кровь последней жертвы – черного козленка. Затем они расположились треугольником вокруг резервуара и затянули дикий и нестройный гимн.

Через несколько минут кровь в бассейне начала волноваться, потом кипеть и подернулась черной дымкой. При этом и присутствовавшие также запели, если можно назвать пением этот нескладный гам, прерываемый иногда криками:

«Гор! Гор! Саббат!»

Точно какое-то безумие овладело присутствовавшими; голоса все больше дичали. Плащи спали, обнаруживая наготу этой бесновавшейся толпы, глаза которых, как завороженные, были прикованы к резервуару.

Теперь из него поднималась человеческая фигура. Сквозь черное прозрачное тело просвечивал точно жидкий огонь; черты лица, более плотного, были зловеще прекрасны, но выражение дьявольской злобы делало его омерзительным.

Как только это таинственное существо начало формироваться над резервуаром, один из люциферианских жрецов поднял с земли и развернул красный сверток, из которого достал и положил на жертвенник ребенка нескольких месяцев, по-видимому, спавшего. Два других жреца встали на ступенях по обе стороны жертвенника: один держал в руках сверкающий нож, а другой золоченую чашу.

– Слава! Слава! Слава тебе, Люцифер! – рычали собравшиеся. Темный дух выскочил тем временем из бассейна на ступени жертвенника; теперь тело его казалось плотным, как у живого.

А за ним, из того же резервуара, выходили сероватые тени, которые быстро оплотнялись и оживали. То были женщины-ларвы: странной, ужас навевающей красоты, с зеленоватыми глазами, кроваво-красными губами и вкрадчивыми, гибкими движениям.

Но что-то не нравилось и беспокоило, по-видимому, гостей из преисподней, потому что гибкие тела их вздрагивали и корчились, а тревожные взоры пытливо оглядывали собравшуюся толпу.

Люцифер схватил жертвенный нож и, произнося заклинания, занес его над недвижимым ребенком.

Вдруг он вздрогнул, выронил нож и стремительно обернулся. Лицо его исказилось отвратительной судорогой, а из полуоткрытого рта капала зеленоватая пена.

– Измена! – закричал он хриплым голосом, цепляясь за жертвенник.

Супрамати сбросил плащ и маску; голова его пылала серебристым голубоватым светом, над челом горело мистическое пламя его оккультного могущества, а из висевшей на груди звезды исходили ослепительные лучи, окутывая всю фигуру мага широким ореолом; в поднятой руке его сверкал крест мага. Это был крест чистого золота, освященный магами высших степеней; из концов его струились снопами лучи света, а в середине виднелась чаша.

Подняв высоко это священное оружие страшной силы и произнося формулы высшего посвящения, Супрамати твердым шагом шел к дьявольскому жертвеннику.

В эту минуту раскат грома потряс все здание до основания и Люцифер, корчась в судорогах, зарычал, как дикий зверь. Свечи и другие огни потухли, треножники полетели на землю и зала огласилась раздирающими душу криками. Лишь яркий свет, исходивший от мага, освещал, как днем, отвратительное окружавшее его зрелище.

Позади Супрамати тянулась широкая полоса света и там виднелись волнующиеся массы низших, подчиненных ему духов; лица их светились умом, а на груди блестели голубоватые огни. Вызванные своим главою, они явились поддержать его в борьбе с адскими духами.

И борьба эта разразилась со страшной силой. Бесовская свора сплотилась у жертвенника, окружая Люцифера, который с пеной у рта, отвратительный и страшный, пускал в мага снопы искр и клубы черного зловонного дыма; все это большими темными пятнами падало на светлую одежду Супрамати, но мгновенно таяло и исчезало. Ларвы и сатанинские жрецы метали в него раскаленными добела стрелами.

Но спокойный Супрамати мужественно шел, точно столб света, и дойдя до металлического круга, поднял руку, вооруженную крестом, а его звучный и чистый голос, читавший громко заклинания, покрыл стоявший в зале невообразимый шум.

В это мгновенье из креста сверкнула молния и ударила прямо в грудь Люцифера. Нечистый дух заревел и покатился со ступеней, корчась в страшных судорогах у ног Супрамати.

– Сгинь ты, дьявольская плоть, тварь негодная и преступная. Я изгоняю тебя из земной атмосферы! Блуждай в отражениях прошлого, любуйся своими преступлениями и затем размышляй над ними в одиночестве.