устроена была низенькая скамеечка для механика. Легкий кожаный верх был поднят, но Нарайяна опустил его, посадил Супрамати, сел сам, и, отвязав канат, пустил в ход машину.

Легко, как птица, воздушная лодка поднялась в пространство и потом взяла нужное направление.

– Ты не держишь механика? – спросил Супрамати.

– Держу двух: одного для земных экипажей, другого для воздушных; но это не мешает мне очень часто выезжать одному. Вообще же должен тебе сказать, что прислуга все более уменьшается и баснословно дорого стоит! Только очень богатые люди позволяют себе роскошь иметь повара, лакея, камердинера, и то это не прежние слуги. Я знаю очень богатые семьи, где довольствуются одной служанкой, редко двумя и, говоря правду, этого достаточно, потому что в доме все приготовляется машинами. Ты еще не видал таких хозяйств. Мне даже пришла мысль свести тебя завтра к моему приятелю, доктору Ранцеву. Это прелестный человек. Он в настоящее время один, потому что жена его в отпуску, – и ты можешь подробно осмотреть его помещение.

Нарайяна приподнял дощечку, прилаженную около двигателя, и открыл круглую плоскую коробочку, где была целая серия металлических кнопок.

– Посмотри, Супрамати, этот аппаратик – усовершенствованный правнук беспроволочного телеграфа системы Маркони; через него можно говорить с кем угодно. Я спрошу доктора, когда он может нас принять.

Он надавил несколько кнопок, и через минуту в центре коробки появился свиток тонкой бумаги, на которой обозначались фосфорические знаки.

– Вот, доктор завтра ожидает нас к обеду. Я приеду за тобою, и мы отправимся сначала к доктору, а потом к амазонкам. Но вот мы и приехали.

Аэрокэб тихо спустился у башенки с такой же платформой, как и у дома Нарайяны; Супрамати вышел, приятели дружески простились, и воздушный экипаж исчез в темноте.

Войдя в свою комнату, Супрамати приказал подать себе халат и отпустил камердинера.

Он хотел, было ознакомиться с книгой истории, данной ему Нарайяной, но, прочитав немного про вторжение желтых, наводнивших Европу в XX веке, он снова почувствовал такую усталость, что бросил книгу и лег.

Очевидно, нездоровые испарения, тяжелые и зловонные флюиды, излучаемые толпою и заражавшие атмосферу, болезненно отзывались на очищенном организме мага, утомляя его более, нежели упорный умственный труд и самые сложные магические опыты.

На следующий день, приняв ванну, Супрамати почувствовал себя вполне свежим и бодрым, если не считать легкой тяжести, от которой он не мог отделаться с приезда в Царьград. Выходить из дому ему не хотелось, и он провел утро за чтением истории, разыскивая попутно в энциклопедии биографии знаменитых людей, имена которых встречались ему.

Затем он принял отчет управляющего одним из отдаленных поместьев, вручившего ему крупную сумму денег, и наконец занялся туалетом, чтобы быть готовым к приходу приятеля.

Было около трех часов, когда прибыл Нарайяна – свежий, улыбающийся и изящный, как всегда.

– Не рано ли для обеда? – спросил Супрамати.

– Конечно, час для обыкновенного обеда неподходящий. Но так как мы отправимся еще к амазонкам, то доктор, с которым я утром беседовал, предлагает нам dejeuner-dinatoire. Я предупредил его, что ты первый раз в Европе и желаешь изучить последнее слово современного комфорта, и он покажет тебе свой дом.

Теперь Нарайяна приехал в экипаже вроде того, какой достали и Супрамати с пристани, и через полчаса автомобиль остановился у большого дома в двенадцать этажей.

Это был настоящий дворец, построенный в странном и не особенно изящном архитектурном стиле последнего времени. На каждом этаже были широкие балконы с цветами и резными перилами, и почти у всякого было прикреплено по воздушному экипажу.

– Почему не приехали мы в самолете? Это было бы удобнее, особенно если доктор живет высоко, – заметил Супрамати.

– Он живет на десятом этаже, и швейцар поднимет нас; но я хотел показать тебе прихожую дома.

– Как! Еще существуют швейцары? – полюбопытствовал Супрамати, смеясь.

– Да, но они очень мало походят на прежних. Это необходимый служащий в каждом доме, очень занятый своей особой. Получает он 15000 руб. жалованья и квартиру; у него четыре помощника, получающих по 6000 руб. жалованья с квартирой, и каждый обслуживает один из входов, которых имеется пять, по это главный.

Разговаривая, они поднялись на ступени крыльца и вошли в прихожую.

Подчиняясь требованиям эпохи, стремившейся во всем к грандиозному, прихожая оказалась обширной залой с эмалированными керамическими колоннами; в центре потолок доходил до вершины дома и кончался стеклянным куполом с разноцветной живописью. В этом словно колодце четыре подъемные машины ходили вверх и вниз, по нигде не было видно, кто бы управлял аппаратом. Высокие с разноцветными стеклами окна освещали залу; два фонтана в мраморных бассейнах веяли приятной прохладой; там и сям, среди цветов и зелени, разбросаны были скамейки и кресла, а на столиках кучами лежали газеты и журналы.

С одной стороны залы, на прилавках и полках, помещались различные съестные припасы: овощи огромных размеров, фрукты, масло, сыры; все было расположено с большим вкусом и аппетитно выглядело в корзинах, убранных зелеными листьями и украшенных вырезанными из бумаги кружевами.

– Это что, рынок? – спросил Супрамати.

– Эти продукты выставляются каждое утро, чтобы жильцы могли воочию убедиться в доброкачественности и свежести припасов и, по желанию, выбирать провизию. А вон там, направо, па эстраде, этот шикарный господин, восседающий за бюро, заваленным счетными книгами и другими бумагами, и есть швейцар, – ответил Нарайяна вполголоса, подходя к эстраде.

Швейцар, увидев их, встал и поклонился.

– Принц желает, вероятно, подняться на десятый этаж, квартира двенадцать? Благоволите пожаловать в машину номер два.

Поблагодарив его, приятели сели в подъемную машину, и Нарайяна нажал пружину. Аппарат быстро полетел вверх и мгновенно остановился, когда привели в движение другой механизм.

Вышли они на маленькой площадке, украшенной цветами и большим зеркалом; тут же находились две двери с фарфоровыми пластинками, обозначавшими имена жильцов.

Нарайяна нажал пластинку; тотчас дверь без шума отворилась, и они очутились в небольшой передней, где в стену был вделан шкаф, закрытый хрустальной дверцей. В этот шкаф посетители спрятали свои плащи, шляпы и трости, и в эту минуту вошел доктор и весело поздоровался с ними.

Это был молодой человек лет тридцати, худой и даже несколько хилый, как большинство населения; но наружность была интеллигентная, приятная и добродушная.

– Здравствуйте, Павел Павлович. Как видите, мы аккуратны; а вот и мой двоюродный брат, принц Супрамати, о котором я вам говорил. Прошу любить да жаловать; но предупреждаю, что он крайне любознателен, скажу даже, жаден на все новое, потому что приехал из старого гималайского дворца, где ревнивая мамаша воспитала его в затворе.

– Хорошая рекомендация! Доктор сочтет меня навязчивым и любопытным дикарем, – возразил Супрамати, усмехаясь. – Должен однако сознаться, что во дворец, где я воспитывался, еще не проникло последнее слово цивилизации и новейшего комфорта, и я желал бы познакомиться с ними для того именно, чтобы ввести у себя все новейшие усовершенствования.

– Я рад показать вам все, что может вас заинтересовать, принц, но боюсь, что скромный комфорт моего уголка не удовлетворит требования человека вашего положения и состояния, – чистосердечно ответил доктор, вводя своих гостей в маленькую, меблированную с большим вкусом залу, к которой прилегал обширный балкон, служивший так же пристанью для самолетов.

– Если не желают видеть балкон, выдвигают эту ширму, – пояснил доктор, нажимая пружинку.

Тотчас из стены выдвинулась перегородка и плотно закрыла балконную дверь так, что стена казалась цельной.