Я тряхнула головой, чтобы прогнать тревожные мысли, и вместо этого сосредоточилась на том, что меня окружало. Я никогда не была за пределами Сферы, и мир оказался намного больше, чем я когда-либо мечтала.

Все было новым для меня, от мягкой земли под моими ботинками до шума ветра, колышущего голые ветви деревьев. Даже запах здесь был другим. Вдали от давления человеческих тел все было таким свежим и чистым. Я никогда по-настоящему не ощущала насыщенного запаха, исходящего от сосен, которые росли вдоль луга, который мы пересекали. Или чистый аромат воздуха, не прошедшего через бетонные коридоры. Здесь, за оградой, был целый мир, и голодная, ноющая часть меня жаждала увидеть каждый его кусочек.

Солнце опускалось низко к горизонту, и я прикусила губу, думая о том, что это значит. Ночью вампиры были сильнее всего. Приходило их время. Ни у кого из людей не было шансов выстоять против них при свете звезд.

Я плотнее запахнула свою новую куртку на шее. Хотя мы не разговаривали все то время, что прошло с тех пор, как он убил ту вампиршу, мы разграбили квартиру. Пока он запасался едой, я воспользовалась возможностью раздобыть себе что-нибудь потеплее. Это была не та белая куртка, которую я хотела, но я начала думать, что это хорошо: белый цвет не совсем подходил для того, чтобы оставаться вне поля зрения. Толстая куртка, в которой я сейчас щеголяла, была темно-зеленого цвета, и на ней все еще был подбитый мехом капюшон, о котором я мечтала.

Зима была в самом разгаре, и по мере того, как солнце садилось, температура резко падала. У меня никогда раньше не было ничего подобного этой куртке, и тот факт, что я не дрожала от холода, доказывал ее эффективность. Человек-гора был облачен в толстый серый плащ, подбитый мехом, который только подчеркивал его сходство с гладиатором.

Мой разум начал кишеть незаданными вопросами, но синяки на моей шее и мое общее презрение к нему удерживали мой язык в узде. Я боялась открыть рот — как из-за страха перед его реакцией, так и из-за слов, которые я могла бы соблазниться бросить в его адрес, но любопытство брало верх над опасениями.

Мы шли, казалось, целую вечность, и у меня было только обещание, которое он дал несколько часов назад, чтобы заставить меня думать, что мы вообще направляемся за моей семьей. Мне нужно было знать, как он узнал, где они будут, а также сам пункт назначения, плюс как он рассчитывал их вытащить.

Почему-то я не могла высказать свои опасения. Грусть, которая, казалось, наполнила его, когда он узнал о нынешнем годе, была такой всепоглощающей, что я почти почувствовала ее сама. Если бы у меня не было своих забот на всю жизнь, я бы уже спросила его об этом, но это нарушало одно из моих собственных правил. Никогда не задавай личных вопросов. Не создавай ненужных связей. Не то чтобы я могла испытывать что-то, кроме гнева, к сукиному сыну, который заставил меня смотреть, как мою семью схватили и пытали, но у меня были свои правила не просто так.

Я трахалась с парнем большую часть лета, мы почти не обменивались словами, кроме первых нескольких, когда встретились, горячие взгляды и тонкие указания о том, где встретиться, — вот и все, чем заканчивались наши разговоры. Это казалось таким идеальным. Физическое освобождение с мужчиной, который понимал границы того, кем мы были и кем никогда не станем. По крайней мере, я так думала. И вот однажды днем, когда его член был погружен в меня, он взял и выпалил какое-то признание. Я даже не могла вспомнить большинство слов, но он сказал что-то о чувствах и о том, что я все время была у него в голове, о желании познакомить меня с его семьей — честно говоря, после пятого или шестого слова я была больше озабочена тем, чтобы оттолкнуть его от себя и найти свою сброшенную одежду, чем о том, чтобы выслушать его. С того дня я даже не обращала на него внимания, и хуже всего было то, что маленькая часть меня была польщена его интересом, та слабая часть человечности, которая жаждала чего-то большего, чем я когда-либо могла позволить себе рискнуть предложить.

Но я погасила это так же уверенно, как всегда клялась, и с тех пор не совершала ошибки, задавая кому-либо личные вопросы. Этот засранец ничем не отличался. Он был средством для достижения цели, удобным отвлекающим маневром, если кровососы случайно обнаружат нас, и, самое главное, неважным.

Мой молчаливый спутник свернул с нашего пути и повернул в сторону, пробираясь между деревьями, окаймлявшими луг, причем каждый его шаг был так тщательно выверен, что я ни разу не услышала ни одного из них. Я осторожно последовала за ним, вдыхая свежий аромат зеленых сосен, мои легкие расширялись по мере того, как я проглатывала его.

У меня было все, о чем я когда-либо мечтала, и мой самый страшный кошмар одновременно. Каким бы удивительным все это ни было, это ничего не значило без присутствия здесь моей семьи, которая могла бы разделить этот момент со мной.

Некоторое время мы шли среди деревьев, сосновые иголки мягко хрустели под моими ботинками. Я не могла удержаться от изумленного взгляда по сторонам и даже заметила сову, перелетающую между деревьями и наблюдающую за нашим продвижением. Я остановилась, чтобы посмотреть на птицу, и улыбка тронула мои губы. Она казалась такой беззаботной. Я удивилась, почему мы показались ей такими интересными, и подняла руку в знак приветствия.

Мое внимание привлекло какое-то движение, и маленькое лезвие пронеслось в воздухе, сбив сову с дерева, которая замертво упала на лесную подстилку. Я издала вопль ужаса и побежала к прекрасному созданию, которое совершенно неподвижно лежало на земле.

— Что ты наделал? — Сердито потребовала я, когда ответственный за это ублюдок направился ко мне, его взгляд был прикован к сове, он либо не замечал, либо не заботился о моей реакции на его насилие.

Он наклонился, чтобы вытащить свой нож, даже не удостоив меня любезным взглядом, не говоря уже о том, чтобы ответить на мой гнев. Прежде чем он успел отвернуться, я схватила его за запястье и заставила встретиться со мной взглядом. Его золотистые глаза казались тусклее, чем раньше, как будто что-то в них сломалось, и, возможно, я надеялась, что это так. Он был холодным, бессердечным зверем, и все, что он делал с того момента, как я встретила его, доказывало мне это. И все же наши судьбы переплелись, оставив меня пока в ловушке его присутствия.

— Зачем ты это сделал? — Я выплюнула, скорбь по мертвой птице разжигала мой гнев и придавала мне дополнительную храбрость.

— Это был Фамильяр, — ответил он ровным покровительственным тоном. — Я снова спас тебе жизнь.

— Что…?

Он посмотрел вниз, туда, где я схватила его за запястье, и я отпустила его так же быстро, как схватила, слишком хорошо помня, как эта рука сжимала мое горло, и как легко он одолел меня и удерживал в его власти.

Однако он, казалось, не был склонен ударить меня за мой гнев, его подбородок дернулся в сторону мертвой птицы, заставляя меня снова обратить на нее внимание.

— Зверь, чья душа привязана к вампиру. Его цель — быть их глазами и ушами. Живой, дышащий шпион. В них не остается ничего от того существа, которыми они были, когда развращение кровососов проникает в их вены. — Он продолжил свою первоначальную задачу по извлечению ножа, и когда он вытащил его из груди совы, птица превратилась в пыль точно так же, как вампир тем утром.

Я с отвращением отшатнулась, и осознание захлестнуло меня: тысячи раскрытых мелких секретов, все недоверие внутри Сферы, люди, обвиняющие друг друга в своих наказаниях, думая, что они сдают друг друга, когда на самом деле маленькие глазки были повсюду и докладывали обо всем.

— Вот почему они всегда знали, что происходит в Сфере, не так ли? — Спросила я почти про себя, и от осознания этого к горлу подступила желчь. Люди не доверяли друг другу, доходя до самоизоляции. Семьи держались особняком, дети почти не смели играть друг с другом, опасаясь, что кто-то донесет на них за каждую мелкую провинность. Но за нами шпионили даже не наши сородичи. — Они все время следили за нами.