Если мы сравним две, казалось бы, родственные модели – французский абсолютизм и русское самодержавие, то увидим, что это далеко не одно и то же. Французский абсолютизм не контролировал в своей стране всё и вся, как это было в России вплоть до 1905 года. Со времен раннего Средневековья города во Франции имели вольности и сохраняли свои свободы. И крепостное право исчезло во Франции за четыреста лет до того, как это произошло в России.

Поэтому во французском обществе всегда существовало настороженно-недоверчивое, а временами и враждебное отношение к «деспотической» России, «стране рабов». Проблема в том, что нам последние двести лет приходилось иметь дело не только с правительством, но и с французским обществом, а это усложняло и до сих пор усложняет задачу.

– И всё же, при всей нашей разнице, в чем вот нам с Францией стоит развивать отношения, в какой области?

– Сейчас всё очень сложно. В условиях евро-атлантической солидарности, которой Франция вынуждена следовать, ее правительство ограничено в своих действиях. Взять хотя бы экономику. Вы же понимаете – санкции. Франция обязана их придерживаться.

И все же с государством всегда можно договориться, потому что государство по определению руководствуется рационально-прагматическими соображениями, думает о том, что соответствует национально-государственным интересам. Поэтому общий язык с правительством во Франции можно найти даже в условиях санкций.

С обществом договориться куда труднее, потому что для него, для общества, прагматические интересы не имеют первостепенного значения. Здесь действуют другие принципы, относящиеся к области политической культуры и морали.

В истории франко-российских отношений, пожалуй, только однажды позиция французского правительства полностью совпадала с общественными настроениями. Это было на рубеже XIX–XX столетий, когда Россия оказалась единственной европейской державой, которая протянула руку помощи Франции, разбитой и униженной Германией в 1871 году. Тогда даже непримиримые либералы и социалисты во Франции поддержали франко-русский военный союз, несмотря на неприятие ими русского самодержавия. Это, кстати, повторилось на исходе Второй мировой войны, когда де Голль заключил со Сталиным договор о союзе и взаимной помощи.

Но в целом для французского общества принципиально важной остается приверженность демократическим, либеральным ценностям, уважение к которым оно хотело бы видеть и в России. В силу разных причин, в том числе из-за наблюдающейся русофобской кампании на Западе, прогноз пока неблагоприятный. К сожалению, чуть ли не по пальцам можно пересчитать, видных представителей французского интеллектуального сообщества, которые сегодня относят себя к числу наших друзей. Намного больше тех, кто выступает с антироссийских позиций, причем, зачастую теряют чувство меры. Приведу только один пример.

Когда в позапрошлом году я был в Париже в очередной научной командировке, в книжном магазине «FNAC» мне попалась книга, которую я приобрел. Знакомство с ней повергло меня в уныние.

– Почему?

– Написала ее одна дама, не буду называть ее фамилии… Так вот, автор, среди прочего, составила внушительные списки своих же соотечественников – политиков, предпринимателей, журналистов, деятелей культуры и науки, которых она отнесла к «прокремлевской» агентуре. Невольно приходит сравнение с печально известным киевским сайтом «Миротворец».

Меня в данном случае заинтересовали наши коллеги-историки.

– Нашли?

– Практически все там оказались. Почти все, кто с нами поддерживают контакты, все кто с нами встречается на коллоквиумах, на конференциях, приезжает в Москву – это все «агенты Кремля», «агенты Путина», даже если сами они об этом не подозревают.

– Они в это верят?

– Видимо, да. Русофобия, к сожалению, сейчас в тренде, она пользуется повышенным спросом. И упомянутая книга появилась, конечно же, не случайно.

Одновременно «агентами Кремля» пишущая дама объявила и тех россиян, кто развивает сотрудничество с Францией – в области культуры, науки и образования. Все они якобы выполняют «задания Кремля». Среди этих «агентов влияния» – Валерий Гергиев, художественный руководитель Мариинского театра, маэстро Владимир Спиваков и Юрий Башмет, режиссер Павел Лунгин, академики Пиотровский, Горкунов и Чубарьян, ныне уже покойный Олег Табаков, другие выдающиеся представители российской культуры. Ну что здесь сказать! У меня нет слов!..

– В общем, все значительные люди,

– Да, все заметные деятели науки и культуры, которые бывают во Франции и пытаются развивать наши двусторонние контакты.

Все это удручает, потому что нынешняя русофобская истерия приняла опасные масштабы, ею, как вирусом, поражена значительная часть французского общества. И где же тут толерантность – последнее достижение западной демократии?..

– Давайте все-таки закончим каким-нибудь оптимистическим примером, если он есть,

– Вы правы! Нельзя терять оптимизма. Даже в самые худшие времена нас с французами всегда выручало одно спасительное средство – культура. Несмотря ни на что, русская, российская культура по-прежнему сохраняет влияние во Франции. Позвольте одно личное отступление. Во время одной из командировок в Париж, где я провел два месяца, мне предложили «студию», в которой почему-то не оказалось ни Интернета, ни даже телевизора. Правда, квартира находилась в Латинском квартале, с его неповторимым микроклиматом.

В моем распоряжении был только старый радиоприемник, через который вечерами, когда не был в гостях, я слушал полюбившуюся мне музыкальную станцию «Radio Classique». И что меня тогда поразило – до 25 % звучавшей музыки составляли или произведения русских композиторов, или исполнителями были наши музыканты – как здравствующие, так и ушедшие – Рихтер, Гилельс, Ростропович…

Рискую показаться пафосным, но я испытывал чувство гордости за нашу великую культуру и ее хранителей.

Пространство культуры, не знающее национальных границ и не подверженное санкциям, нельзя уничтожить. Можно ввести экономические санкции, разорвать (денонсировать) любой договор, любое соглашение, но не культурные обмены, если, конечно не впасть во времена «санитарного кордона» и холодной войны. И в этом смысле наши контакты с французскими коллегами по линии исторической науки – это тоже важный элемент культурного взаимодействия России и Франции.

Ну а если вернуться к политике…

История убедительно показывает: не бывает вечных врагов, тем более что мы с Францией не противники. Вспомним. Франция с XIV века сто лет вела войну с Англией. На протяжении почти всего XVIII века опять воевала с той же Англией на морях и в колониях. Историческое противоборство двух стран продолжил Наполеон. Далее – 250 лет Франция противостояла Габсбургской империи с XVI века, и вплоть до середины XVIII-ro. Но все это прошло, как прошли 70 лет непримиримой вражды Франции и Германии. Миллион триста тысяч французов полегли на полях Первой мировой войны – такого вообще никогда не было в истории Франции, почему Первая мировая у французов и называется «Великой войной», «La Grande guerre». Потом – нацистская оккупация Франции. Но и это прошло. В наше время трудно найти в мире более тесно связанные между собой государства, чем Франция и Германия.

Поэтому я думаю, надо просто набраться терпения и работать на сближение, на преодоление противоречий и разногласий, а не накапливать и не предъявлять взаимные претензии. Мы, историки – не прокуроры, а, скорее адвокаты российско-французского диалога, а возможности для развития такого диалога, безусловно, сохраняются.

Выход очередного сборника «Россия и Франция: XVIII–XX века» совпадает с памятным рубежом в истории российско-французских отношений. Триста лет назад, в 1717 году, Петр I с официальным визитом побывал во Франции. Одним из результатов этой, поистине исторической, поездки русского царя стало установление дипломатических отношений между двумя странами на регулярной основе, т. е. с учреждением в Санкт-Петербурге и Париже постоянных дипломатических миссий.