В начале ноября произошло долгожданное: сын миллионера покончил с ремонтом и вселился в квартиру на Красных воротах. Переезд — удобный повод для расставания, если оно уже намечено. Говоришь: «Извини, я не готов взять тебя с собой на новое место». Можно добавить: «Если хочешь, снимем тебе отдельную комнату в общежитие». Почему Сева не сказал этих слов Растяпе? Почему позволил ей переехать с ним? Наиболее очевидный ответ («Потому что не хочет с ней расставаться») ничего не объяснял и потому не устраивал. Беспристрастно говоря, его прежние девушки выглядели эффектней, ярче, сексуальней Растяпы — значит, дело не во внешности. Но в чём?
Догадка озарила, когда в Растяпино дежурство Севдалин пригласил меня посмотреть его новое жильё. Проигнорировав последнюю пару в институте, мы выехали к Красным воротам на корпоративной «девятке» и припарковались в узком, метров шесть шириной, дворике, ограниченном кирпичным забором почтенного возраста. Здесь густо ощущался дух 1920-30-х.
Обычно в старых домах моё воображение без всяких сознательных усилий устремлялось в прошлое — к временам, когда в эти стены вселялись первые жильцы. Но сейчас произошло противоположное. Я рассматривал стильные, функционально продуманные интерьеры, где богатство не демонстрировалось, а подразумевалось (такие красивые удобные вещи не могут стоить дёшево), и вдруг легко представил в них Растяпу — не только теперешнюю, но и такой, какой она станет через десять и двадцать лет. Будущая Растяпа отлично вписывалась во всю эту обстановку — вот, что меня поразило. Она была (будет) здесь, как рыба в родном пруду.
Я почти наяву видел: вот она расслабленно лежит с книжкой под утонченным бра. Вот готовит ужин на супер-навороченной плите. Вот проверяет уроки детей.
А где Севдалин? Его рядом нет. Под видом занятости на работе он кувыркается в номере отеля с очередной красоткой. Растяпа прекрасно об этом догадывается. И хотя измены мужа по-прежнему причиняют ей боль, она к ним уже привыкла, поскольку знала о них заранее — как об одном из условий их брака.
А что если (дошло вдруг до меня) Растяпе на роду написано быть несчастной? Если в самых наиблагополучнейших условиях её счастье обречено на сильный привкус горечи, и она исподволь тянется к горьким ситуациям, как к своему истинному предназначению? Если счастье без слёз для неё — не совсем счастье? Многое в жизни мы объясняем собственными решениями или нерешительностью. Но есть ещё такая штука — судьба (кажется, есть). Она учитывает намного больше параметров, видимых и невидимых, способна заглядывать в будущее и определять его. С её высоты твой выбор — вовсе не твой, и даже не выбор, а действие, совершённое под диктовку судьбы — сколько бы тебе ни казалось, что ты пишешь собственное сочинение.
Скажем, ты едешь в Москву и мнишь, что твоя новая цель — стать актёром. Но это — лишь морковка, позвавшая в дорогу. В подлинной реальности одна из твоих задач — познакомить Севу и Растяпу, потому что без тебя им сойтись не дано. Они, в свою очередь, тоже могут заблуждаться на собственный счёт. Растяпа может думать, что сильно любит Севдалина, готова принимать его таким, какой он есть, и вот поэтому. Севдалин может думать: Растяпа — очень удобная жена, бесконечно преданная, заботливая, прощающая, и вот поэтому. А на деле одному-двум-трём конкретным людям суждено свыше прийти в мир, и у них нет другого способа появиться на свет, кроме как — стать детьми этой пары. Почему именно им предназначено родиться? Вероятно, для выполнения задач, которые могут решить только они.
Видение будущего обдало меня такой неотвратимой убедительностью, что я даже растерялся. Если Сева не собирается бросать Растяпу ни через месяц, ни через год, ни через пять, ни через десять, то что же получается?.. И как быть дальше мне?
Один из вариантов ответа озвучил собственник жилья. Перед уходом я ещё раз повторил, как он здорово всё продумал и обставил — отличная получилась квартирка. Севдалин, соглашаясь, еле заметно кивнул, и задумчиво произнёс:
— Теперь надо и тебе такую сделать.
Позже, вспоминая эти, исполненные хао-братства, слова, я не мог найти им убедительного обоснования. С самого начала они звучали, как благое пожелание, которое не стоит воспринимать в масштабе один к одному. К тому времени способность Севы притягивать деньги прошла отрезвляющую проверку жизнью, дела на работе не позволяли думать, что скоро мы вновь озолотимся, да и отношения наши теперь были совсем не те, что в начале знакомства.
При холодном рассмотрении в загадочной фразе обнаружился второй, ехидный, смысл («Я себе квартиру купил, теперь попробуй и ты»), но вряд ли Севдалин его подразумевал и даже подозревал, что изъясняется двусмысленно. Как бы то ни было, в тот момент я прощал ему всё и в прошлом, и в будущем — за то, что, пусть и всего на несколько секунд, я вновь стал для него дорог, как раньше, и он не сомневается в том, что говорит. Единственное объяснение, которое мне удалось найти: мой друг пережил кратковременное просветление духа.
Всего через несколько дней его понесло в обратную сторону. Он приехал в общежитие, открыл настежь окно, уселся на подоконник и свесил ноги наружу. В таком положении я его и застал, вернувшись после утреннего дежурства в офисе. С порога в лицо ударило холодом. Несмотря на ударное проветривание в комнате стоял отчётливый запах «травки».
— Привет! — Севдалин повернул голову и протянул папиросу. — Пыхнешь?
— Не хочется, — отказался я. — А ты как здесь оказался?
— Это и моя комната, забыл? — он похлопал по подоконнику рядом с собой. — Садись.
Я покачал головой:
— Лучше ты лезь обратно. Упадёшь ещё. И комнату выстудил.
Моих слов Севдалин предпочёл не услышать. На нём была кожаная коричневая куртка, которой я ещё не видел, — пожалуй, слишком лёгкая для такой погоды (ну да, он ведь ездит на автомобиле). Порывы ветра то и дело вздували его чёрные волосы, но он и холода не замечал.
Мы оба молчали. Постояв посреди комнаты, я прошёл к своей кровати и сел.
— Ненавидишь меня?
— С чего вдруг?
— Завидуешь, — произнёс он скучным тоном, словно констатировал твёрдо установленный факт, который и я, в общем-то, признаю. — Потому что я это я, а ты это ты. У меня всё есть и всё будет. А ты всю будешь облизываться и пресмыкаться. И сам знаешь это.
Я почувствовал, как руки зашлись в мелкой дрожи, и тоже закурил.
— Если тебе нравится эта версия — на здоровье.
Мы снова помолчали.
— Хочешь спросить о Растяпе?
— Нет.
— А я хочу, — Севдалин глубоко затянулся. — Чем ты с ней занимался все эти месяцы? Две позы и… всё??? Я просто офигел — почти как девственница! У неё же потрясающий язык — ты не заметил? Гений секса! Знал бы ты, как она сейчас…
— Мне неинтересно, — произнёс я поспешно.
Правильней было бы встать и уйти. Сева под кайфом — это понятно. С глубин его нутра попёрла чернуха. Выслушивать её — себя не уважать. До сих пор после неприятных инцидентов нам удавалось делать вид, будто ничего не произошло, — теперь уже не получится. Но что-то удерживало меня. Возможно, ощущение того, что сейчас расставляются точки над i — и с хао-братством, и с моими надеждами на Растяпино возвращение.
А Севдалина продолжало нести тёмным потоком. Он начал рассказывать, как у них с Растяпой произошло в первый раз. Они сидели в офисе. Проходя мимо её стула, он заглянул к ней в декольте, и то, что там увидел, ему понравилось.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Это называется — предварительные ласки.
— Не надо!
— Почему? Тебе же этого хочется.
— Ну, пожалуйста!
— Спокойно: сейчас тебе станет очень хорошо.
— Прямо здесь?!
— Так ты её изнасиловал? — меня уже всего колотило. — Бедная Растяпа… Она и не собиралась расставаться со мной. Просто ей не хотелось сталкивать нас с тобой. И что ей ещё оставалось?.. Не думал, что тебе нравится быть подонком. А ты даже упиваешься. Самодостаточные люди так себя не ведут — только закомплексованные слабаки, которые хотят что-то кому-то доказать. Ты и есть такой слабак. Это ты завидовал нам с Растяпой. Это ты не мог вынести, что твои друзья счастливы, а ты нет. Ну, и кто из нас лузер?
