— Кому я столько наготовила? Думаете, мы столько едим? Специально для вас! Бабушка ещё вчера сказала: надо будет его, то есть, вас, утром хорошо накормить. Бабуль, правда ты так сказала? И кстати: вы же мне проиграли — забыли уже? Так что сдавайтесь на милость победителя и приятного аппетита!

Завтракали в столовой — той самой проходной комнате межу коридором и кухней. Меня посадили в вершине овального стола, женщины разместились по бокам. Помимо каши, сосисок и гренок завтрак включал творог со сметаной — я подцепил вилкой кусочек творога, отправил его в рот и с трудом проглотил.

— Вы ведь у нас учитесь, в МГУ? — учтивым тоном поинтересовалась Клавдия-старшая. — Или в педагогическом?

Я покачал головой и пробормотал: ни там, ни там.

— Как это «ни там, ни там»? — вмешалась Клавдия-младшая. — А где? В Москве филфаков вроде бы больше нет.

Я ответил, что учусь на юриста.

— Ну, нет! — не поверила она. — Алфавит, вы никудышный юрист!

— Клава! — бабушка посмотрела на неё с лёгким осуждением.

— Бабуль, я всего лишь хочу, чтобы Алфавит Миллионович не умер с голоду, — не смущаясь, объяснила внучка. — Его даже я за утро несколько раз обмишулила, а профессиональные юристы запросто… Постойте, Алфавит, — она снова обернулась ко мне. — Тут какая-то путаница: вчера вы проявили незаурядные филологические познания. Не проявили, а выказали, я имею в виду. На юридическом такому не учат! Только не говорите, что вчера у вас открывался третий глаз, и вы выходили в астрал!

Я вздохнул.

— Что нелегко сознаваться? — тут же догадалась Клавдия. — Всё-таки мы припёрли вас стенке! Выкладывайте, Алфавит, или как вас там…

— Клавочка, что за грубость? — дочь академика посмотрела на внучку с неодобрением и даже удивлением.

— Бабуля, это не грубость, — объяснила та, — это жанр: в кино сыщики всегда так говорят, когда разоблачают человека с двойным дном. Так что скажете, Сева?

«Сева» предпочитал молчать. А Клавдия-младшая продолжала наседать:

— Но если вы не с филфака, то, извиняюсь, что вы делали у нашей фамильной доски? Какое у вас право с ней разговаривать, если вы — юрист? Там же написано, что прадедушка внёс выдающийся вклад в развитие языкознания, а не юриспруденции. Вы просто мемориальные доски перепутали или как? Или что? И откуда тогда у вас такие познания о Фердинанде де Соссюре? А ещё вы что-то про падение редуцированных согласных говорили!

Я уклончиво ответил: лингвистика — моё хобби.

Это была ошибка.

— Хобби?! — вытаращила глаза она. — Лингвистика? Первый раз такое слышу! Бабуль, ты что-нибудь подобное встречала?

Клавдия-старшая тоже посмотрела на меня с любопытством и уточнила: в чём именно заключается моё хобби — в изучении диалектов или, например, истории языка?

— Я почему спрашиваю? — наставительно пояснила она. — Наука, уважаемый Всеволод, не терпит любительства. Наукой нужно заниматься всерьёз или не заниматься вовсе. А то, знаете, бывают случаи, когда люди, прочтя несколько книг по лингвистике, начинают выдвигать фантастические теории вроде того, что этруски — предки русских. И сами с ума сходят, и у учёных отнимают время на развенчание их лжетеорий. Я бы вас предостерегла от такого пути.

Я ответил, что мне просто интересно узнавать, как устроены разные языки, у меня нет претензий на сенсационные открытия. И да: предки русских хорошо известны — это славяне. Слово «славяне» ничуть не созвучно слову «этруски», и уже хотя бы поэтому ни о каком происхождении русских от этрусков не может быть и речи.

Клавдия-старшая удовлетворительно кивнула: её мой ответ полностью устроил. Но от младшей отцепиться было не так-то легко:

— А почему вы не пошли учиться на лингвиста? Вас родители заставили пойти на юридический?

Нет, ответил я, никто не заставлял, просто хобби — это то, что всегда можно бросить, а профессия — это профессия.

— Да, — констатировала моя собеседница, — личность полная загадок и тайн! Надо же! Не марки, не футбол, не охота-рыбалка, а лингвистика! Я обязательно выведу вас в какой-нибудь пьесе!

— В пьесе? — тут уже удивился я.

— А что вас удивляет?

— Вы пишите пьесы?

— Должен же их кто-то писать!

Теперь я понял, почему она так себя вела — словно играет на сцене. А дело, оказывается, в пьесах.

— И про что ваши пьесы?

Клавдия-младшая солидно кашлянула и как-то вся приосанилась: раньше она писала о любви, но теперь ей хочется создать что-нибудь серьёзное. Не исключено — слегка странное. И для странноватой пьесы я — очень подходящий персонаж. Так что ей нужно будет меня хорошо изучить.

— А для чего вы их пишите? Я имею в виду: это тоже хобби?

Не хобби, тут же отвергла она. Призвание. У неё — куча талантов в области театра и кино. Когда-нибудь — лет через пять-семь — она будет писать пьесы и сценарии, ставить по ним спектакли и фильмы и играть в них главные роли. Если к тому времени мы с ней всё ещё будет поддерживать знакомство, и я пересмотрю своё отношение к алкоголю, она готова взять меня помощником режиссёра — следить за тем, чтобы актёры не слишком напивались по вечерам и не опаздывали на репетиции и съёмки.

Я неопределённо качнул головой. Наверное, она до упаду смеялась бы, если бы узнала, что я тоже играл в любительском театре и даже приехал поступать в театральный институт.

Завтрак закончился. Мы снова оказались на кухне. Внучка вызвалась мыть посуду, но бабушка со словами «Нет-нет, ты развлекай гостя», отстранила её от раковины и, включив воду, бодро пропела:

— Пусть детина мокнет!

После перемещения тарелок в сушилку над раковиной последовал соответствующий напевный комментарий:

— Пусть детина сохнет!

Клавдия-младшая, опустившись на табурет, смотрела на меня умиротворённо и даже благостно — словно накормив меня завтраком, она справилась с невероятно трудной работой.

— Ну что, Алфавитище: чем вас ещё развлечь? Сыграть на фортепиано? Показать коллекцию бабушкиных орхидей? Может, желаете полистать наш домашний фотоальбом?

Я покачал головой.

— Может, хотите поехать с нами на дачу?

— Спасибо, но…

— Ну, нет, так нет, — миролюбиво согласилась она. — Что ж, тогда не смеем вас задерживать. Вот видите — никто не собирался держать вас в плену!

Клавдия Алексеевна, вытерев руку полотенцем, снова протянула мне свою ладошку и попросила больше злоупотреблять алкоголем:

— Пейте чай — его сколько ни выпей, одна только польза!

Я пробормотал, что вообще-то не пью: «Просто так получилось». И неловко поблагодарил: за завтрак и… за всё.

— Ну, что, Клавочка, проводишь гостя?

— Куда ж я денусь? Идёмте, Алфавит!

Оказалось, в этом доме целых две прихожих: некогда академик Вагантов выкупил по случаю соседнюю квартиру и прорубил в неё дверной проём. Этим и объясняются особенности планировки, показавшейся странной. Случилось квартирное объединение задолго до рождения Клавдии-младшей, но впоследствии одну их кухонь переделали в её спальню. Дверью, через которую я пытался выйти на улицу, практически не пользуются, — так что у меня не было шансов.

В альтернативной прихожей стояло трюмо для одежды, на нём помещался телефонный аппарат. Рядом с ним лежали стопка бумаги для заметок и ручка — на них я обратил внимание чуть позже.

— Вот ещё что, — Клавдия посмотрела на меня задумчиво, — не могли бы вы вечером позвонить? Нет, лучше завтра. Завтра вечером, не могли бы? Я буду заносить вас в свою коллекцию, и у меня могут возникнуть дополнительные вопросы. Ну, и заодно мы убедимся, что с вами всё в порядке. Позвоните?

— В коллекцию?

— А что вас так удивляет? — она снова заважничала. — Я же вам сказала: я — драматург. Вы опять слушали невнимательно?..

У каждого порядочного драматурга (узнал я) есть своя коллекция персонажей — на будущее. Пишешь пьесу, нужно придумать персонажа, а в голову ничего не приходит, — лезешь в коллекцию и ищешь кого-нибудь подходящего.

— Что-то вроде картотеки?