— Вообще-то мне моё имя не очень нравится, — призналась она. — Папа хотел назвать меня Клеопатрой — в честь своей тёти, которая его вырастила. Но мама и бабушка не позволили. Сказали, сейчас у этого имени — фривольный оттенок. Ну вы понимаете — царица Клеопатра и всё такое. А зря, я считаю. Ошибка с их стороны. Клеопатра мне куда больше подходит: видите, у меня разрез глаз немного восточный? И кожа — с оливковым оттенком, видите (она вытянула руку)? И вообще — это имя больше соответствует моему мироощущению. Жаль, теперь уже не поменяешь. Зато теперь мы с бабушкой две Клавы, старшая и младшая. А друзья называют меня Клёва — от слова «клёво», потому что я — очень клёвая. Ещё меня в детстве мальчишки в музыкалке дразнили — Клавесин, и я их колотила нотной папкой. Если попробуете назвать меня Клавесином или там Клавиатурой, вам не поздоровится — заранее предупреждаю… Меня зовут Клавдия — вы это поняли?

— Понял, — кивнул я. — Очень приятно. Видите ли, Клавдия…

— Постойте, вы меня с мысли сбили. О чём я говорила до этого? До Клавдии? И до стакана?

— О том, что я хочу улизнуть, — напомнил я. — Почему бы вам не…

— Ага, благодарю, — кивнула она. — Знаете, меня это даже возмущает. Вас приютили, когда вы пытались переночевать на уличной скамейке, уложили на самое почётное место в доме, пледом укрыли, я лично укрывала, а наутро вы хотите потихоньку сбежать — ни здрасьте, ни прощай. Это нормально, по-вашему?

— Нет, — признал я. — Я очень признателен вам… и вашей бабушке… но мне…

— Что-то не видно вашей признательности. Вчера вы не такой были. Истории рассказывали, стихи читали… поэта Васи — как вы утверждали, гениального… Мы ничего толком не поняли, вы же перескакивали с одного на другое, да ещё иногда на французский переходили… Но вы страшно нас заинтриговали. Мы же — женщины! Мы очень любопытные! Вы думаете, нам часто встречаются люди, которые вступают в свободную дискуссию с памятной доской? Да ещё нашей фамильной? Да ещё размахивая руками, как мельница? Скажу по секрету: вы — пионер этого жанра. Этим и интересны. Лично меня вы очень интересуете с научной точки зрения, — она снова издала смешок. — Я полжизни провела в исследовательских институтах, и у меня просто руки чешутся вас изучить. То есть не руки, — сказала она, немного подумав, — а мозги. Вам знакомо такое чувство — мозги чешутся?

У меня чесался язык ответить ей чем-нибудь хлёстким, и руки — влепить щелбан. Но тут меня осенила идея, которая показалась спасительной.

— Придумал!

— Что? — тут же заинтересовалась Клавдия. — Выкладывайте!

— Давайте я отвечу ещё на два вопроса, и вы откроете дверь?

— Почему на два? — озадачилась она.

— Обычно бывает три, — пояснил я, — но на один я уже ответил — про клепсидру.

— Обычно — это как? — полюбопытствовала она. — Каждое воскресенье? Похоже, бабушка права: вы — странствующий рыцарь. Для вас отвечать на три вопроса какого-нибудь сфинкса — обычное дело…

— Не для меня, — начал растолковывать я, — а в сказках, мифах и так далее, понимаете?

— Понимаю, — кивнула она, — но не всё. Мне-то это зачем?

— Как «зачем»?.. — загорячился я. — Вам это… незачем. Вы просто даёте мне шанс.

— Хм.

— Нет, не шанс, — снова загорелся я, — это игра! Я предлагаю вам сыграть в игру! Понимаете?

— Интересно, — признала она, — интересно… Что в этой игре можете выиграть вы — понятно. А что могу выиграть я?

— Ну как что? Победу, — пояснил я не очень уверенно. — Вы победите, а я проиграю.

— Гениально.

— Ладно, — признал я, — пусть так. Я не знаю, что вы можете выиграть. Но неужели вам не хочется сыграть?

Она секунду подумала.

— Хочется. Конечно, ваша игра нечестная, но была-ни-была!.. Вы так и будете подпирать косяк?

— Нет, — решительно сказал я и выпрямился. — Если не возражаете, я только отлучусь, сполосну лицо, и начнём, хорошо?

Она величественно кивнула:

— Можете взять новую зубную щётку — всё равно вы у нас в неоплатном долгу… Знаете, как отличить новую от старой? Новая — в упаковке…

В ванной я с полминуты разглядывал себя в большое овальное зеркало. Никогда собственное лицо не казалось таким непривлекательным — опухшим и вообще несимпатичным. Хорошо, что эти люди, обе Клавдии, не знают, кто я такой. Даже если мне не удастся улизнуть отсюда до пробуждения дочери академика Вагантова, и ей захочется узнать биографические подробности залётного забулдыги, мне совсем необязательно называть своё имя — вполне можно обойтись и вымышленным. Но лучше, конечно, улизнуть.

Когда я вернулся на кухню, Клавдия готовила сразу на трёх конфорках — жарила гренки, варила сосиски и овсяную кашу. Не оборачиваясь от плиты, она махнула мне рукой, предлагая проходить. Я старался изображать бодрость и азарт.

— Начнём? — я призывно помахал, прихваченным в ванной, сборником сканвордов.

— Начнё-ём, — нараспев произнесла она, переворачивая гренок. — Алфавитик, признавайтесь, откуда вам известно слово «клепсидра»? Моё самолюбие задето: вы — знаете, а я — нет. Сколько вам было лет, когда вы узнали про клепсидру? Примерно?

— Это и есть ваш вопрос?

Не оборачиваясь, она неопределённо вскинула плечи:

— Возможно. Наверное, нет. Это разминка. Я хочу убедиться, что вы, как следует, разогрелись. Так сколько?

Я немного помолчал.

— Семь.

— Сколько-сколько?! — её изумлённый взгляд прочертил дугу от сковороды ко мне, и ещё несколько секунд она разглядывала меня во все глаза. — Я вам не верю! Вы ничего не путаете? Может быть, семнадцать?

Я покачал головой.

— Но как? Откуда?

— Мне его подарили.

Не знаю, зачем я решил двинуться дорогой откровенности: соврать было б проще. Наверное, мне хотелось доказать, что надо мной можно не только смеяться.

— Подарили?! Как это? — Клавдия тряхнула головой, словно отгоняя морок. — Вы меня совсем запутали! Вам подарили клепсидру?

— Не саму клепсидру, а слово «клепсидра», — я рассказал про наш с отцом обычай с телеграммами.

Пока я говорил, Клавдия смотрела во все глаза и, кажется, даже забыла про жарящиеся гренки.

— Вы меня ошеломили, — выдохнула она, когда я объяснил, как обстояло дело. — Правда. Немногим, между прочим, удаётся. Единицам. Не могу понять: как это вашему отцу в голову пришло?

Я пожал плечами.

— Невероятно! А кто ваш отец по профессии?

— М-м… Телеграфист.

— А-а, тогда понятно, — протянула Клавдия и несколько раз задумчиво кивнула, — логично, всё сходится. И он, значит, дарил вам на день рождения телеграммы с незнакомыми словами? Как интересно! — она ещё какое-то время держала задумчивую паузу, гладя на сковороду, потом снова посмотрела на меня с любопытством: — У вас есть братья и сестры? Родные, я имею в виду?

— А что?

— Я подумала: вдруг у вас в семье много детей, и у родителей не всегда были деньги на настоящие подарки, и поэтому вам дарили слова?

Я несколько раз кивнул: да, примерно так всё и было.

— Получается, у вас даже настоящих игрушек не было? Бедный Алфавит! — в её голосе прозвучало почти искренне сочувствие, но в тоже время можно было не сомневаться, что всё это чистейший маскарад, и она ни секунды не верит в семью, где друг другу дарили исключительно слова. Хотя, возможно, чуть-чуть и верит. — Хотите, я подарю вам на день рождения большого плюшевого медведя? Или фотоаппарат? Или хотите — приходите к нам обедать? Например, по субботам? Нам с бабушкой это необременительно — мы богатые. Относительно, конечно. Хотите?

— Спасибо, — я неопределенное помотал головой. — Так что? Начнём?

Но Клавдия погрузилась в свои мысли, задрав голову и устремив задумчивый взгляд в потолок.

— Ну вот, — констатировала она, помолчав, — теперь мне перед вами неловко.

— Да ну? — я позволил себе лёгкую иронию.

— Можете не верить. Мне, и правда, стыдно. Зачем я над вами насмехалась? Могла бы и потерпеть, — она снова издала короткий смешок. — Мне вдруг захотелось вас, как следует, разозлить…