Лёля засмотрелась на счастливую русалку. Может быть, другие русалки и вертихвостки, да не эта. Когда так сильно любят, как Ульяна Похвиста, ни на кого другого любовь свою не меняют. Не понимает Догода ещё, что повезло брату его. Пусть лет на пятьсот всего, да другим и за всю жизнь везения такого не встретить.
— Ты что это примолкла? — поинтересовалась Ульяна. — Али сказала я что-то не то?
— Нет, нет… Я это… замечталась просто. — Лёля головой потрясла, отгоняя докучливую мысль про роковые для русалки пять столетий. А то и того меньше, Ульяна никогда не говорила, сколько из отпущенного ей срока уже прожила.
— О Догоде, небось, мечтаешь? — Ульяна подмигнула Лёле.
— Зачем мне о нём мечтать, когда рядом он, — улыбнулась Лёля. Приятно, однако, вот так, без стеснения и ужимок говорить о Догоде, как о части своей судьбы. — Мы решили, что вовек теперь не расстанемся. Браком сочетаемся сразу же, как только дом свой срубим. Вы же с Похвистом с нами жить станете, правда? Тогда можно сразу на два крыльца строить.
— Ой ведь, голубки какие! А не рано вам о вещах таких думать? Ещё скажи, пяток детей нафантазировали — четыре мальчика и одну дочку младшенькую, чтобы любить и баловать особо?
Лёля перестала улыбаться, ощутив в груди укол тоски. Дар ли это её, Берегини, проснулся или просто чутьё, но изменение в нотах голоса Ульяны на последних словах она уловила безошибочно.
— А моя ли мечта это? — напрямик спросила она, в упор глядя на русалку.
Ульяна сникла, но затем уголки её губ дёрнулись вверх.
— Какая же ты стала, — она довольно усмехнулась, опуская взгляд к земле. — Раньше наивная была, безгрешная, а сейчас лучше души чужие понимать начала. — Ульяна пнула маленький камень, и он покатился в сторону, заставив впереди идущих парней обернуться на звук. — Мы с Похвистом о чём угодно говорим, но не о будущем. Решили так негласно. Будущее не для нас. Не для бога и водяницы. Мы одним днём живём, тому и рады. Да только сложно сдерживаться и не представлять, какой семьёй могли бы мы зажить. Но и того мне не дано. Пред Родом я замужем уже.
— Род сердца видит, а не законы, людьми придуманные. И вообще, может, оно и верно — жить только тем днём, в котором существуешь. Больно же, наверное, когда задуманное не сбывается?
Ульяна пожала плечами.
— Больно, конечно. Но ещё больнее совсем себе в мечтах отказывать, каждый раз обрывать грубо, отговаривать саму себя, что пустое это всё…
— Вы почему камнями кидаетесь? Случилось что? — выкрикнул Похвист. — Ульяна, ты как, не устала?
Лёля не могла не порадоваться его заботе о любимой русалке. Она ласково посмотрела на своего мужа будущего, надеясь, что когда-то и он о ней так же печься будет.
— Да хорошо со мной всё! Ишь, распереживался, — скрывая усмешку, фыркнула Ульяна, успевшая сорвать с шипастого куста у обочины маленький синий цветок.
— Всё равно отдохните пока! А мы с Догодой дорогу разведаем. Сдаётся мне, не туда свернули, обратно нам выступать надобно. Но лучше бы проверить. И то вдруг до врат осталось всего ничего!
— Идите проверьте, коли хотите! Мы здесь будем вас дожидаться! — прокричала Ульяна.
— А кто сказал, что мы идти будем? — весело отозвался Похвист.
Посмотрел он на Догоду, кивнули они друг другу, будто сговариваясь. Мгновение — и вместо парней, по дороге бредущих, серый сокол и янтарный гладкий аспид небо пронзили.
— Эх, мальчишки! — неодобрительно сморщилась присевшая на камень Ульяна, обрывая лепестки цветка. — Лишь бы покрасоваться и силой померяться. Вон, гляди, как полетели. Явно же состязаются, кто быстрее. И смотрю я, Догода половчее будет.
— Так он не птица, а аспид, — рассмеялась Лёля. — Он в воздухе как рыба в воде. Змей летающий, надо же. Даже не слышала, что бывают такие.
— Вот налетаются сейчас, а потом ноги еле приволокут. Знаю я их, — цокнула языком Ульяна. — Не для полётов воздух здешний, тяжёлый он.
— А ты как себя чувствуешь? — Лёля села рядом с русалкой на твёрдый и жутко неудобный камень. Но ноги с благодарностью заныли, и она поняла, что действительно утомилась. С обеда первая передышка, а ведь уже почти сумерки.
— Терпимо. Скажу тебе, душа моя, никогда я ещё так долго без воды не оставалась. Но масло Морены помогает, да и мысль, что скоро Явь увижу. — Ульяна оборвала пяток последних бело-синих лепестков, а затем нервно уронила оставшийся стебель в негустую траву. — Как бы мне сейчас хотелось в озерце лесном понежиться, да с водичкой прохладной. Вот как до воды дорвусь, целый день отмокать буду. Хоть без меня уходите, коли наскучит, а я на берег ни ногой.
— Да так мы без тебя и ушли. Похвист не отпустит, за шиворот нас с Догодой обратно приволочёт и тебя дожидаться заставит.
— Э, нет. Он быстрее меня из воды вытащит, на плечо закинет да с собой заберёт, лишь бы Догоду из вида не терять. Он и так сам не свой был, когда уходили вы. Ты подожди, скоро женихаться при себе заставит, заботливый старший братец.
Лёля хихикнула, представив эту картину. А что, вполне в духе строгого Похвиста. Да только Догода слушать его не станет. Как и брат, тот ещё упрямец своевольный.
— Хорошие они всё-таки, да? — спросила она, обернувшись к русалке.
— Хорошие, ещё какие хорошие, — улыбнулась та.
Лёле хотелось верить, что и она не совсем уж никчёмна, а бога своего янтарного достойная. Ульяна-то вон давно доказала, что с Похвистом наравне. И от шишиг его силой своей властительницы речной спасла, и в бою с ястребами спину его прикрывала, водными шарами супостатов раскидывая. Грубые слова родни его стерпела, до брани низкой не опустилась. Она даже Догоду полюбила, хотя он не скрывал, что не слишком-то рад её присутствию в жизни брата. А сама Лёля пока, кроме того, что на побег из дома решилась, ничего героического не совершила. Ну, если только с аспидом целовалась, да и то без даров Похвиста и Ульяны не усмирила бы его. Говорил Велес, что способности Берегини велики, но как-то мало пока от них толку было.
— Ой, смотри, возвращаются! Интересно, нашли ли путь-дорогу дальше, али здесь ночевать придётся? — Лёля подскочила с камня, заметив две фигуры в тёмном небе.
Широко ходили вверх и вниз могучие крылья, быстро приближались их с Ульяной суженные. Неужто уже так стемнело сильно, что даже аспид её янтарный во тьме чёрным казался? Увенчался ли успехом замысел братьев? Или не рассмотрели в темноте, куда тропа ведёт? Как спать на камнях таких острых, когда рядом травы не набрать, чтобы постель какую-никакую соорудить?
— Лёлюшка, — напряжённая Ульяна встала вслед за ней. — Чудится мне… — она замолчала, прищурившись. А когда снова заговорила, дрожащий голос подруги своей Лёля не узнала. — Не они это Лёлюшка!
— Как не они? — испуганно прошептала Лёля, вглядываясь в крупные фигуры, зависшие над ними.
Её вопрос в ответе не нуждался. Лёля и сама уже видела тех, кого увидеть больше не думала. Двух чёрных аспидов, да только крупнее того, в кого Догода обратился. А на спинах их всадники сидели! В ржавых доспехах, в провалах шлемов тьма. Лёля пошевелиться не могла. Кто это? Зачем они здесь? Нападут? Но разве в Нави не Чернобог всем заправляет? Из его ли отряда два бойца? Да, наверное, это воины, что границу охраняют. Конечно, они же ведь к вратам шли, выходит, граница царства навьего рядом совсем. Ух, а она уже напугаться успела, как заяц лесной, что любой шорох за лисицу принимает.
Лёля посмотрела в черноту, туда, где должны были быть глаза наездника. Жуть какая. И сердце её заячье колотиться не переставало. До чего же защитники Нави страшные! Она уже приготовилась было поприветствовать воинов Чернобога, как… Струя пламени ударилась о землю у её ног, заставив с пронзительным визгом отскочить назад.
— Ай! — от боли и неожиданности выкрикнула Лёля, когда её затылок встретился с каменистой грядой.
Между ней и огнедышащим аспидом стояла взявшаяся из ниоткуда Ульяна. Не сама она отскочить успела, запоздало осознала Лёля. Это Ульяна схватила её и отбросила к камню, одновременно прикрыв собственным телом. Русалка озиралась по сторонам, но Лёля знала, что не найдёт она то, что ищет. Ни капли воды не сохранилось в этом сухом краю.