***

Хоть и недолгим полёт был, да Лёля задремать успела, равномерными покачиваниями крыльев убаюканная. Оттого и не сразу в себя она пришла, но когда взор её прояснился, заметила Лёля, что прикорнула на руках у Варьяла. И сейчас взирал на неё бог западного ветра с ухмылкой самодовольной, и локоны его мягкие Лёле на лицо падали.

— Утомилась, душенька? — участливо поинтересовался он. — Хочешь, в постельку тебя отнесу? У меня в комнате перина ой какая мягкая. Согрею её для тебя, моя краса.

Лёля свела брови в недоумении. Неужто братец Похвиста комнату ей свою уступит? Какой, однако, он добрый и заботливый. Даже горницу натопить готов. Лёля успокоилась и с признательностью улыбнулась в ответ.

— Совсем стыд потерял? — проходивший мимо Сарма отвесил Варьялу очередную затрещину. — Отпусти уже Берегиню. Хоть пальцем её тронешь, Сварог тебе в кузне своей щипцами прихватит то, что покоя не даёт.

Варьял скорчил недовольную мину, но затем с озорной улыбкой опустил Лёлю на землю, да так бережно, что она искренне благодарна ему была. Пусть и не всегда понимала Лёля речи Варьяла мудрёные и взгляды лукавые, которые бог на неё бросал, да только знала, что незлобивый он. Добрый парень, хоть и странный немного.

Позади неё захлопали крылья. Лёля обернулась. Со спины красавца-сокола изящно спрыгнула Ульяна, и выглядела русалка гораздо веселее, чем тогда, когда одна уйти в чащу леса помышляла. Она с интересом огляделась по сторонам. А посмотреть и правда было на что.

Двухэтажный дом с крепким срубом, широкий, просторный, гордо красовался среди посыпанной песком поляны. Нарядный, из дерева светлого, крытый соломой, да так хорошо, что ни один пучок не выбивался, каждый лежал ровнёхонько, чтобы ни капли дождя в терем не проникли. Окна большие, по обеим сторонам от двери лавочки простые, но добротные. Посреди двора лениво жевали сено две лошади, а на узком пеньке под окнами росли грибы, и пахло от них влагой и свежестью. В сарае неподалёку виднелись плотно набитая дровами поленница, телега, кадки деревянные и прочий хозяйственный скарб. Лучи закатного солнца золотили песок, отражались от оконных стёкол. Из сеней вышла женщина в льняном сарафане, охнула, руками всплеснула и тут же снова скрылась в глубине дома.

— Хотели деду сюрприз сделать, да Руса ему прежде нас донесёт, что внук его гулящий вернулся. Ну что, Похвист, двигай вперёд, надеюсь, речь-то заготовил? — Сарма подпихнул Похвиста в спину в направлении входа в дом.

— Да иду, не толкайся. — Похвист извернулся из-под руки брата и с мольбой посмотрел на Лёлю. — А нам точно нужно это делать? Ты-то от своего отца сбежала, а я почему к деду идти должен? Много тебе пользы будет, если он меня до смерти изметелит?

— Ой, да не станет Стрибог о тебя и палец марать. — Мимо прошёл Всток и уже на пороге обронил: — Зверюшку свою только у крыльца привяжи. А то водорослей запах вовек из дома не выветрим.

— Да как ты меня уже достал! — взвился Похвист, направляя на брата открытую ладонь. — Думаешь, всё тебе дозволено?

Из ладони Похвиста вырвался ледяной ветер. Длинную юбку Лёли дёрнуло, взметнулись волосы стоящего рядом Варьяла. А Всток и бровью не повёл, только глаза его тёмные блеснули яростно. Он вскинул руку — вся волна ветра Похвиста на сгиб локтя Встока пришлась. И разбилась.

— Интересно, — проговорил он, прищуриваясь. — Из-за нечисти на брата нападаешь? А что же тогда слабо так? Все соки из тебя высосала тварь эта? Ночью-то хоть поспать даёт?

Всток даже не пошевелился, а из просторных одежд его, точно змеи, вынырнули воздушные струи: юркие, быстрые, смертоносные. Но полетели они не в Похвиста. На Ульяну змеи-стрелы нацелились.

— Ульяна! — закричала Лёля и бросилась к подруге.

Но она не успела. И Ульяна не успела. Не успела увернуться. Русалка будто бы не поняла, что произошло, и только глубокий порез на лбу вставшего перед ней Похвиста говорил — случилось что-то нехорошее.

— Всток! Буйнопомешанный! — Варьял вопил и размахивал руками. — Ты его чуть не убил! На кой ляд на русалку кинулся? Наиграется он с ней и бросит! А не бросит — сама сдохнет рано или поздно! Биться с братом родным зачем?

— А он и не бился. Всток ветров потоки в сторону отвёл, в безопасности русалка была. Впрочем, с искушением не справился, след свой на Похвисте оставил, так ведь? — спросил Сарма у Встока. Всток лишь высокомерно искривил губы в ответ. — Ну на что она тебе, брат? — теперь Сарма смотрел на Похвиста. — Она же из рода коварного, душегубица. Али не видел, как мыслями чужими такие вертят, как дураков наивных любить себя заставляют? Задумайся, по своей ли воле поступаешь или под чарами её. Некому постель тебе греть? Так любая из деревни рада будет.

— Не под чарами я. — Похвист не утирал стекающую кровь, и она заливала ему глаз, капала на дорогую рубаху. — Это вы к мелочам цепляетесь, о главном забывая. Догода пропал, брат ваш родной, а вы к русалке безвинной пристали. Но не сдамся я, пока домой его не приведу.

— Как привести того, кого уж нет? Иль ты, наглец самодовольный, у смерти внука моего отобрать сможешь?

Не так представляла себе Лёля бывшего друга батюшки своего. Думала она, что похожи Сварог со Стрибогом, да только если и роднило что-то двух богов, так это взгляд, до самых потаённых уголков сердца пробирающий. Высокий, с волосами седыми, длинными, облачён Стрибог был в одеяние чёрное с рукавами широкими, точно крылья. По груди перевязь кожаная с рунами крест-накрест пропущена. А в руке хлыст, похожий на верёвки пеньковые, друг с другом свитые. Толстым, неповоротливым тот хлыст казался, но Лёля подумала, что жалить он больнее пронзающих ветров Встока может.

— Что молчишь? Али понимаешь, как противно смотреть мне на внука, что с нечистью речной спутался и эту… — взгляд, полный ненависти, скользнул по Лёле, — в родной дом без совести приволок.

— Не говори так о дочери Сварога! — Похвист нащупал руку Лёли и сжал её. — Она, не боясь гнева отца, из Прави ушла, с тобой встретиться, весть важную о Догоде донести.

— Простите за вторжение внезапное, — Лёля поклонилась, руки Похвиста не отпуская. — Я пришла от всей души извиниться за батюшку своего. Погорячился он, когда внуков ваших из Прави выгнал. Я ни в чём их не виню, братьями своими считаю. Мы с Похвистом обязательно Догоду отыщем. Я и перед ним прощения испрошу. Может, тогда и вы с батюшкой примириться сможете.

— Глупая девчонка, — Стрибог презрительно скривился. — Своих детей у тебя нет. Вот когда доверишь ты их близкому человеку, а он из-под опеки своей детей твоих выкинет, одних оставит, не озаботившись, как выживать будут они, тогда и поговорим. Когда увидишь, как сердце внука любимого от тоски заживо сгорает, как обида несправедливая его мучит, тогда будем речи с тобой вести. Когда скажут тебе, что в Навь ушёл тот, кого ты любишь, а ты прождёшь его год, другой, и не вернётся он — тогда ты меня поймёшь.

— Пусть в Нави исчез Догода, да жив он, — упорствовал Похвист. — Мокошь поведала, что нить жизни его вьётся ещё.

— Тебе, что ли, поведала? — усмехнулся Стрибог. — На кой ты ей, самый из внуков моих своевольный и упрямый?

— Не мне, — Похвист стушевался, но стоял на своём. — Лёля чести удостоилась дом её посетить.

— А ты верь подружке больше. С Родом Великим она, случаем, не разговаривала? Сварожье семейство лживое и прогнившее. Сварога послушать, так сын его — молний правитель, дочь — Берегиня, а мы прислужники их, без правьских богов ни на что не годные. А сами то они со Скипер-змеем заодно были. И в первых рядах она выступала, та самая, кого ты безрассудно в твердыню нашу, спрятанную в лесах, привёл. Ох, Похвист, когда ты уже поймёшь, что доверять мы лишь своей семье можем? — Старик осматривал Похвиста таким разочарованным взглядом, что у Лёли неприятно засосало в животе. — Заходи в дом, скоро братья твои за ужином соберутся, потолкуем. А с ней, — он посмотрел на Лёлю, одновременно замораживая взглядом и прожигая дыру, — я тебе общаться запрещаю. И каждому — Стрибог обвёл глазами остальных внуков, — кто хоть слово ей скажет, придётся дом себе новый искать.