— Да что мне батюшка твой? Силён он, да не сильнее Мокоши. Но не меня, милый зайчонок, путь долгий зовёт, — с грустью в глазах Мокошь провела костяшками пальцев по Лёлиной щеке так, как иногда это делала Нянюшка. — Ты не бойся, два дара моих тебя выручат. И мы с тобой свидимся ещё. А пока, как спустишься с крыльца, брось клубок наземь и за ним ступай. Он тебя прямиком к вратам и выведет. Давно я вас благословила, отворятся они. — Лёля нахмурилась и переспросить хотела, уточнить, почему Мокошь сказала «вас», но верховная богиня уже поднялась на ноги. — Пошли же, долгие проводы — лишние слёзы.

Быстрыми шагами Мокошь поспешила к лестнице, а Лёля торопливо побежала следом, перед этим спрятав драгоценную монетку под ворот платья и крепко сжав в кулаке клубочек цвета необыкновенного.

— А там, за вратами… — Лёля сбивалась с дыхания, стараясь не задеть нити с ткацкого станка и поспеть за Мокошью, которая обогнала ее, двигаясь плавно, точно плывя над полом. — Куда потом следовать?

— Куда сердце велит, — не оборачиваясь, бросила Мокошь. — Явь велика, нежданно не кончится. Спеши, отец твой прознал, что нет тебя, ощущаю гнев его. Лес Сварога не пропустит, кругами водить будет, но я ссориться с ним не хочу. Общее дело у нас — Правь защищать.

Лёля много чего могла бы спросить, но чувствовала, что Мокошь на разговоры не настроена. Да ей и самой казалась, что напряжён лес, не беззаботен, как раньше. Птичьи трели замолкли, небо потемнело, будто вуалью полупрозрачной его заволокло. Деревья стояли ровнёхонько, точно солдаты с пиками, не играли под ветром, как обычно.

— Беги, быстроногий оленёнок, пока Сварог лес мой не потревожил. Ничего не бойся, просто верь. В Рода верь, в меня, сестру его, в Велеса, брата нашего третьего. — Мокошь остановилась на нижней ступени лестницы и, притянув Лёлю к себе, крепко обняла. — Беги, пока не пострадали вы оба. Ну же!

Мощный порыв ветра оторвал Лёлю от Мокоши, длинные светлые волосы богини взметнулись, серые глаза властно сверкнули с красивого лица. Резким движением Мокошь вложила Лёле в руки её узелок с припасами. От неожиданности Лёля выронила заветный клубок, и он тут же устремился вдаль, сначала по тропинке каменной, затем едва видной яркой линией среди высокой травы, а после пропал меж деревьями.

Лёля бросилась по следу ускользающей нити, но на конце тропы остановилась и обернулась.

— Спасибо вам, Мокошь Великая! От всего сердца спасибо! — Лёля отвесила покровительнице глубокий поклон. — Я когда-нибудь вернусь, снова гостьей вашей буду. По собственной воле вернусь.

Что-то ответила ей Мокошь, шевельнулись губы богини прекрасной, но Лёля не услышала ответ, заглушённый очередным порывом ветра. Ледяной ветер прошёл сквозь одежду и толкнул Лёлю в сторону чащи. И она побежала.

***

Петлял клубок среди кустарника, но с глаз не пропадал. Диво, конечно, — где это писано, чтобы нитей клубочек жизнью своей жил, но Лёля столько чудес уже повидала, что ничему не удивлялась. Одной рукой прижимала она на бегу к груди узелок с пожитками, второй — юбку придерживала. Как-то раз обернулась Лёля, но терема богатого среди деревьев не увидела. То ли исчез он, густым лесом заслонённый, то ли скрыла Мокошь пристанище своё от глаз непосвящённых.

Наверное, и с проходом в Явь так же, подумалось Лёле. Найти его лишь тому можно, кем не праздное любопытство движет, а кто на самом деле решимости полон между мирами пройти. И значит это, что она врата непременно отыщет. Жалела Лёля только о том, что напоследок не склонилась пред Царь-древом, помощи Рода в деле своём не испросила. После знакомства с Мокошью будто бы ближе стал к ней Бог-творец.

За думами она и не заметила, как деревья расступились. Только рядом всё в серебре было, и вдруг — поляна. Нет, даже полянка небольшая. Как раз такая, чтобы дверь в мир иной уместить. Лёля остановилась и обмерла. Будто веником еловым обдало её от макушки до пят. Врата. Те самые, сомнений и быть не могло.

Клубочек, из судьбы Лёлиной смотанный, в нить превратился, одну-единственную, и путь он указывал между створок приоткрытых, кованных, узорчатых, точно кружево чёрное. Лёля несмело сделала два шага и запрокинула голову. Род Всемогущий, до чего же высоки врата в Явь! Кажется, росточков её четыре, а то и пять уместить бы могли! Колонны из тёмного камня по обеим сторонам от створок выглядели древними, словно само Древо мироздания. Рисунки на них были выбиты али письмена — не догадалась Лёля. Что бы за знания врата ни таили, кто бы их ни оставил на этих вратах, того уж в Прави не было. Лёле хотелось погладить пушистый серый мох в трещинах, почувствовать, как под пальцами ощущается время, что даже её батюшки старше. Но духа не хватило.

Удивительно, только стен врата не имели. Просто проём, величиной своей пугающий. А за ним было что-то, чего Лёля словами знакомыми описать не смогла бы. Что-то, очень похожее на золото, только гораздо, гораздо светлее. Может, то оно и есть, солнце земное? Где-то там, в этой дымке злато-белой, убегали вниз ступени, такие же каменные и древние, как колонны, что врата держали.

Лёля повернулась к лесу запретному. Желала она в Яви побывать, и вот мечта её почти исполнилась. А страхи не сбылись — врата даже не закрыты. Или являлись они каждому в разном обличье? Кому распахнутые гостеприимно, а кому и на три замка запертые? Ну да какое ей теперь дело, коли добралась она до цели?

«Прощайте, древа с листвой хрустальной. Прощайте, звёзды, душ богов нерождённых хранители. Прощай, Царь-древо. Прощайте, подружки мои ласковые. Прощайте, матушка, батюшка, Жива, Лёль, Полёль. Зла не держите на дочь и сестру вашу, желающую по совести жить. И жди меня, Нянюшка. Я вернусь. С Догодой вернусь али вестью от него. Жди меня, Правь родная. Я только мир посмотрю — и вернусь».

Лёля ощутила, как по щеке течёт слеза. Она быстро утёрлась рукавом и проскользнула меж высоких створок.

Глава 5

Это было слишком ярко! Нестерпимо! Глаза точно напрочь выжигало! Лёля не могла отнять ладоней от лица. Спрятавшись внутри собственных ладошек, она пыталась отдышаться, но выходило плохо. Как много новых чувств! Почему ей одновременно и тепло, и холодно? Почему свет, сквозь пальцы проникающий, то ярче, то темнее становится?

Лёля шагнула назад, ожидая, что упрётся спиной в гладь ворот кованых, но за ней ничего не было. Только по ногам мазнуло что-то. Напугалась Лёля: так и упасть недолго, а падать в мире чужом, незнакомом, не очень-то ей и хотелось. Особенно вслепую. Она чуть приоткрыла сложенные ладони и, прищурившись, взглянула в образовавшуюся щель.

Оказывается, лес запретный никуда не делся, но он ли это был? Не ожидала Лёля, что Явь так зелена! Не сравнить тот зелёный, что окружал её, с цветом холодных изумрудов матушки Лады. Оттенков зелени здесь, в Яви, было столько, что и не счесть! Трава зелёная, каждый лист на деревьях краски своей, а ещё и подлесок густой, где и кусты, и цветы разных тонов были, с другими не сливались!

А небо? Лёля уже привыкла к многоцветью ослепляющему настолько, чтобы из-под ладони над собой взглянуть. Ни одной звезды, привычной ей, из Яви не видно! Неужто твердь цвета нежного, что в просветах листвы виднеется, Правь от Яви отделяет? И белым чем-то она затянута, то ли покрывалом каким, то ли периной. А на перине той, гляди ж, возлегает мучитель глаз её несчастных! Шар яркий настолько, что нельзя и взглянуть на него, чтобы через секунду взор не отвести. Так то и есть Ярило-солнце? Видно, великий бог он в Яви, раз даже рассмотреть себя не позволяет!