Человек, въехавший во двор, буквально свалился с лошади, сполз, его подхватили, он слабо дернулся, даже хрипло что-то такое «не трогайте меня» – попытался. Но его уже усадили на ступени крыльца. Побежали воды принести. Он бледный совсем, дрожит, словно чуть не в себе, глаза бешенные, полные ужаса, руку левую неуклюже прижимает. И от людей все отодвинуться пытается, но молчит, всхлипывает только…

Василина подбежала почти одновременно с Ульваром и Тихомиром.

– Что случилось?! – громко спросила она, и хотела было к тому человеку подойти, посмотреть. – Ты ранен? Давай я…

Только Ульвар вдруг схватил за рукав.

– Не подходи, – отдернул резко, и потом, повернувшись уже к человеку, словно бы принюхался, вытянулся. – Откуда ты приехал?

– Почему не подходить? – удивилась Василина. – Ему точно нужна помощь. Что-то случилось.

Ульвар мотнул головой.

– Подожди, княжна, – соглашаясь, шепотом сказал Тихомир. – Разобраться надо.

– Из Нижних овражков, – хрипло всхлипнул человек. – У нас там… там… – и всхлипнул снова.

А потом вдруг зажмурился и резко поднялся на ноги, выбросил вперед левую руку, которую к себе прижимал.

– Вот!

И вот тут уже отшатнулись все разом. Кто-то даже вскрикнул. Кто-то из подбежавших волчат Ульвара зарычал у Василины за спиной. Ульвар и сам тихо зарычал сквозь зубы, почти неслышно, но…

Рука… Пальцы были серые, словно потрескавшиеся, чуть распухшие, почерневшие ногти.

Ох… Василина и сама зарычать хотела. Закричать. Она не видела такое никогда, но слышала, и не понять невозможно. Очень древнее лесное проклятие, серая гниль. Оно пожирает человека за несколько дней, лечение невозможно. Хуже того, в конце человек совсем теряет себя, превращаясь в голодного зверя, бросается на других. И тем самым передает проклятие дальше.

Нужно убить сразу, не прикасаясь. И сжечь. Иначе пострадают другие.

Человек стоял перед ней с вытянутой трясущийся рукой, сам весь бессильно трясся, всхлипывая… он все понимал… слезы в глазах, и размазаны по грязному лицу. Ничего не говорил больше. Но и что тут скажешь? Ему было до жути страшно. И умирать он не хотел.

Но иначе невозможно. Нужно убить. Иначе будет хуже.

Надо собраться и сказать… Но отдать такой приказ Василина никак не могла. Не выходило, слова встали поперек горла. Она смотрела в полные слез и ужаса глаза и не могла. Самой разреветься хотелось.

Все замерли. Как перед бурей.

Вдруг заорал и начал пытаться что-то невидимое смахнуть с себя человек, помогавший приехавшему дойти до ступенек. Он ведь дотрагивался тоже? И что теперь? И его убивать? На высокой ноте заголосила какая-то баба.

Надо что-то делать, но Василина чувствовала, как паника охватывает ее, сдавливая горло, захлестывает. Надо взять себя в руки и что-то сделать.

– Тихо! – страшно рявкнул вдруг Ульвар, со звоном выхватывая из ножен меч. – Тихо, не орать! Ты! – он мечом указал на помогавшего. – До левой руки, до кожи дотрагивался?

Тот испуганно замотал головой.

– Нет… вроде нет… да я… да так за плечи его… я…

– Хорошо! – так же рявкнул Ульвар. – Отвести его в подвал и запереть до утра. Если к утру никаких следов гнили не появится, то он чист и здоров, можно не бояться. Ночью лучше пару раз зайти проверить. Воды ему только оставьте. А ты… – он повернулся к приехавшему. – Что у вас произошло? Давно?

– Вечером вчера… – хрипло сказал тот, облизывая пересохшие губы. – Вечером человек к нам пришел… раненный… волки его подрали. Весь в крови. Или не волки… но тогда мы не поняли. Кровь же… полосы… В соседний дом его взяли, попытались помочь. Темно уже было, сразу не разобрали, что к чему. Раны перевязали. Там свежее было, гниль еще не пошла. А утром он проснулся и сам на людей кидаться начал. И… вот… Я предупредить, – у него подбородок дернулся, всхлипнул. – Меня теперь тоже, да? Я не хочу!

Последнее – так отчаянно.

Василина поняла, что сердце заныло. Он же не виноват ни в чем. Как же так?

На Тихомир глянула, тот кивнул.

– Иначе никак, княжна.

– Подождите! – остановил Ульвар. – Если только пальцы и зараза далеко не пошла, то еще можно спасти. Рукав закатай.

И сам вперед шагнул, стражников, готовых приказ исполнить, оттесняя.

Человек дрожащими пальцами принялся рукав закатывать, потом просто подтянул вверх.

– Выше, до локтя, – велел Ульвар, подошел ближе, рассматривая.

Внимательно так. Совсем близко, словно и не боясь.

– Ты видел такое? – спросил Тихомир.

– Видел, – сказал Ульвар. – Уже случалось. У него тут только пальцы и с тыльной стороны ладони. Пока только по коже идет, есть шанс, что по крови не разошлась еще зараза. Руку отрубить, повыше, почти по локоть, чтоб вернее. Перевязать. Потом запереть как-нибудь понадежнее, лучше в яму, чтобы если не поможет, потом было просто убить и сжечь. Или на цепь. И ждать… тут не до утра надо, дольше. Оно не сразу проявиться может. И лучше сразу пусть разденется по пояс, чтоб виднее было. Если пойдет дальше, то на коже пятна появятся.

Очень спокойно, ровно все это говорил, чуть напряженно только.

Тихомир слушал.

– И кто перевязывать будет? – спросил он.

Все равно ведь дотрагиваться придется.

– Я могу, – сказал Ульвар. – Хочешь, меня потом тоже запри до утра. А утром берем людей и в эту деревню едем.

Василину даже передернуло, за спиной шепот пробежал.

Но, ехать надо. Посмотреть… Остановить заразу надо, все сжечь, добить… Все окрестности прочесать. Никак без этого. Если ничего не сделать, эта гниль пожрет их всех.

Только страшно. К горлу подкатывает, и хочется кричать…

– А если утром ты на людей бросаться начнешь? – сказал Тихомир.

– Значит, меня убьешь, – ответил Ульвар ровно. – Главное сжечь все потом. Хочешь, сразу на цепь посади.

– А рисковать так зачем?

– Я уверен, что еще помочь можно, – сказал Ульвар. – И если уж уверен, готов все сделать и отвечать сам. Ты, – он к приехавшему человеку повернулся. – Жить хочешь? Рубашку сними, чтоб на тебя осмотреть. А то вдруг и правда уже поздно.

Тот закивал, снова всхлипнул громко, принялся дрожащими руками рубашку с себя стаскивать. Хоть какая надежда. Лучше без руки, чем совсем…

Василина видела, как побледнело и вытянулось у Ульвара лицо. Как дыхание чуть сбивалось. Ему тоже страшно было. Но он стоял спокойно, вглядываясь.

– Ты уверен? – тихо спросила она.

– Уверен, – сказал он, человека рассматривая. – Панику устраивать нельзя. И всех без разбора убивать тоже нельзя, нужно понимать, где опасно, а где есть возможность спасти. Иначе мы в этом захлебнемся. Я уже видел такое. И у нас… справились. И здесь справимся тоже. Не бойся. Я знаю, что делаю.

Повернулся, даже улыбнуться Василине попытался, но улыбки толком не вышло.

– Откуда оно лезет только? – глухо спросил Тихомир. – Он сказал «волки»?

– Не волки, – Ульвар покачал головой. – Посмотри на его руку. У него уже ногти меняться начали. Если подождать – когтями станут. Чтобы потом на новые жертвы кидаться и когтями рвать. Вот если когтями тебя заденут, то дела куда хуже, там быстрее в кровь попадает. Сейчас еще можно. Хоть попытаться… Согласен?

Сам с трудом судорожно сглотнул. У самого ужас в глазах. Но старается держаться.

Тихомир вздохнул тяжело.

– Если уверен, то пробуй, – сказал он. – Но потом тебя тоже на цепь.

Ульвар кивнул.

– Уверен. Давай цепи. Еще мне рукавицы кожаные, повыше, до локтей. И такие, чтоб не жалко потом сжечь было, но крепкие. Топор, веревку и чем перевязать. Воды ведра три сразу.

Очень спокойно все это, так, словно не в первый раз.

Тихомир только покачал головой, все же сомневаясь.

– На задний двор пошли, – сказал он. – Там есть где… И этот пусть идет. Слышали? – кивнул своим. – Принесите все.

* * *

– Как тебя зовут? – спросил Ульвар, пока ждали.

– Макар, – у того голос дрожал, чуть не плакал.