На этой небольшой полянке путники провели три дня, потом двинулись дальше к руинам. Солдатами все больше овладевало нетерпение, и Трейс, который еще не хотел тревожить Бетани, чуть было не пристрелил одного из них, потребовавшего ее оставить. Это была неприятная сцена, и если бы не умение Трейса обращаться с оружием и не его предупредительный выстрел, противник мог бы пустить в ход винтовку.

Недоброе затишье сопровождало заключительный подъем в гору, на вершине которой раскинулись руины города. Трейс понимал, что солдаты самостоятельно пытались отыскать его, но они не знали меток, указывающих путь. Высокогорные племена обитали на протяжении веков по соседству с развалинами, но из-за густой растительности и распространившегося повсюду леса даже не подозревали об их существовании. Каменные террасы были незаметны, здания веками оставались скрытыми плющом и бамбуковыми деревьями.

Теперь же ему пришлось долго искать верную тропу, причиной тому были недавние оползни. Везде было много щебня, ранящего ноги и временами делающего подъем невозможным. Трейс постоянно поглядывал на Бетани, не до конца уверенный, что это ей по силам.

Когда они наконец вышли к врезавшимся ей в память каменным террасам, Бетани дышала с трудом и ей пришлось ненадолго присесть.

Один из солдат внимательно посмотрел на нее.

— Если она слишком слаба, — по-испански обратился он к Трейсу, — может, оставим ее тут.

— Ну, я так не думаю. — Голос Трейса был обманчиво ровен. Он повернулся и посмотрел на собеседника, смуглого, заросшего щетиной парня, одну половину лица которого уродовал отвратительный шрам. — Она сама затеяла все это. Если она останется, нам всем придется сделать то же самое.

Решив, что Трейс испытывает чувства, похожие на его собственные, тот отважился еще на одну попытку:

— Но сеньор, вы не можете не согласиться, что она все только замедляет.

На сей раз тон Трейса не оставлял возможности неправильного истолкования:

— Наверное, вы не поняли; вы, может, и не доберетесь до развалин, но она там будет. Я достаточно ясно изъясняюсь?

Лицо солдата приобрело багровый оттенок, и он, кивнув, пошел прочь. Он направился к своим приятелям и встал рядом с группой, включающей и того солдата, которого Трейсу уже пришлось ставить на место. Гримаса его была ужасной.

Бетани прислушивалась к разговору, и, когда она обратилась к Трейсу, в глазах ее светилось беспокойство:

— Мне следует опасаться за свою жизнь?

— Я слежу за ними, и дальше буду делать то же самое.

— Но ты один, а…

Трейс нетерпеливо перебил ее:

— Послушай, ты никак не можешь удержаться от того, чтобы не напомнить мне об этом всякий раз, как мы попадаем в переплет? Почему, как ты думаешь, я все время чувствуя себя таким усталым? Мне приходится спать урывками по пять минут.

— Я только имела в виду…

— Я знаю, что ты имела в виду. Прости. Я что-то слишком чувствителен. — Он взъерошил волосы и водрузил шляпу на голову. — Готова?

Развалины выглядели в точности такими же, какими запомнила их Бетани. Стены были увиты диким плющом, за короткое время снова разросшимся там, где он был вырублен. Не так много следов осталось от их экспедиции, но у Бетани защемило сердце, стоило ей вспомнить благоговейный восторг отца, когда он очутился здесь.

Воспоминания об отце, вместо того, чтобы привести ее в печальное расположение духа, лишь возродили ее решимость, и по раскаленным камням, которыми была выложена центральная площадь, она направилась к Храму Солнца. Высокий каменный шпиль, который Трейс называл Дозорой башней Солнца, отбрасывал длинную тень; Бетани шла вдоль поросших травой стен храма, проводя рукой по обработанным опытным мастером много столетий назад гранитным блокам.

Благоговение отражалось на лицах солдат, им потребовалось несколько минут, чтобы заставить себя сдвинуться с места. Город производил впечатление оставленного, а не пришедшего в упадок, лишь несколько зданий были разрушены под воздействием времени. И лишь бурная растительность мешала этому впечатлению.

Трейс присоединился к Бетани в поисках ворот храма, а когда они нашли их, ему пришлось срезать плющ, успевший снова прочно закрыть вход. На сей раз им потребовалось совсем немного времени, чтобы расчистить дорогу, и через несколько минут они очутились в зале с белоснежными стенами.

Когда глаза Бетани привыкли к тусклому, будто в дымке, освещению, у нее перехватило дыхание. Комната была абсолютно пуста.

— Это же невозможно, Трейс! — говорить спокойно Бетани не могла. — Куда все подевалось? И когда? Мы взяли лишь крохотную толику этого золота, ты же знаешь?

— Эй, потише, принцесса, — одернул ее Трейс. — Я же на твоей стороне, ты не забыла?

Охваченная гневом, Бетани выкрикнула:

— Я рада, что хоть кто-нибудь на моей стороне!

Он усмехнулся.

— Ладно, успокойся. Я понимаю, что ты расстроена пропажей сокровищ, но ты и наполовину не расстроена так, как те жуткие солдаты снаружи. Ты видела того, что со шрамом? Мне показалось, он готов разрыдаться.

Бетани улыбнулась, несмотря на гложущее ощущение неудачи.

— Хорошо. И мне кажется, все это не имеет значения, если разобраться получше. Я хочу сказать, что золото интересовало, пожалуй, только Спенсера Бентворта, а что касается археологического общества, то для них важнее получить описание всего остального. По крайней мере, это и сейчас может быть сделано.

— Но не тобой.

— Нет, — едва заметно улыбнувшись, согласилась Бетани, — не мной. Уйдут месяцы мучительных измерений и осторожнейших раскопок на то, чтобы раскрыть секреты этого города. Как я могла забыть, насколько он огромен?

Легко поднявшись с плоского камня, Трейс сказал:

— Он кажется гораздо больше без всего этого золота.

Бетани довольно улыбнулась.

— Вот! Тебя это тоже беспокоит, не так ли?

— Да, — признался он, ухмыльнувшись. — Боюсь, что да. Наталкивает на размышления, кто отыскал это место и вывез золото.

— Никаких следов, ни единой крошечной сережки, — со вздохом сказала Бетани. И, услышав, как Трейс вполголоса выругался, вопросительно посмотрела на него. Он застыл как вкопанный и затем повернулся к ней лицом:

— Чертова сережка!

— Что?

— Такой, знаешь ли, увесистый кусок золота, который инки имели обыкновение вдевать в мочку уха. Помнишь, мы нашли одну там, внизу, когда впервые пришли сюда с твоим отцом, я еще тогда сказал, что чертовски странно, что она запросто лежит там.

— Да, но…

— Ты не понимаешь? Кто-то использовал это место для хранения бесценных вещей, Бетани! Инки не оставляли никаких драгоценностей, все это — и чаши, и статуи, и даже одежду они должны были унести с собой. Для них золото и серебро были священны; они называли их Пот Солнца и Слезы Луны. Нет, кто-то просто использовал этот храм для того, чтобы припрятать сокровища, украденные в других местах.

— Невозможно, — усмехнулась Бетани. — Как бы они привезли их сюда? Посуди сам, сколько бы на это ушло времени и сколько бы потребовалось усилий!

— Вероятно, кому-то известен путь попроще, — сухо предположил Трейс. Его темные глаза возбужденно поблескивали. — Это многое объясняет, Бетани, например, почему меня все время не оставляло чувство, будто за нами следят, и почему мы попали в засаду, когда вышли отсюда.

— Но если кто-то собирался убить нас, почему им было не прийти сюда и не напасть, пока мы стояли здесь лагерем?

— Разумно. А может быть, и нет. Может, сначала они не думали, что мы сумеем найти город. Вспомни, у нас было немало трудностей в тот раз. Сложилось впечатление, что кто-то прилично потрудился, чтобы испортить дорогу. Динамит может произвести такие же разрушения, как землетрясение или оползень, сама понимаешь.

Нахмурившись, Бетани медленно заговорила:

— Не знаю. Все-таки чересчур много сложностей, а ведь им было бы достаточно просто вывезти награбленное.

Трейс обхватил ее руками.

— Очень вероятно, что они пытались. Взять хотя бы тот факт, что мы нашли серьгу лежащей на открытом месте.