Она помедлила, удивленная его заботой.
— Не можешь же ты заболеть у меня на руках, — добавил он, сопровождая эти слова такой знакомой ей ехидной улыбкой, что она поджала губы.
— Нет, ведь это причинит тебе такие неудобства, не правда ли?
— Не столько мне, сколько тебе. — Он зажег сигару от костра, не сводя с нее взгляда, пока она не забралась под навес и не опустила покрывало. Оно не доставало до земли, и пространство дюймов в шесть оставалось открытым. На губах его заиграла улыбка. Интересно, известно ли ей, что в этот крошечный просвет ему все прекрасно видно? Скорее всего, нет, иначе она бы не сидела там, стягивая брюки с таким беззаботным видом. Он разглядел блестящую фланель и покачал головой. Это немыслимо — брать в джунгли ночную сорочку.
Затянувшись и разогнав клубы дыма, Трейс снова присел на корточки, чтобы насладиться созерцанием обнаженных ног Бетани. Они были как на ладони. Изысканные формы, кожа цвета слоновой кости, гладкая, как атлас, изящные колени, стройные бедра… Он помнил эти ноги слишком хорошо, чтобы это способствовало душевному равновесию. Брюки соскользнули вниз, и она уселась, поджав под себя ноги. Упругий обнаженный зад покоился на икрах.
Трейс, нахмурившись, посмотрел на оставшихся мужчин, чтобы понять, могут ли они видеть то, за чем наблюдал он сам, но носильщики устроились вокруг собственного костра, а перуанские солдаты находились слишком далеко, и к тому же натянули одеяла на головы, чтобы обезопасить себя от всяких тварей. Это развлечение предназначалось для него одного, и взгляд его вернулся к ее укрытию.
Что она делает? Неожиданно ему захотелось увидеть все остальное — ее налитые груди, сочетание перламутрового и нежно-розового, совершеннейшее творение природы. Святой не устоял бы против нее. Тело Трейса напряглось. В паху у него словно бушевало пламя, сердце учащенно билось, стало трудно дышать.
Однако он был не в силах отвести от нее глаз, не в состоянии заставить себя проявить жалость к собственному телу: встать и уйти. Бетани Брэсфилд занимала все его мысли на протяжении последних шести месяцев, и видеть ее сейчас… ее нежное обнаженное тело так близко…
— Боже! — пробормотал Трейс, когда она снова уселась на одеяло, подогнув ногу. Что она делает, черт бы ее побрал? Почему она не наденет что-нибудь? Несмотря на холодный ночной воздух и сгущающийся туман, он почувствовал, как испарина проступила на лбу, а во рту пересохло.
Трейс швырнул сигару в костер. На мгновение ему пришлось отвести глаза. Когда он снова посмотрел в освещенную щель, у него вырвался стон.
Бетани, очевидно, мылась. Он видел, как она протирала влажной тряпкой ноги, потом живот. На мгновение соблазнительно промелькнул сказочный треугольник между кремовыми бедрами; это было последней каплей. Он вскочил на ноги, сцепив зубы, охваченный решимостью. Надо убираться отсюда.
Но не успел он сделать и трех шагов, как тишину разорвал истошный вопль. Он повернулся и в два прыжка очутился рядом с ней.
Глаза Бетани были широко раскрыты, длинные волосы рассыпались по голым плечам. Она прикрывалась ночной рубашкой.
— 3-змея! — визжала она, указывая пальцем и дрожа в истерике. — 3-змея!
Трейс откинул полог, служивший входом в импровизированное жилище, и зашел внутрь, машинально сжимая в руке нож, который он носил на ремне. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к тусклому освещению, потом он разглядел змею. Длинное скрученное тело толщиной с руку взрослого мужчины извивалось среди одеял, играя с маленькой мочалкой Бетани и зарываясь в ее брюки.
Анаконда. Они не столь опасны для человека, как кажется. Бетани этого не знала и продолжала кричать.
— Заткнись и надень что-нибудь! — рявкнул на нее Трейс.
Дрожа и всхлипывая, Бетани подчинилась и, просунув в рубашку голову, натянула ее, прикрыв стройные бедра.
— Ты не хочешь убить ее? — чуть дыша, спросила она у рассматривающего змею Трейса.
— Думаю, она хотела погреться, — проворчал Трейс. — Интересно, зачем это она выбралась в такую жуткую ночь. Мне казалось, у анаконд чутье получше.
Бетани уставилась на него.
— У тебя личные симпатии к этой змее? Это твоя любимица? Или родственница?
Трейс удивленно поглядел на нее.
— Вообще-то нет.
— Тогда убей ее!
— Ты кровожадная ведьмочка, а?
Зубы у нее стучали. Трейс увидел, что она и вправду до смерти напугана. Винить ее он не мог. Анаконды выглядят устрашающе, хотя неядовиты.
— Знаешь, — миролюбиво предложил он. — Я унесу ее отсюда. Она еще маленькая.
— Маленькая! В этом скользком создании футов восемь длины!
— Я бы сказал четыре. Некоторые анаконды вырастают до тридцати футов, — заметил Трейс. — И она не скользкая. На ощупь анаконды прохладные и сухие. Хочешь попробовать?
— Нет.
— Думаю, тогда мне лучше вынести ее.
— Прекрасная идея, мистер Тейлор.
Он наклонился и поднял изящно изогнувшуюся змею, поморщившись, когда она тут же обвилась у него вокруг руки. Тоненький язычок предупреждающе высовывался наружу, и Трейс предусмотрительно держал ее сразу за головой. Он вышел наружу и увидел наблюдающих перуанских солдат.
— Идите спать, — по-испански приказал он, не заботясь о том, что они могут подумать. — Это всего-навсего крошечная травяная змейка.
Один из солдат рассмеялся, и они отправились обратно к своим лежанкам, едва взглянув в сторону Бетани. Очевидно, подумал Трейс, они не видели ее, мечущуюся от страха пару минут назад. Он был доволен.
С трудом избавившись от анаконды — змея обвилась вокруг него, пока он ее нес, и потом всячески мешала высвободить руку, он вернулся в лагерь. Бетани по-прежнему стояла рядом со своим парусиновым укрытием, губы ее посинели от холода.
— Что ты здесь делаешь?
— Я не могу войти туда, пока ты не проверишь, нет ли у меня в одеялах другой змеи.
— О, чтобы заняться любовью с…
Ее фиалковые глаза метали искры:
— У него может быть жена.
— Учитывая ее любвеобильность, — ухмыльнулся он, — она, наверное, как раз и была женой.
— Что ты хочешь сказать?
— Мне удалось освободиться от нее только с третьей попытки.
— Ты убил ее?
Он покачал головой.
— В этом не было необходимости. Я оставил ее на краю оврага, там она найдет теплую норку, чтобы в ней свернуться.
Стуча зубами, Бетани промолвила:
— Великолепно. Теперь мне придется всю ночь ждать, не предпочтет ли она мои теплые одеяла грязной холодной норе.
— Она этого не сделает. В норе гораздо спокойнее. — Трейс сделал шаг вперед, откинул покрывало, служившее дверью, потом опустился на колени и пополз на разведку. — Пусто, как в кошельке проповедника, — наконец довольным голосом объявил он, на что Бетани ответила невнятным бормотанием. Он вопросительно взглянул на нее. — Что?
— Я сказала, что у тебя с этой змеей много общего.
— Ты права, — после небольшой паузы согласился он, а когда она заползла следом, завернул ее дрожащее тело в одеяло и добавил: — Нам обоим хочется очутиться под твоим одеялом.
Сердце у Бетани замерло. Она с изумлением поймала его потемневший горящий взгляд, объяснивший ей, что он имел в виду. И почему только она думала, что в состоянии забыть его? Забыть его прикосновения, хрипловатый тембр голоса? Было очевидно, что она заблуждалась. Ни к чему не обязывающий намек заставил ее пульс участиться, а горло сжалось настолько, что она была просто не в состоянии ответить ему исполненными негодования словами.
Воспользовавшись преимуществом, которое она дала ему своим неожиданным замешательством, Трейс взял ее заледеневшую руку в ладони и начал растирать. Губы ее все еще сохраняли синеватый оттенок, а на лице отобразилось страдание, которое заставило его пристально вглядеться в нее.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Она лишь выдернула руку в ответ.
— Как ты смеешь!
— Как я смею что?
— Говорить… Говорить, что хочешь очутиться под моим одеялом!