В июле 1925 года аппарат ОГПУ подготовил для Ф. Э. Дзержинского пять справок на тему «Немцы в СССР». В этих материалах давалась оценка настроений немецких колонистов на Украине, жителей Автономной республики немцев Поволжья и утверждалось, что «немецкие колонисты составляют особую немецкую националистическую единицу, по социальному составу — кулацкую, по политическому характеру — политическо-фашистскую. Религиозные и культовые особенности еще более усугубляют их враждебное к коммунизму и соввласти отношение. Немецкие колонии являются базой антисоветской политики немцев». Сотрудники ОГПУ пугали читателей этого совершенно секретного материала тем, что «немцы населяют крупные промышленные районы, пограничную зону, стратегически важные области и благотворные земледельческие районы. <…> Все немецкие колонии и их руководители широко использовываются (так в тексте. — В. И.), как осведомительная, а в случае войны, вредительная (так в тексте. — В. И.) база. Немцы глубоко проникли в нашу армию, хозяйство, госаппарат и в некоторых районах держат в своих руках целые отрасли промышленности».
Предлагалось «поторопить расслоение колоний», «распылить колонистские районы, используя национальную и религиозную рознь между колонистами», стремиться к организации «бедняцкого элемента и комсомола» для ведения классовой борьбы в колониях, «не возражать против эмиграции кулацких антисоветских элементов из колонистов» [678]. По сути, здесь уже была сформулирована та шовинистическая программа политического недоверия к целым народам, которую впоследствии претворял сталинский режим.
Под постоянным наблюдением находились и сионистские организации, рассматривавшиеся как «мелкобуржуазные» и враждебные делу социалистического строительства. Хотя ряд организаций сионистской направленности легально существовал в СССР до конца 1920‑х годов, в том числе Еврейская коммунистическая партия Поалей-цион, органы ОГПУ постоянно держали их в фокусе внимания. Председатель ГПУ Украины В. А. Балицкий в докладе о проделанной работе за период с 1 октября 1923 по 1 октября 1924 года сообщал, что ведется наблюдение за следующими организациями сионистского толка: алгемейн-сионисты, Цейре-цион, Сионистский союз молодежи «Гистадрут», Сионистско-социалистическая партия ЦС, Сионистский союз социалистической молодежи «Юген-Фербанд», спортивная организация «Маккаби», занимающаяся вопросами культуры организация «Гашомер-Гацоир», студенческая организация «Дройер» и всероссийская трудовая организация «Гехолуц» (названия даны по тексту документа. — В. И.). Одной из главных задач этой слежки было определение реального влияния сионистских организаций, особенно в районах компактного проживания евреев. Летом 1925 года в справке на имя И. В. Сталина было отмечено, что, по данным Волынского ГПУ, в сионистских организациях принимает участие и «рабочая молодежь, главным образом из кустарей», а в «сионистских организациях молодежи числится до 1500 чел.» [679].
Ил. 5. Выписка из протокола заседания президиума Коллегии ВЧК от 14 сентября 1919 г. Источник: ЦГАИПД СПб. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1038. Л. 1
Здесь также политический контроль был неразрывно связан с политическим сыском. Постоянно практиковались аресты активистов сионистских организаций, в том числе легальных. В марте 1923 года Секретный отдел ГПУ докладывал в ЦК РКП(б), что «в ночь с 13‑го на 14-ое сего месяца» произведены обыски «у активных членов сионистских организаций: Алгемейнсион, ССПЦЦ (Сионистско-социалистическая партия Цейре-цион), „Геховер“ (студенческая сионистская организация), давшая весьма значительные результаты. <…> По операции арестовано 49 чел.» [680]. Всего же, по данным начальника СО Т. Д. Дерибаса, за 1924 год имелось «12 групповых разработок» сионистских организаций, «по коим проходят 372 чел.», «одиночных агентурных дел <…> 986. На учете <…> на 1.01.24 г. — 750 чел. Взято вновь на учет по данным 1924 г. — 1520 чел. Групповых дел — 55» [681].
Таким образом, в течение 1920‑х годов органы ВЧК — ОГПУ развили и укрепили систему тотального политического контроля над всеми группами населения страны, в том числе и членами коммунистической партии. Эта система не опиралась ни на какую правовую основу, а лишь на секретные инструкции высших партийных органов и самого ВЧК — ОГПУ. Одновременно информация ОГПУ приобретала все большее значение для руководства страны, ибо считалась наиболее полной и достоверной. Например, в феврале 1926 года ЦК ВКП(б) отмечал в циркуляре, что местные партийные органы недостаточно используют в работе сводки и информационные материалы ОГПУ, из‑за чего слабо учитывают политические настроения масс и не в состоянии быстро устранить замеченные «органами» злоупотребления [682]. Между тем серьезный анализ этой информации показывает, что она имела свои сильные и слабые стороны.
В отличие от партийных и советских организаций структуры ВЧК — ОГПУ на протяжении ряда лет не стремились приукрасить положение на местах. Сводки ВЧК — ОГПУ начала 1920‑х годов, говоря о политических настроениях широких масс, делали упор не на агитацию со стороны «контрреволюционных элементов и партий», а на реальное экономическое положение населения и злоупотребления представителей власти.
Так, в сводках Информотдела ВЧК первой половины 1922 года отмечалось, что в Московской губернии «настроение совслужащих неудовлетворительно вследствие недостатка дензнаков и тяжелого материального положения», в Ярославской губернии «настроение красноармейцев неудовлетворительно вследствие недостатка обмундирования и плохого продснабжения и недостатка топлива», в Семипалатинской губернии «настроение крестьян ухудшилось вследствие принудительного сбора продналога», в Пензенской губернии «среди рабочих по-прежнему вызывает недовольство задержка выплаты жалованья» [683]. Госинформтройка Усть-Куломского укома области Коми в июне 1922 года сообщала: «Настроение крестьян подавленное за отсутствием всех потребных фабрикатов для хозяйства. <…> [К] коммунистам [в] некоторых местностях относятся враждебно как неумелым руководителям хозяйства <…> Вооруженных восстаний и банд не замечалось» [684].
Похожая ситуация отписывается в начале 1922 года в докладе Петроградской ЧК: «Отношение к коммунистам среди рабочих и крестьян не везде одинаково и часто зависит от объективных и экономических условий»; в одном из районов «отношение рабочих не дружелюбное благодаря тому, что многие рабочие видят, что партийные более или менее ответственные работники живут в более или менее лучших условиях, чем они. Рабочие винят в своем положении коммунистов» [685]. И хотя по ряду предприятий Петрограда (Гвоздильный завод, фабрика Лаферм и т. д.) отмечалось сильное влияние эсеров и меньшевиков, тем не менее «все происходящие волынки главным образом» объяснялись тем, что «положение рабочих и служащих крайне тяжелое, много необеспеченных семейств снято с госснабжения» [686].
Подобные же сведения об отсутствии целенаправленной антисоветской деятельности со стороны каких-то социальных групп, о тяжелейшем экономическом положении трудящихся содержались в материалах ОГПУ и в последующие годы.
Анализируя политическое и экономическое положение в губернии за январь — февраль 1924 года, Ленинградское ГПУ указывало: «…кулачество систематической, массовой агитаций против соввласти не ведет…», «недовольства на экономической почве, отмеченные в предыдущих докладах, существуют и в настоящее время: низкая зарплата, несвоевременная выдача зарплаты, колоссальная разница в жалованье рабочих и администрации», «экономическое положение крестьянства далеко неудовлетворительное. <…> В некоторых губерниях (Коми, АКСССР [Автономная Карельская ССР], Псковская) крестьянство переживает голод. <…> И на этой почве возникают недовольства на налоги и всевозможные местные обложения», но «организованной антисоветской деятельности за отчетный период не отмечено» [687].
