– Витязь! – зову я, припомнив, что забыл. – Переходную галерею на «Бурю», щиты на максимум. Мало ли что…

– Выполняю, – отвечает мне разум корабля.

Нужды в щитах сейчас объективно нет, но они прикроют в такой конфигурации и «Бурю», а я чувствую что-то странное. Кроме того, инструкции в таком случае требуют осмотрительности, вот я и… Перестраховываюсь.

– «Буря» принял галерею, – сообщает мне Витязь. – Запрос статуса…

На экране пустотника ответ «Бури». Ничего не понимаю, разведчик же абсолютно безжизнен, как он может давать ответ? Но, тем не менее, на экране, которым служит забрало, светится фиксация ответа системы жизнеобеспечения корабля. Значит, четвертый скафандр необходим. Или катер подвести? Нет, катер такие вещи точно не умеет…

– Фэн, четвертый с собой берем, – сообщаю я квазиживому.

– Интересно, – кивает он. Да еще как интересно…

Мы медленно движемся по галерее в сторону переходного тамбура, чтобы ступить на очень нехорошо выглядящий корабль. Вопрос о том, где мы сами-то находимся, я оставляю на потом. Почему-то прямо сейчас запрашивать Базу Флота мне не хочется, и я иду на поводу своих желаний.

– Тамбур, – сообщаю я для протокола. – Изоляция нормальная.

Сейчас из тамбура откачивается воздух – не слишком быстро, чтобы суметь остановить процесс в случае неприятностей, но все проходит хорошо. Атмосфера внутри скафандра нормальная, вовне – отсутствует. Я делаю шаг внутрь искалеченного корабля, прислушиваясь к себе. Мне явно направо, да, так будет правильно. Система жизнеобеспечения активна даже не в отсеке, а в капсуле. При этом спасательная капсула отстрелена не была. Уже странно. В проходах, в невесомости летают тела и их фрагменты. То есть люди погибли, не сумев воспользоваться средствами эвакуации. Это означает, что произошло все внезапно, совершенно неожиданно даже для квазиживых. Я внутри скафандра нажимаю сенсор аптечки, сразу же ощутив легкий укол, – теперь я на два часа спокойнее деактивированного квазиживого. Жаль, что только на два часа.

– Интересно, а это что? – привлекает мое внимание Вика, выловив что-то манипулятором скафандра. Предмет очень похож на вытянутый шар, разорванный внутренним взрывом, если верить тому, что я вижу.

– Это опасность, – вздыхаю я, вспоминая экзамен по Истории Темных Веков. – Надо регистраторы выдернуть.

– Занимаюсь, – кивает она мне.

Тем временем мы выходим в отсек с полностью разбитыми спасательными капсулами, лишь одна мигает желтым огнем. Нам явно туда, при этом надо живого из нее перевести в скафандр, и тут мне нужна помощь. Я зову Фэна, чтобы проинструктировать, но он уже все понимает и сам, я же думаю о нашей находке. Автомат бы ее проигнорировал, значит, что-то важное именно в ней. На «Витязе» разберемся, потому что ненормально это. Неужели древние страшилки становятся правдой? Не хочется мне такого… Просто совсем не хочется, вот в чем дело. Но я уже понимаю, что на корабль напали. Неожиданный метеорный или астероидный рой в чистом Пространстве – это даже не смешно, потому, получается, только нападение. И это то еще открытие.

***

Вернувшись на «Витязь», обнаруживаю, что и медотсек у меня с собственным разумом, как на… вот даже сравнить не с чем! В пустотном скафандре, кстати, обнаруживается ребенок лет пяти по виду в состоянии глубокого сна. Мне это Фэн докладывает, причем выглядит он удивленным, что уже очень необычно. Эмоции у квазиживых есть, конечно, они же разумные, но тут что-то другое.

– А что на «Буре» делал ребенок? – задаю я риторический вопрос. – Витязь, у нас есть список экипажа «Бури»?

Разум корабля молчит, а у меня предчувствие: то, что я сейчас услышу, мне очень не понравится. Ну и ребенок, конечно. Как следует из протокола первичного осмотра, высвечивающегося на экране медицинской капсулы, – девочка в возрасте четырех-пяти лет… Что?! Я вчитываюсь еще раз, а потом сильно и, главное, громко, удивляюсь.

– Что, командир? – интересуется заулыбавшаяся Вика.

– У нее нет ни браслета, ни идентификатора, ни прививки, – сообщаю я, находясь в полнейшем удивлении, потому что такого быть просто не может.

– Я тебя сейчас еще больше удивлю, – вздыхает квазиживая. – Экипаж «Бури» по списку: двое живых, трое квазиживых.

– А тел плавало гораздо больше, – понимаю я, что она хочет мне сказать. – Витязь, включить сигналы приветствия по протоколу Первой Встречи. Щиты не отключать, быть готовым к сюрпризам.

– Сигналы включены, – отвечает мне разум корабля. – Тела на «Буре» принадлежат шестнадцати неидентифицированным разумным и пяти идентифицированным.

Это он мне на незаданный вопрос отвечает, за что ему большое спасибо. Мы столкнулись с большими странностями, поэтому нужно действовать по инструкции, ну и идти у себя на поводу, ибо себе я доверяю больше, чем всем инструкциям на свете. А тут у нас откуда-то взявшиеся на разведчике люди, которых нельзя идентифицировать, и значит это очень многое, да еще и сам корабль уничтожен явно извне…

– Витязь, связь с Базой, – приказываю я, подозревая, что ответа не будет. Есть у меня такое ощущение. – Передай три нуля.

– База не отвечает, – отвечает мне Витязь то, что я уже и сам подозревал. – Три нуля переданы. Командир необходим в рубке.

Услышав это, разворачиваюсь на месте, чтобы очень быстро бежать в сторону рубки. Эта фраза разума корабля говорит о том, что мне надо на что-то посмотреть самому, или же… Не хочу об этом думать. Человечество давно уже ни с кем не воюет, но боевые корабли у нас, разумеется, есть. Это тоже традиция – большая дубина про запас, как и желание вчерашнего курсанта покопаться в неизученном, отчего таких областей все меньше.

В рубке визуально изменений нет, поэтому я плюхаюсь в свое кресло, чтобы оглядеть пульт, и только теперь замечаю мигающий желтый индикатор на пульте базовой навигации. Это у нас запрет выхода в субпространство по причине большой массы рядом. Поднимаю взгляд на экран, но ничего там, кроме «Бури» и звезд, не вижу.

– Витязь, убрать галерею, готовься быстро убегать, – командую я, а затем, по наитию буквально, добавляю: – Три девятки, шестерка.

– Внимание всем, боевая тревога, – немедленно реагирует на указанный мной код разум корабля.

Он не стал обсуждать адекватность кода, значит, со мной согласен. Боевой код – это не игрушки, если я ошибусь, все может закончиться очень плохо, но я чувствую, что не ошибаюсь, поэтому и вздыхаю. Я знаю: корабль приводит очень мощные, хоть и небольшие пушки в боевое состояние, щиты получают дополнительные мощности и готовится двигатель «последнего шанса». По сути, я сейчас отменил действия абсолютно всех инструкций, потому что на такой случай их и нет.

– Фиксирую модулированную передачу, – сообщает Витязь. – Расшифровываю.

– Вэйгу! – зову я разум медицинского отсека. – Каково состояние ребенка?

– Девочка в глубоком сне, – отвечает мне Вэйгу. – Большое количество поверхностных повреждений, множественные ушибы мягких тканей, сотрясение мозга, отравление слабыми ядами. Около шести часов на устранение.

– Спасибо, – вздыхаю я, все еще находясь в недоумении. Что такое делали с ребенком? И, главное, кто?

– Передача расшифрована, – сообщает мне разум корабля. – Она ведется на одном из древних языков. Включаю.

– Голомордые обезьяны! – слышится грубый голос с шипящими интонациями. – Пришел ваш последний час! Молитесь своим глухим богам!

– Это что? – удивляюсь я. – Повтори сигнал приветствия и дружелюбия на том же языке.

– Фиксирую атаку, – не отвечая на приказ, Витязь тем не менее доводит до меня информацию. – Атака кинетическая, большой рой мелких предметов.

– Уходим и смотрим, – принимаю я решение, ибо, пока можно не стрелять, мы стрелять не будем.

Теперь работает разум корабля, уводя разведчик от столкновения, а я пытаюсь понять – приближающееся управляемо или нет. И вот в тот момент, когда металлический, судя по индикации, рой виляет в сторону корабля, громкий писк будильника накладывается на всю картину, смазывая ее. Видимое мной исчезает, а я открываю глаза, озирая свою каюту. Это все сон, что ли, был? Реалистичный какой! И с какого момента это сон?