– А я пришел свидетелем по делу, сейчас, – Сережа достал из кармана телефон и открыл фото повестки, – о пропавшей машине такой- то марки. Это неважная деталь. – он перевел взгляд на банку. – Мне так показалось.

Миша, бросив бычок в песок, стал добрее и, снисходительно улыбнувшись, сказал:

– Не ссы, все решим. Я такие дела как орешки щелкаю, на связи.

Миша пожал руки и сел в свой черный мерседес.

– Юр, я пойду. Еще на квартиру нужно съездить.

– Не звони мне в приходе, я не приеду.

Юрий наконец-то пнул опостылевшую банку и пошел на парковку.

Сережа натянул капюшон поглубже и набрал ненавистно знакомые цифры. Когда взяли трубку, он сбросил. Струсил.

Такси приехало быстро, и уже через двадцать минут стояло у неплохо сохранившейся хрущевской постройки с безупречным фасадом.

Сережа поднялся на третий этаж и из кармана вынул связку ключей, отделил небольшой с красной головкой и открыл дверь. С прошлого раза все осталось нетронутым.

В большой комнате стояла гитара, разбросаны бумаги на полу, а рядом пепельница – жестяная банка, доверху забитая окурками.

Первое, что сделал Сережа, раздевшись, – разложил все вещи и выбросил бумажный мусор. Арендодатель заботливо выносил мусорные пакеты, но больше ничего не трогал.

Сережа плюхнулся на скрипучий диван и бросил телефон рядом.

Это квартира с советским интерьером, почти нетронутые современностью декорации, даже телевизор тот же. Из современного был разве ламинат и постельное белье с прочей техникой, исключительно бытовой: новая плита, микроволновка и стиральная машина.

В ней было неуютно. Ностальгия, которая делала больно. Тот самый обобщенный интерьер, вызывающий традиционную печать тоски и одновременно идеализированные светлые детские воспоминания. Но к этому быстро привыкаешь. Такие мысли у Сережи были, когда Юра первый раз привел его сюда, сейчас же это уголок уединения, в котором можно быть наедине со своим творческим Я и спокойно поработать, ни на что не отвлекаясь. Еще это место превращалось в пещеру саморазрушения (за счет своего местоположения и непубличности), например, в этот раз.

– Охо-хо, давненько ты не звонил, пропал с радаров. Ты себе?

Сергей сглотнул непроходящий ком в горле.

– Да, мне как обычно, в смысле, как было, когда я тебе звонил последний раз, не для вечеринки.

– Ой, Сережа, Сережа. Тебе повезло, что я такой дотошный и храню все записи аж с нулевых, – было слышно, как басистый мужчина положил телефон и удалился, достаточно быстро вернувшись и уже листая страницы.

– Понял, только с водкой не мешай, у меня тут это аж в кружок обведено с тремя восклицательными знаками. Не помнишь, почему? А, да, не говори, я все равно не запомню. Жди, минут 40. – Мужчина сбросил.

Сережа накрыл телефон подушкой и спрятал лицо в ладони. Ему было страшно и противно от того, что он делает сейчас, но в то же время азартно проверить свою силу воли и чудодейственное кодирование из израильской клиники.

Сорок минут пролетели очень быстро, хотя бы потому, что прошло всего десять. Мужчину из дремы пробудил дверной звонок. Нехотя пошкрябав по полу и справляясь с заедающей цепочкой, он впустил в квартиру молодого парня, который переминался с ноги на ногу.

Мальчик вынул из кармана два маленьких зип-пакета с разным содержимым, как показалось, на рефлексе обернулся и только спустя несколько секунд после передачи посмотрел Сереже в глаза.

– А вы всегда так бросаете где попало? – курьер кивнул на средней захламленности коридорную тумбочку.

– Нет, я и беру редко, почти никогда. Может, и сейчас выброшу, не знаю, сегодня все по-дурацки. Жуткие вещи, никогда это не трогай. – Заказчик скрестил руки на груди и все еще смотрел прямо в глаза собеседнику.

– Вам не жалко денег в таком случае?

– Слушай, мне в общем-то неинтересно ничего не про тебя и не в моих интересах рассказывать что-то о себе. Но вижу, ты первый раз и, видимо, из-за денег, срочных. Ты кивни просто, если я прав.

Парень неподдельно поднял свои карие глаза и кивнул.

– Я вижу, что ты парень хороший, воспитанный, не каждый выкает. Вот тебе, – Сережа достал из бумажника две пятитысячных купюры, – держи и пообещай, что уйдешь из этого дела. Ты же первый раз на заказе, верно?

Парень еще раз кивнул, не долго противясь, взял деньги и сунул в карман джинсов.

– Спасибо огромное, спасибо. Вы меня просто спасли, мне именно столько и не хватало, спасибо.

Сергей закрыл дверь и, подбросив в руке два пакетика, отправился на кухню.

– С каких пор я стал таким миротворцем, смешно. И, кажется, это была последняя наличка. – Дверца холодильника слегка побрякивала от бутылок.

Здесь, чтобы не сойти с ума, Сережа говорил вслух, действия не комментировал, а вот мысли – охотно, неизвестно откуда могло прийти вдохновение.

Он бросил на спинку стула толстовку и сел на край, через джинсу чувствовалась прохлада дуба, простоявшего несколько часов на сквозняке, и поставил на стол перед собой бутылку водки.

Холодная поверхность, как в первый раз на бачке в клубе.

Руки стали влажными, а сердцебиение быстрым.

Кашель. Пазухи носа стало неприятно жечь.

Сережа снял наручные часы и положил рядом, засекая примерно 5 минут.

Стена стала плыть и пропускать через себя свет. Потом появились деревья. Сережа стоял на аллее. Посмотрев вправо, он все еще видел кухню и холодильник в стиле пин-ап, снова в центр – солнечная аллея.

Несмело сделав шаг вперед, он услышал оглушающий звук, влетавший в одно ухо потоком вибрации, затем несущийся в другое ухо той же силой.

– Хватит!! –Сережа крикнул изо всех сил, но понял, что рот его будто заклеен, и вместо возгласа выдал лишь жалкое мычание.

«Факты, проверяй факты», – Пашина фраза буквально летала по всей кухне, сквозь аллею и сквозь Сережу.

Стало трудно дышать, и он схватился за горло. Аллея стала понемногу растворяться, словно очевидный мираж, звуки перестали быть громкими, а горло прекратило давить.

Сережа обнаружил себя лежащим на полу и все еще задыхающимся. Встав на четвереньки, он прополз к столу и схватил часы, прошло минут двадцать этого морального и человеческого разложения.

Мысли путались и разбивались об эйфорическое забытье, поэтому как следует поругаться не удалось, он упорно пытался хотя бы сесть, но положение звезды ему было ближе.

Так он пролежал еще с полчаса, прежде чем ощутил отвратительную сухость во рту и чувство страха.

– А вот.

Паника распространялась настолько быстро, что все техники, которые и в трезвом сознании ускользали, сейчас просто стерлись. Было страшно, все тело пронизывала дрожь. Он забился в угол и вбил в расплывающийся от подкатывающих, но успешно сдерживаемых слез телефон номер по памяти и, дождавшись ответа на другой линии, слегка запинаясь, прошептал:

– Мне страшно, очень страшно, приезжай, я не могу так больше, умоляю.

– Я тебе, кажется, сказал, что не приеду. Решай сам.

Сережа продолжил хватать воздух ртом.

– Ладно, жди, постараюсь минут через 10 приехать, я как раз недалеко. – Юра все еще говорил черствым голосом и быстро положил трубку, хотя на самом деле уже практически запрыгнул в машину и был в дороге, потому что прекрасно знал, что если он не приедет, то никто другой тем более. Только Юрин номер Сережа помнил наизусть в любом состоянии.

Когда Юра открыл дверь и сорвал эту хлипкую цепочку, обнаружил друга с пустыми глазами, сидящего в углу кухни, рядом с полуоблезшей батареей, где он напевал припев доброй песни конца 70-х:

Always look on the bright side of life

Always look on the light side of life.

– Вставай, я не оставлю тебя здесь больше ни на минуту. Ты сам понимаешь, во что это выльется. Где дрянь? – Юра не стал даже разуваться.