– А вот и нет! – выкрикнул Кира и тут же прикрыл рот рукой, и Рита нахмурилась.

– Почему, интересно, ты так в этом уверен? – спросила она.

– Ну… В общем, я проследил за машиной.

– В рабочее время? – рассердилась Рита. – Разве мы подрядились следить за друзьями Анатолия? Кирюша, ты, по-моему, не вполне осознаешь серьезность ситуации: за парнем установлено наблюдение, и именно оно представляет опасность, а не какая-то там девица из тренажерки!

– Да вы послушайте, а уж потом ругайте!

– Хорошо, и что с твоей машиной?

– Я довел их до самого дома. Девчонка вышла, но водитель остался в авто. Потом он отчалил, а я – следом. И знаете, кем он в результате оказался?

– Дрожу от нетерпения!

– Виктором Арбениным!

– Кто это?

– Ну вы даете, Маргарита Григорьевна! – разочарованно воскликнул Кирилл. – Виктор Арбенин же, ну?

– Это… художник, что ли, который олигархов и звезд шоу-бизнеса рисует?

– К вашему сведению, Арбенин – самый классный портретист из всех, кого я знаю, уж во всяком случае, из ныне живущих! Его картины, между прочим, с удовольствием покупают иностранные коллекционеры: у Арбенина свой неповторимый стиль, и он…

– Ладно тебе, – примирительно сказала Рита. – Живопись – не мой конек, но я верю, что твой Арбенин – настоящий Рембрандт!

Кирилл страстно увлекался фотографией. Именно так они с Ритой и познакомились: она увидела его снимки и решила, что у паренька есть способности. Ему требовалась работа, а у Риты в то время не было вакансий, ведь она только-только начала раскручиваться. Тем не менее она приняла Киру на испытательный срок, пообещав платить сдельно. Занимаясь фотографией, парень разбирался в искусстве и старался посещать все выставки и вернисажи, проходившие в Санкт-Петербурге. Заработанные деньги он тратил на дорогущие альбомы по живописи и даже в кабинете Риты повесил несколько хороших картин, купленных у уличных художников. Так что ей не показалась удивительной горячность, с которой Кирилл вступился за художника, о котором она отозвалась несколько пренебрежительно. Рита не видела работ Виктора Арбенина, она лишь слышала о нем и знала, что он приобрел известность, изображая сильных мира сего, «новых русских» миллионеров, политиков и артистов.

– Вам надо сходить на его выставку, – продолжал между тем Кира. – Тогда вы поймете, что я говорю правду!

– Ладно, – вздохнула Рита. – Но все это никак не связано с Лапиковыми, верно?

– Так я ж еще не все рассказал! – загадочно улыбнулся Кирилл. – Я видел и вторую дамочку, следящую за Анатолием.

– Тоже мне, открытие! – всплеснула руками Рита. – Да ведь сам Лапиков сообщил, что за ним ходят трое!

– Да, но разве он знал, что по меньшей мере двое из них действуют автономно?

– Хочешь сказать, они не связаны друг с другом одним заказчиком?

– А где вы видели, чтобы два «хвоста» одновременно вели объект? Совершенно очевидно, они не подозревают о существовании друг друга!

– Вот это уже интересно! – пробормотала Рита. – Два заказчика… Но ты ведь сказал, что парень чист, так почему же за ним ходят топтуны?

– Может, все-таки дело в папаше? – предположил Кирилл. – Надо послушать Светку, она ведь занимается старшим Лапиковым.

Чуть позже в тот же день она созвонилась со Светой. Та, сидя в Ритиной машине, наблюдала за бизнесменом. Рита вкратце изложила девушке информацию, полученную от Кирилла.

– Ну, а у тебя что? – поинтересовалась она.

– Лапиков обедать изволят, – ответила Светлана. – Представьте себе, не в своем «Бим-Боме», а в дорогом японском ресторане!

– Слежка есть?

– Прямо через дорогу в «Лендкрузере» сидит здоровенный мужик с бритым затылком, лопает гамбургер из соседнего «Макдональдса» и глаз не сводит с ресторана. Ой!

Света неожиданно замолчала, и Рита взволнованно закричала в трубку:

– Алло, Светик, что с тобой?!

– Да все хорошо, Маргарита Григорьевна, – успокоила ее девушка, снова отвечая. – Это мне тут суши принесли.

– Суши?

– Телохранитель Лапикова, представляете? Говорит, хозяин приказал, чтобы я с голоду не померла!

– А мужику здоровенному ничего не передавал?

– Не-а, он ведь не на Лапикова работает! Так вот, знаю я, кому этот мужик информацию сливает, но нам это вряд ли поможет.

– Почему? – спросила Рита.

– Этот, здоровый, раз в два дня встречается с еще одним типом. Тип пренеприятнейший – мелкий такой слизняк, волосы набриолинены, усики, как у рыжего таракана, но пиджачок справный. Ездит на зеленом «Ниссане».

– Еще что-нибудь можешь сказать?

– Да нет, – вздохнула Света. – Бугай мой со слизняком подолгу не разговаривает, так – минут пять. Однажды передавал ему какой-то сверток – похоже, фотографии. Или, может, бабки?

– Хорошо, – сказала Рита. – Поезди за Лапиковым еще денечек: что-то мне вся эта история перестает нравится!

Виктор привез Наташу к себе, а не в ее съемную квартиру. Она уже привыкла к стойким запахам красок и растворителя: они придавали жилищу Виктора индивидуальность и сразу же говорили, что за человек обитает в этих стенах. Художник дал девушке запасной ключ, но строго-настрого приказал не соваться в квартиру в его отсутствие без крайней необходимости. Каждый раз, приходя сюда в сопровождении Виктора, она любила разглядывать его холсты.

Наталья плохо разбиралась в искусстве, и даже старания Луизы Вениаминовны, пытавшейся помимо правил этикета привить своей подопечной хоть какие-то зачатки художественной культуры, пока не увенчались успехом: она по-прежнему не отличала импрессионистов от модернистов, а названия картин художников-классиков не удерживались в ее голове. Тем не менее картины Виктора Наташе нравились. В них не было «выпендрежа», как она называла игры художников со стилем и цветом: Виктор писал реалистично, не приукрашивая истину.

Его модели не всегда выглядели на портретах красиво, и даже хорошенькие жены «новых русских» не напоминали обложки глянцевых журналов – художнику удавалось ухватить внутреннее содержание натурщиц. У некоторых оно напрочь отсутствовало, и это легко читалось на портретах, другие прятали свою сущность под гримом, но стараниями мастера она все равно проступала на холсте, порой вызывая недоумение заказчиков.

Глядя на творения художника, Наташа вспоминала роман «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда – произведение входило в «обязательную программу», составленную для девушки Луизой Вениаминовной. Картины Виктора жили отдельно от заказчиков и частенько демонстрировали постороннему наблюдателю то, что сама модель желала бы скрыть!

Хозяин пропустил Наташу вперед и, не снимая пальто, прошел в студию, пока она замешкалась, стаскивая в прихожей сапоги. Войдя, девушка увидела, что художник установил посреди помещения мольберт.

– Что ты делаешь? – спросила она заинтересованно.

Неужели он собирается писать ее портрет? Эта мысль здорово польстила ей, и девушка, обойдя мольберт, встала перед ним. Сверху была накинута полупрозрачная ткань, и, так как Виктор не сделал попытки открыть холст, Наталья сама протянула руку и осторожно стянула тряпку. В следующую секунду она тихо вскрикнула и отступила назад: с картины на нее смотрела… она сама!

– Господи, когда ты успел? – пробормотала девушка. Никогда раньше ее не то что не рисовали – даже не фотографировали, если не считать старых детских снимков, сделанных весьма посредственным мастером. – Это… это и в самом деле я?

Ответ Виктора прозвучал словно выстрел:

– Нет.

Наташа перевела на него изумленный взгляд.

– Но ведь… – начала она растерянно.

– Она – не ты, – перебил художник. – Ты – это она.

Опять в своем репертуаре!

– А это не одно и то же? – спросила Наталья, разглядывая картину и, к собственному изумлению, начиная понимать, что имел в виду Виктор: на портрете и в самом деле была не она!

Девушка с картины невероятно походила на нее и все же отличалась. Каштановые волосы, собранные сзади в пучок, красиво обрамляли аккуратную головку. С треугольного личика, повернутого к зрителю вполоборота, чуть улыбались полные бледные губы, а большие темно-серые глаза смотрели с легким удивлением и интересом. И именно в выражении этих глаз таилось не Наташино выражение! Девушка знала, что обладает привлекательной внешностью, и часто подолгу разглядывала в зеркале свое отражение – никогда в жизни она не выглядела так, как на этом портрете! Потом она заметила тонкую нитку жемчуга на шее у «картинной» девушки, перевитую серебряной цепочкой с маленьким крестиком, глубокий вырез темно-синего платья и белую кашемировую шаль на плечах – Наташа никогда не носила ничего подобного, ведь даже она понимала, что девушка на портрете одета по моде девятнадцатого века!