Ханнес Бок
notes
1
2
Ханнес Бок
Дерево Миранды
Hannes Bok, «Miranda's Tree», 2014
Старый дом на вершине холма, там, где асфальтированная дорога упиралась в жирную грязь, ремонтировали так давно, что он успел обветшать снова — словно омолодившаяся дама, которой требовалась новая пластическая операция. Будто средневековый замок над маленькой деревушкой, он возвышался над домами поновее и поменьше и отгораживался от них пустырями, на одном из которых раскинулся исполинский дуб.
Эдна Торп, хозяйка этого дома, беспокойно раскачивалась на видавших виды качелях на крыльце, подтыкала подушки, ёрзала от неудобства и морщила в отвращении нос, от того, что никак не удавалось устроиться с полным комфортом. Она была женщиной невысокой и приземистой, сейчас облачённой в помятые брюки и жакет, которые украшали мешковатые растянутости на локтях, коленях и седалище. Если бы не карандаш для бровей, тушь для ресниц и помада, то черты её выглядели настолько смазанными, словно лицо ей вылепили из теста, а потом испекли. Вьющиеся песочные волосы непредставимым образом были разделены пробором посередине, а затем заправлены за уши.
Она развернулась к сетчатой двери и крикнула внутрь дома:
— Элейн!
Немедленного ответа не последовало и она позвала вновь, на сей раз с угрожающей ноткой:
— Элейн!
— Чего, мам? — неохотно откликнулся голос маленькой девочки.
— Когда я тебя зову, иди сюда, а не сиди там и спрашивай «чего»! — визгливо выкрикнула мать. Повисла тишина, потом несколько громких и глухих ударов, словно в доме кто-то пинал мебель. На крыльцо на цыпочках выбралась семилетняя Элейн, со слишком невинным выражением на круглом личике, чтобы ему верить. К замызганному платью она прижимала книгу. Сетчатая дверь резко захлопнулась за ней.
— Ладно, — холодно взглянула на неё мать. — Снова зайди в дом и выйди, да смотри, теперь не хлопай дверью!
Детский взгляд устремился на родительницу, словно прикидывая, до какой степени непослушание останется безнаказанным, затем девочка обернулась, зашла в дом, вышла и осторожно прикрыла дверь.
— Вот так-то лучше, — расслабившись, признала Эдна. — На холм поднимается почтальон. Я хочу, чтобы ты забрала нашу почту, если он нам что-нибудь принёс.
Она отвернулась, словно опасаясь увидеть в детских глазах пренебрежение, беспокойно заёрзала и затеребила уголок подушки.
— Я слишком устала, чтобы выходить, — оправдываясь, прибавила Эдна.
Элейн уставилась на улицу.
— Он заглянул к Джонсонам, — сообщила девочка. — Майми Джонсон иногда получает письма от брата, который в армии. Правда получает, я как-то сама видала!
Она покосилась на мать, будто ожидая возражений.
— Что у тебя за книга? — присмотрелась внимательнее Эдна Торп.
Элейн опасливо уткнулась взглядом в красную обложку своей книги и крепче прижала её.
— Это… это просто книжка, — вяло попыталась схитрить она.
— Ну и как она называется? — В глазах Эдны появилась подозрительность.
Взгляд Элейны стал затравленным. Она притворилась, что читает заглавие.
— Ну, это просто книжка, которую я взяла в школьной библиотеке, — в конце концов ответила девочка.
Мать властно протянула руку.
— Дай её сюда.
Элейн замялась; рука Эдны слабо и многозначительно дёрнулась, и девочка торопливо пересекла крыльцо, вложила книгу матери в руку и шагнула назад, сжавшись, как будто от удара, глаза беспокойно таращатся, рот тревожно округлён.
«Сказки Ганса Андерсена» прочитала Эдна и перевела взгляд на дочь.
— Так-так! — глубоко вздохнула она. — А что я тебе говорила насчёт чтения сказок?
— Но мисс Дэвидсон велела мне их прочитать… — некстати прошептала Элейн.
— Я не спрашивала тебя, кто велел их прочитать. Я спрашиваю, что я тебе говорила насчёт чтения сказок?
— Ты говорила, что они лгут, — робко выдохнула девочка.
— Если ты захочешь что-нибудь почитать, возьми что-то жизненно правдивое, вроде «Элси Динсмор»[1], — продолжала Эдна Торп. — Мои дети не станут забивать себе голову такой ослиной чушью. Когда я была маленькой девочкой, как ты сейчас, мне никогда не позволяли читать подобный вздор.
Она плюхнула книгу на качели, рядом с собой и оттолкнула прочь беспокойно-ревнивые руки Элейн.
— Ты оставишь её лежать прямо тут! Мистер Маркей подходит сюда. А теперь иди и принеси почту!
Взгляд девочки всё ещё цеплялся за книгу. Со вздохом Элейн отвернулась, но, пока она с топотом спускалась по ступенькам крыльца, эта трагедия уже стёрлась из памяти.
— Элейн! Поднимай ноги, недотёпа! — пробрюзжала Эдна. Она навесила на лицо привычную улыбку и жеманно помахала почтальону.
— Здравствуйте, мистер Маркей! Есть что-нибудь для меня? Просто отдайте это Элейн, хорошо? Так мне не придётся тащиться к почтовому ящику.
Почтальон равнодушно отсалютовал ей, вручил Элейн несколько конвертов и поплёлся к домам на другой стороне улицы. Маленькая девочка взбежала по ступенькам крыльца, гулко топая по дереву. Она с любопытством перебирала письма.
— Дай их мне! — рявкнула Эдна Торп, выхватила письма у ребёнка и шлёпнула девочку по щеке тыльной стороной ладони. — Сколько раз тебе говорить — не суй свой нос…
Она стала проглядывать надписи на конвертах, несомненной важные и не очень, а тем временем её дочь стояла, потупив глаза и пухлыми пальчиками ощупывала пострадавшую щеку.
Элейн принялась рыдать — не тихие всхлипывания, а завывания сирены.
— Хочешь плакать, — объявила Эдна, — заходи в дом и давай, сколько угодно. Не желаю, чтобы соседи видели, как ты выставляешься на посмешище, а ведь такая большая-пребольшая девочка!
Она подтолкнула дочь. Элейн оборвала завывания, раздумывая, что будет интереснее: посмотреть, что там в письмах или уйти домой и поплакать. Она предпочла слёзы и, рыдая почти в голос, шумно потопала в дом. Эдна глянула ей вслед, хмурая мина скользнула по её лбу и исчезла, как тень, когда она вскрыла конверт, разгладила сложенный листок, перегнув его в другую сторону и прочитала, поднеся бумагу к лицу так близко, что могла бы даже обнюхать её.
Послышался шум ударов по мебели. Эдна представила, как дочь лупит по вещам, вымещая на них своё горе.
— Ну-ка, прекрати! — проревела Эдна сквозь сетчатую дверь и преспокойно продолжила читать.
Немного спустя Элейн снова шагнула на крыльцо, глаза покраснели, но щёки круглились от ангельской улыбки.
— От кого эти письма, мама? — сладко поинтересовалась она, отодвинув книгу сказок, чтобы сесть рядом. Девочка обняла мать за талию, насколько смогла и ласково приткнулась к дряблому боку Эдны.
— Вот это — от твоей тёти Миранды, — пояснила Эдна, пальцем постукивая по бумаге. Это имя ничего не сказало Элейн, которая вскинула голову и вытянулась, рассматривая написанное изящным спенсерианским почерком[2], как будто это были следы от пляски блуждающих огоньков.
— Давным-давно я брала тебя к ней, ещё совсем малышкой, но, наверное, ты не помнишь. Она живёт в Ганновере и ухаживала за твоей бабушкой. — Эдна задумчиво смотрела на бумагу.
Худощавый мальчик двенадцати лет поднимался на велосипеде на холм; он прокатил его по пологому газону и прислонил к ступенькам крыльца.
— Джуниор! — Эдна пронзила сына взглядом. — Сколько раз я говорила, чтобы ты не ездил на велосипеде по траве?
— Я не ехал на нём, я его толкал, а, кроме того, если его поднимать по ступенькам, он будет стукаться и это повредит шинам.
— Это не оправдание! А теперь вернись назад и поднимись по ступенькам, как полагается!
— Ой…
Он прижал грязные кулаки к бёдрам, широко расставил ноги, на лице появилась бунтарская ухмылка.
— Джуниор!
Эдна шелохнулась, словно собираясь подняться, её голова двинулась вперёд, как у змеи, расправляющей кольца. Мальчик отступил, нервно облизал губы и уронил руки. Мать и сын смотрели друг другу в глаза. Джуниор спасовал. Он вздёргивал колесо, переваливал его через ступеньку и снова затаскивал наверх, с ненужными усилиями, будто в отчаянной попытке вызвать взрыв — а потом патетически поднять взгляд и вскричать: «Вот, смотри, чего ты добилась и меня тоже заставила сделать!»
