– О! – Экспериментатор припустил за ведром, зачерпнул из ванной на козлах водицы, донес до огня. – Прыгай – или сгоришь!

Камень предпочёл смерть, чем сдаться. Изнутри, хлопком, выстрелило пламя, с характерным запахом пластмассы.

– Начинка пошла, – он взял на себя роль завхоза: – Говорила я вам, не оставляйте технику этим дикарям: если не разберут, то пустят на дрова!

Тая узнала интонации.

– Тамарка? Точно, она! – Голосом продавщицы Евгений ни разу не говорил. Подслушал, запомнил и воспроизвёл. И, глядя на красавца своего, спросила себя: что-то ещё я про тебя не знаю?

– А ведь внутри камера, дорогие микросхемы, чипы. Он стоил дороже нашего дома. Хорошо – хоть не взорвался, так бы стёкла пришлось менять.

Выждав, пока объект перестал испускать дым, Женька выкатил огарок на свободное место, ткнул ломиком, поддел стамеской. Электрические мозги не были рассчитаны на варваров.

– Ждите, в следующий раз мы закинем что-то понадёжней, – он выдал фразу голосом городского главы, ей вручил маркер. – Иди и пронумеруй камни на клумбе. Пусть знают, что варвары научились считать.

– Сча! Разбежалась!

Аверьянов, прищурив один глаз, предложил:

– У меня к тебе серьёзный вопрос. Всё забываю попросить, теперь вот вспомнил.

Тая не почувствовала подвоха, сегодня она была готова выслушивать самые глупые глупости.

– До вечера не подождёт?

– Я потом забуду.

И вошли они в дом, хозяин запер двери на запоры, стал нежно опекать и направлять жену в сторону спальни, приговаривая: выскочила штука на спине, ты посмотри, я же глаз сзади не имею... На ходу, раздевшись до пояса, расстегнув пуговицу на брюках, стал топтаться от нетерпения, пока руки, имея навык, мигом пробежали по пуговкам её халата.

Она с удовольствием закрыла глаза и отдалась приключению. Дождалась полёта – как взлетела в воздух и, вместе с ним, приземлилась в подушки. Под смешные комментарии, в его ключе: борт восемь-восемь просит разрешения на посадку. Борт восемь-восемь совершил посадку, пассажиров просят не выдирать кресла, не воровать стюардесс. Командир корабля благодарит всех за… – Дальше посыпались поцелуи, и командир капитулировал, лишь в паузе успел посетовать: «А меня дома ждала любимая жена».

Насытившись друг другом, стали думать, что будет дальше. Тая голышом подошла к окну и выглянула в щель между штор.

– Что задумал?

– Хочу поводить за нос. Получится – так и хвоста вычислю.

– Это не опасно?

– Иди ко мне. Этот день наш, потом будет видно.

Тая цвела и пахла, отдавалась, кусалась и рычала, как в последний раз. Только она не думала и не гадала ни о чём, ей довольно и того, что Женька рядом, что любит так сильно, как никто. Очень-очень! Вы теперь можете говорить всё, что угодно, мне плевать! Он мой. А если эта последняя встреча, так и не жаль. Будет, что вспомнить.

Через полчаса он взял тёмный дождевик и вышел в сумерки.

Три шага – и он растворился в воздухе, как человек-невидимка. Она нахмурила бровь: сколько мы тогда за дождевик отдавали? Он ещё сопротивлялся – дорого. Храни его!

Где-то неподалёку поднялся лай. Обычный, дежурный лай, в порядке вещей. Кабы кто чужой, тут бы все поднялись, улицами бы перекликались: эй, глядите в оба, он в вашу сторону пошёл. – сейчас мы его встретим…

Холод стал подниматься по голым ногам, Тая вернулась в дом. Её снова потянуло в спальную, села на край и коснулась рукой места, где покоилась его голова. На этой подушке, вот, и волос оставил…

Она упала в подушку лицом, подышала, втягивая в себя этот неповторимый запах. Когда разобралась, что запах вышел, нашла волос и отнесла в шкатулку с колечками, бусами. Чем ни украшение?

Где-то стукнуло, прислушалась. Нет, так скоро он не придёт.

Снова легла, спиной угадывая его тепло. Потом закрыла лицо руками и расплакалась, как будто уже проводила на поезд, и он уехал далеко. В первый раз, что ли?

Ну-у, это было раньше, сегодня всё по-другому. И трещины меж нами не случилось, а эта волна так и хлещет, так и бьёт, как только что, своими руками, отпустила.

Женька! Я тебя люблю. Я так сильно тебя люблю, что готова на всё, лишь бы ты жил, и я была в этом уверена. И пусть, пусть попадутся другие бабы. Знать о них не хочу, это твой выбор. Я тут… Женька, Женька, – она всхлипнула, подержала ладони на лице, досчитала до ста и села на кровати.

– Всё, хватит! Жизнь продолжается. – Потопала на кухню ставить чайник. Поднимала глаза на знакомые предметы и что-то припоминала. Вот стул. Недавно придумал свой клей и так склеил, что вдвоём сели – хоть бы скрипнул.

Глаза остановились на его тапочках. Они будто таращились на двери.

– И я подожду.

Чайник вскипел, она действовала как на автомате. Вместо сахара чуть не сыпнула соль. Эй, подруга! Выше нос! Тоже мне, раскисла.

Порыв ветра ударил в окно, форточка отскочила. Не от тебя ли весточка?

***

Аверьянов даже не видел, куда идёт, ноги несли. Неужели предстоит разлука? Как-то он совсем и не готов, свалилось вот на голову. При всех этих явных недостатках, он не собирался жаловаться: есть те, кто и крыши над головой не имеет.

Дома сонно потягивались, сводя ключицы. Иной хозяин отужинал и пялился в окно, поглаживая пузо. Сытный ужин, никуда не надо, завтра выходной. Проклятые недели бегут всё быстрее, – куда торопимся?

Его догнала собака, пошла рядом. Мы тут с тобой в дозоре, чужих не видать.

– Я вот и вышел, поглядеть. Сегодня один похаживал, вы его проглядели.

– Не может быть! Мы бы его подняли на вой. Свои порталы смотри, может, кто ключик подобрал?

Аверьянов задумался. Они вдвоём на всю улицу.

Он присел на корточки.

– Это ты сейчас со мной говорила, Зеля?

Собака уселась, окружив себя сзади хвостом, высунула язык. Он пошарил в кармане конфету, и вспомнил, что сам высосал последнюю.

– Свои порталы, говоришь? Ну, давай, уже закончим кружок и вернёмся ко мне. Мне будет как-то спокойней, если ничего не найдём.

Подходя к повороту, Зеля шумно выдохнула через ноздри. В тени старой липы их почти не разглядеть, а по улице прокатил хороший велосипед. Дорогой, упакованный, но без света. Если у тебя не сдохли батарейки, почему не включаешь? Задний красный тоже не горит.

Аверьянов шагнул на перекрёсток и немного подождал… Велосипедист проехал мимо его калитки, показалось. Можно идти, но собака фыркнула. В последний момент, на грани возможности, незнакомец что-то перебросил во двор.

– А я говорила!

– Что ж его не приветила?

– День такой: лучше не связываться. – Махнув хвостом, Зеля тронулась по своим делам, поближе к родной будке. Аверьянову пришлось вернуться назад и найти тропинку к своему огороду. Через заросли крапивы, через ручей – он вцепился в угловой столб, стал размышлять, сумеет ли перемахнуть одним броском, ничего не порвав.

Левой рукой закрепился на верхней жерди, перебрал ногами для разгона – забросил правую ногу, подтянул левую и, в воздухе, придал направление телу. Дождевик огрызнулся на высоту забора, заявил, что можно ставить и пониже, но выдержал. Как вор, Женька приземлился на обе ноги, оценил ущербы. Их не было.

– Вот так мы умеем, учитесь! – Оглянулся, в ожидании аплодисментов. На вечернее представление никто билеты не покупал.

Как фокусник, из тесного кармана, извлёк Евгений фонарик и двинулся по траве, не включая. Пока глаза видят, не стоит. Помалу вырулил к окну спальни. Тая завесила шторы, при дуновении ветерка они покачивались и открывали узенькую тайну. Они читают книгу, прислушиваясь к каждому шороху.

Что же нам подкинул велосипедист?

Аверьянов обошёл дом слева, привычно миновал предметы, могущие издать шум. Не доходя до калитки, заметил лёгкое свечение поверх травы. В центре круга оказалась бутылочка без пробки, сама жидкость лучилась, медленно выползая из горла.