Лагерь оставили где-то через час, следов пребывания не оставили. Сладков шёл впереди, тоже маялся вопросами. Разок осмелился спросить:

– Ты недоговариваешь, Найон. Не узнаю тебя.

– Пока всё нормально, не приставай.

– До привала потерплю, но вытащу из тебя правду.

– Это как у тебя получится. Посмотрим. Помнишь, три года назад, форсировали речку? Уже недалеко до неё.

Группа заметно растянулась. И так шли с полной нагрузкой, так ещё серебра подняли. Димка взял на себя большую часть, Найону решили сделать скидку на возраст, но, как всегда, он упорно стоял за равные доли:

– Я ещё вам фору дам, хоть разменял восьмой десяток.

Впереди открылась долина маралов. Местные, если выходили на охоту, никогда не стреляли самца прежде, чем не обнаружат щель или место для укрытия. Промахнёшься – марал будет преследовать и топтать всеми двумястами килограммами, пока не истечёт кровью. Круглые какашки Найон собирает в отдельный мешочек, как мощное средство от бородавок и папиллом.

Он попросил полчаса для сбора, группа обрадовалась передышке, чай решили не ставить, ограничились водой. Местность дикая, кроме волков, хищников полно; только самые отчаянные охотники рискуют забираться в эту глушь.

Димка дал круг, нарезал грибов – ужин будет повеселее консервов.

– Помочь, Женя?

– Заканчиваю. Как реку перейдём, разобьём лагерь. Охота грибов твоих отведать, следующий переход уже не будем отвлекаться. Думаю.

Прошли дальше – Сладков не удержался, крикнул:

– Что делается, а? Кто помнит, здесь бежала река.

Найон глазам не поверил. Они замерли на берегу сухого русла, дно бывшей реки потрескалось и серьёзно зарастало кустарником. Три года – минус одна река, и это только в одном месте. Сколько пропало на всей планете – по телевизору не скажут.

– С-суки! – сорвалось с губ его, слеза не навернулась, но уже подобралась близко.

Одно короткое и такое понятное слово. Земляне ничего не могут противопоставить врагу. Люди добывают всё, эти вывозят с планеты и торгуют напропалую. Они ни за что не отвечают: ну, случился падёж скота, разве в первый раз? Ещё нарожают, вот новость!

Женька насторожился. Никто не ожидал, наверное, что Сладков брякнет: «Нет худа без добра. Пешком перейдём, уже легче».

Женька ждал. Остальные не проявили себя никак. Подумаешь, река… Это с кем я хожу в экспедиции? Живём на этой планете, и вам всё равно, что одной рекой стало меньше? Какие же мы разные: у меня сердце сжалось до боли, а вам лишь бы ноги не замочить.

Дима, правда, долго смотрел под ноги и вспоминал, небось, сколько рыбы тогда поймал.

– Ну, здесь, надеюсь, не заночуем?

– Пойдём дальше, до первого ручья.

Около семи разбили лагерь, по всем правилам. Дима кашеварил, пока остальные осмотрели окрестности. Нашли опустевшую медвежью берлогу. Вот откуда выбирались медвежата и помогали рыбку ловить. Скоро здесь и зверя не встретишь, всем нужно вдоволь воды. Городским невдомёк, что планета трещит по швам: там только на асфальте можно прочесть следы грядущей катастрофы. Дорожные службы заметают предупреждения знаки. Планете вот-вот труба, но вы держитесь, как говорил один деятель в верхах.

Луна кривила рот, как герпес выскочил на губе; насмотрелась на Европу, сбежала в Сибирь, тамошних порядков наглядевшись. Чем там только не занимаются, лишь бы не трудиться. Ночью не смыкая глаз, днём отсыпаются, поэтому луну никто не замечает. Пойду я от вас, решила она. Озарила лагерь – светло как днём.

Команда заканчивала ужин, разговор не ладился. То ли дошло до парней, что Земля тяжело больна, то ли ожидания не оправдались. В прошлый раз накоптили рыбы в дорогу, с хорошим запасом и шагается веселее.

Теперь здесь можно снимать фильмы ужасов, как на чужой планете. Вроде все признаки жизни есть, а самой жизни… Хвоя обречённо осыпается, но это ещё надо присмотреться. Белка ушла, ночная птица не заглядывает. Ни ветерка, ни запаха, как при съёмках в павильоне.

– Так, может, скажешь, что таишь в душе? Увидел будущее каждого из нас, и порадовать нечем? – Сладков облизал ложку, сунул в нагрудный карман. Лёха не донёс ложку до рта, замер.

Найон чаще витает в своих облаках, не всегда слышит вопросы. Сказываются травмы головы, то прошлое, которое врагу не пожелаешь.

– Коснулся как-то разговор умирающей реки. Дачный посёлок высшего руководства.

– Это когда работал в Академии наук? – уточнил Дима.

– Взяли, им некуда деваться. Раз за помощью обратились, другой, – я и говорю академикам: вам награды и премии ежегодно, так и мне дайте заработать на хлеб. Оформите – буду консультировать. Это я такой, с шестью классами образования. Взяли, думаю, большого труда не составило. Вот тогда поехали на дачи, я понырял, осмотрелся и говорю: сделаю, а чтобы река ожила – снесите обе плотины, и тогда сами увидите, что такое живая речка. Пока наверху шли согласования, я закончил основные работы, там и познакомился с местным водяным. Честно скажу, представлял он из себя жалкое зрелище. Знаешь, это как на городском празднике обнаружить матёрого бомжа. Не зная истинного положения, мы вторглись на его территорию. Он мог испортить нам праздник, да я сумел договориться. Хочешь, мы уберём плотины и не будем канализацию сливать? Хочу, говорит. Вот мы и ударили по рукам. Мои академики обрадовались, первыми сообщили, что в речку вернулась рыба. Хозяин напоминал мне – ну, когда уже снесут плотины? К осени вопрос был решён, приехала команда и снесла. В тот день река бушевала, что-то типа подводного салюта и карнавала случилось, очевидцы рассказывали, будто видели русалку. Вот с того дня и завертелось: пригласили в Польшу, Вислу их мёртвую оживить. Как вы помните, соцлагерь имел обязанности перед союзниками, пусть себе в ущерб, но друзьям надо оказать посильную помощь. Привозят на Вислу – а там и хозяина уже нет, берега заворачивает внутрь, сползаются оба. Сама планета решила избавиться от поганой реки, останется лишь шрам на поверхности. Местные власти, как узнали, что я могу восстановить всю систему, проявили максимальную заботу. А что дурак – так этого не отнимешь! Мог и год, и два демонстрировать активную фазу, жить в гостинице, питаться в ресторане. Нет же, в три дня уложился, поставил условия, чтобы отвели канализацию полностью. Поскрипели громко, но согласились, взялись за очистные сооружения. Но Висла-то зажурчала! Как же радостны для слуха эти звуки! И тут они с предложением заплатить: назови сумму. Я говорю – хозяина у реки пока что не наблюдается, платить некому, а я… ладно, по старой дружбе, ничего не надо.

На следующий день подходит один пан и тихонько на ушко говорит: на тебя выписан расстрельный патрон. Хочешь жить – беги!

Твою мать, мне сорока лет нет, пожить не успел толком. Пришлось уносить ноги, на поезд посадили ночью, и прощай, Польша. Знал бы – заделал бы штуковину, чтобы каждый год для ремонта и обслуживания вызывали. Но уже поздно говорить и что-то менять. – Аверьянов огляделся. Как из прошлого вернулся только что. И показалось, что его рассказ этим людям неинтересен совсем. У нас, дескать, планы, а ты тут про Польшу.

А главный вопрос так и висел в воздухе, никуда не пропал.

– Ладно, раз такое дело. Или поступим следующим образом, только без обид. Есть вещи, которые запрещено озвучивать до срока. Меня просто накажут, без предупреждения. А вот этого не хотелось. Каждый раз по зубам – такое однажды надоест. Просто хочу, чтобы поняли правильно, это не прихоть. И это… надо встать пораньше. Отдыхаем.

Лёха заглянул в палатку к Найону. Тот рассматривал Солнечный кораблик, при свете фонарика.

– А вот его – ты сел и нарисовал?

Аверьянов повернулся на голос.

– Двадцать лет я его не мог нарисовать. Нижнюю сферу изобразил, а верхняя никак не давалась. В прошлом году получилось, отдал художнику. Что-то меняли, подправляли, и теперь скажу честно: он выглядит именно так.