– Недели им хватит. И не спеши обратно, наслужишься еще под началом этого потомка корабелов.

Белецкий имел в виду род Брюнов, которые прибыли на службу в Россию по приглашению Павла Первого и стали строителями военных кораблей.

– Выписывай на две недели. Ревизовать буду не спеша.

Так Лыков получил неожиданную командировку в Рязань. Он не сильно горевал по поводу ухода Белецкого, хорошо зная ему цену. Достаточно двуличный, беспринципный, Степан Петрович не представлял из себя крупную государственную фигуру. Но огромное трудолюбие и хорошее знание полицейского дела! Что ни говори, он был специалист. Как мог, Белецкий противился разрушительным новациям Джунковского. Государственник по взглядам, директор понимал, какой вред генерал-майор наносит основам монархии. Но почему-то ни сам монарх, ни его министр не замечали очевидного и поощряли разрушительную деятельность дилетанта в белой шапке[5].

Закончив разговор, Лыков вернулся к себе в кабинет. Там скучал его помощник Сергей Азвестопуло. Не стесняясь, он листал германский порнографический журнал с голыми девками. Такие журналы регулярно конфисковывались у русских туристов жандармами на таможне. Приятель Сергея пересылал их в Петербург, а коллежский асессор раздаривал скабрезные картинки сильным мира сего. А возможно, и приторговывал ими по свойственной ему коммерческой жилке.

– Слышь, ты, потомок аргонавтов! Скоро тут появится в виде начальства потомок корабелов. И сошлет тебя за твои проделки в дальние края, где ходят росомахи.

– Потомок корабелов? – заинтересовался помощник. – Это кто же такой? Что Степу убирают, я уже знаю. А кого на его место?

– Брюнна-де-Сент-Ипполита, прокурора Омской судебной палаты.

– Заковыристая фамилия, – одобрил Сергей. – Хотя директор Департамента полиции Азвестопуло звучит еще лучше.

– Да с такой фамилией хоть в министры, – поддержал помощника шеф. – Поднеси свои журнальчики Гришке Распутину и сразу пойдешь в рост.

Они еще немного позубоскалили в том же духе, а потом Лыкову позвонил кассир и попросил зайти за прогонными. Тот обещал с минуты на минуту. Сергей всполошился:

– Вы куда лыжи навострили? А я тут без вас представляться буду омскому… как его?

Алексей Николаевич рассказал, что собирается проветриться в Рязани. Тихий город, от Москвы недалеко, сроду там не приключалось страшных злодейств. Рядовая поездка с целью пересидеть в стороне приход нового директора. А то опять: парад всего состава, потом старших чинов, потом личное представление с вопросом «как видите свою дальнейшую службу?». Пусть страсти улягутся, тогда статский советник вернется.

Азвестопуло долго еще бранился себе под нос. Появление нового директора его по молодости лет пугало. Но шеф сказал, что пора мужать, и пошел за прогонными. Вернулся, снял трубку «Эриксон» и велел соединить его с генералом Таубе.

Он услышал голос друга, поздоровался и сразу огорошил вопросом:

– Куда уехал твой старый денщик Василий Полудкин после отставки? Не в Рязань?

Барон на секунду задумался и подтвердил:

– Да, в Рязань. А что?

– Я собираюсь туда на ревизию сыскного отделения. Могу, если надо, передать поклон. А может, и что-то сверх поклона.

– Хорошо, что ты телефонировал, – обрадовался Виктор Рейнгольдович. – Василию как раз вчера стукнуло пятьдесят лет. Я могу ему переслать через тебя двадцать пять рублей?

– Если сообщишь адрес.

– Конечно! Спасибо! Мы давеча с Лидией[6] вспоминали его, а тут оказия… Как мне передать радужную бумажку[7]?

– Я зайду через час к тебе на службу, жди.

Двадцать пять рублей были для генерал-майора Таубе большими деньгами. И дарил он их своему старому денщику не просто так, а в знак признательности. Ефрейтор Полудкин служил разведчику двенадцать лет, всю срочную и сверхсрочную. Побывал с ним и на Кавказе, и в Лифляндии, и в столице. Трезвый, честный, расторопный, Василий сдружился со всем семейством Таубе. Выйдя в запас, он уехал к себе домой и теперь трудился на каком-то заводе, изредка напоминая о себе письмами. Ну и хорошо – будет к кому в этой Рязани заглянуть.

Статский советник влез в добротное зимнее пальто, на голову надел бобровый ток[8]. Позвенел в кармане серебром на извозчика. И протянул Азвестопуло руку:

– Ну, я пошел. Смотри тут без меня, ни во что не вляпайся. Журнальчики прибери, не разбрасывай где попало.

Тот хмыкнул:

– Это вы там в Рязани не вляпайтесь.

Лыков лениво отмахнулся:

– Да что там может случиться?

Если бы он знал…

Алексей Николаевич сошел на перрон рязанского вокзала утром 15 января. Чиновника пятого класса из Департамента полиции обязаны были встретить. Поэтому к гостю быстро подошел улыбчивый господин и приподнял фуражку:

– Ваше высокородие?

– Я Лыков, с вашего позволения, – приподнял ток сыщик. – Звать Алексей Николаевич.

– Помощник полицмейстера города Рязани губернский секретарь Винниченко Василий Никифорович. Господин полицмейстер ждет-с, пройдемте к экипажу.

Они уселись в закрытую коляску на зимнем ходу и покатили. Питерец в окно наблюдал новый для него город. Он любил открывать неизведанные города. «Надо будет прогуляться по главным улицам с утра», – думал сыщик. Командировка предстояла мирная, без погонь и арестов – чай, отыщется время.

Рязанец счел нужным кое-что пояснить:

– Мы нарочно едем в управление по главной улице, Московской. Вон мелькнула тюрьма, а тут сидят пушкари. Само полицейское управление находится на Семинарской улице. Вот мы домчали до Нового базара и свернули на Сенную улицу… А вот и на месте!

Уже через пять минут Лыков входил в кабинет начальника. Его встретил осанистый рослый мужчина:

– Надворный советник Кузнецов Петр Григорьевич, здешний полицмейстер. Очень рад знакомству.

– Статский советник Лыков Алексей Николаевич, весьма польщен. Давно хотел увидеть ваш замечательный город. Это ведь Новая Рязань, верно? А Старая до сих пор горестное пепелище?

– Да, – подтвердил хозяин. – Семь веков прошло, а жизнь туда так и не вернулась… Надо бы в тех помпеях раскопки провести, археологические. Их делали, однако поверхностно, а там копать не перекопать. История древняя…

Кузнецов имел в виду Старую Рязань, сожженную и разрушенную войсками Батыя в 1237 году. Она находилась в пятидесяти верстах вниз по Оке от современного города, который перенял у погибшего стольного града державные функции. Назывался он тогда Переяславль-Рязанский и лишь в 1778 году сделался Рязанью.

– Хотите, мы вас туда свозим. Горькое, памятное место. Вот только зима, ничего, кроме снега, вы там не увидите. А так город у нас хороший, спокойный. О прошлом годе два события долгожданных случились. Во-первых, поставили электростанцию. Но ее мощности уже не хватает, и управа покупает у компании «Сименс-Шуккерт» новую динамо-машину за девять с половиной тысяч рублей. Станет еще светлее! Во-вторых, запустили водопровод. Долго искали, но нашли хорошую воду в подземных пластах долины реки Павловки. Телефонную линию Москва – Рязань вот-вот закончим. Канализации, правда, до сих пор нет и не предвидится. И мощение плохое, весной и осенью хоть на баркасе плавай по улицам.

Двое полицейских еще немного поговорили о том о сем и перешли к текущим делам.

– Вас ждет губернатор. – Кузнецов бросил взгляд на циферблат напольных часов. – Вопрос, так сказать, ритуальный, но…

Рязанский губернатор был выходцем из знатной семьи. Князь Оболенский, действительный статский советник в звании камергера, молодой – чуть больше сорока, выпускник Пажеского корпуса и бывший гвардеец. Несмотря на аристократическое происхождение – или благодаря ему? – он обладал высокой деловой репутацией. И шел на самый верх. Ходили слухи, что государь рассматривает князя в качестве будущего петербургского градоначальника!