И не жаль было тебе, такому…такую шубку портить?!

*

Урок, конечно хороший, но пора брат пора. Тайга тайгой, а медведь хозяин. Что тут попишешь. И нам теперь с братиком предстоит встреча.

Все геологи знали Дмитрия как хорошего медвежатника. Столько лет, после института летом, в поле, как они называли эти свои экспедиции.

Тайга. Неизвестность. Испытания. Риск.

… Постоянно.

В отряде геологов не спорят и не торгуются. Надо. И точка… Больше желающих и не было – от них шёл запах табака, а медведи его не уважают и чуют за километры.

Я же надеялся только на своего бывалого таёжника-брата. Он вырос и окреп в трудных командировках нашего великого Союза.

Бывало…

Ходили и на медведя…

*

А, вот и мы.

Пришли.

Залегли.

А кто вас тут ждал?

… Чай не к тёще на пироги…

Время ему, нашему, пора бы идти к нам на свидание, а его, красавчика, нет да нет.

Потом, сменили простую лёжку на боевую, и винтовки-карабины взяли на изготовку. Прошло ещё много томительных минут. И вот до наших настороженных ушей донёсся какой-то непонятный шум, грохот. Как по команде, сделали своими макушками … нале – во!!! И то, что увидели, поразило, даже его, бывалого таёжника…Я расхохотался, но братик, дай ему Боже, что и мне тоже, здоровья, – таак молниеносно врезал затрещину, и показал рукой, пальчиком как нужно молчать. А миша, наш будущий ужин, который мы уже чуяли – шкварчит свежатинка – медвежатинка…на сияющих углях, нашего таёжного мангала.

Потом я никогда больше не верил и не называл его, медведя, косолапым,– он так шустро носился по площадке на горе, пыхтел, видели как такие огромные каменюки, обрывки скал, сталкивал вниз, стоял, повернув голову одним ухом ближе, к тропе и внимательно выслушивал, прослушивал, как в музыкальной школе, на экзаменах.

А, чтой то там, внизу деется, и на кого надеяться? Размышлял, видимо он.

Братик мой мило улыбался, позже, дома, рассказывал, что это, так распугивают охотников. И говорят, разбегайся народ… хозяин идёт!

После такой артподготовки, и, правда… бывало, разбегались все и всё, куда глаза не всегда видят от страха, глядят. И он, хозяин, пошёл по тропе, которую, изучил основательно. Иногда пропадал в кустах зелени. А в лесу уже заметно наступила романтическая полутемнота.

Ожидание, неизвестность, азарт охотника-всё смешалось в одно – всплывали в памяти всякие истории, как он ломал охотникам, и лошадям позвоночники, снимал скальпы с буйных головушек, и, прочая чёрная радуга страхов. А миша, дорогой, драгоценный шашлык, приближался к нашему огневому рубежу с двумя стволами. И вот мы уже слышим, как потрескивают веточки под его милыми лапками, которыми он может и наши спины погладить, под аккомпонимент ксилофона, хрустящих позвоночников.

Оружие, которое охотники направляют в его яблочко, это единственное место, Ахиллесова пята.

Пуля валит его благородие, и он готов, но это ещё нужно умудриться упросить его, чтобы встал на задние лапки и развёл свои руки в стороны, как девушка-красавица, в своём клубе невинности, и произнёс с большим чувством, как я рада, как я рада, что мы все из Ленинграда, будто он всю жизнь ждал этой встречи, рад и готов обнять, объять, и облобызать нас как, как всегда радовал нас Леонид Ильи, встречая таких дорогих гостей со всех стран, лобызая, как красавиц.

Так вот яблочко. Пуля не прошьёт его прекрасную шубу. И, нужно это сделать раньше, наам, что бы он не успел взять, на время, конечно, из ваших дрожащих рук и не сломал вашу пушку о вашу же голову. Тут, в такой суматохе могут помочь только лайки, а где они? …И вот мы уже слышим ЕГО шаги. Дышим вместе с ним. Вот уже и дышать перестали… Ну, нажать на курок… Чего Дмитрий тянет? А мне строго-настрого приказал стрелять только после него… И вот, мишка повернул свою симпатичную мордуленцию, нет, своё лицо и мне показалось, что улыбается нам…И чего это он вылупил свои глазища на нашу боевую батарею из двух стволов?…И, чего он это так лыбится, говаривали мы раньше в ремесле, в молодые годы, такая хитрая улыбочка, как у любимой тёщи в день зарплаты?

Это, видимо, перед боевой стойкой.

Ну, миша, уходиии… Ну, Мишенька, иди к своим деткам и драгоценной своей половине, или вообще, катись, тты… к своей или другой мматтерииии! Дорогой наш, несостоявшийся, бегающий без дела, шашлык.

А он, стервец, испытывал-пытал, наши нервы. Сопел. Чистил нос лапой, прочищая нюхательные рецепторы и, видимо, никак не мог по запаху определить… достойны ли мы… быть, его ужином и кто, из нас двоих, сегодня, будет его первой закуской… Мы, не дышали уже пол часа, а, а, он всё нюхал. И тут только я учуял какой – то смердящий запах, это скорее не было похоже на медвежью болезнь, не тот букет.

… Дмитрий тоже не шевелился, а запах скорее шёл с подветренной стороны и не похож на специфически нежный, симпатяги Скунса… Что? Прилетел его дух и материализовался? Он ведь живёт, поживает и живот набивает, таам, где-то на той стороне Земного нашего шарика. А может наши Ангелы-Хранители устроили такое чудесное спасение?! Скунсово воплощение???

Наконец…

Наконец, он стал на все четыре свои лапы, мотнул головой, чихнул, видимо на нас, со своей высокой колокольни, как мужик после принятия порции перцовки без закуски, и, и, поплёлся дальше, по прямой, почти по Питерской…– Лесной. По своим медвежьим делам, а может и к той матери, к которой я его страхом своим и мысленно, своею, силой мысли, отправил, туды его в качель, куды и царь пешком ходит…

Всё-таки, подумали, медведь вёл себя как бы, по всем признакам от скунсовой атаки и глаза щипало и нос сдюрдился, много того о чём и говорить тошно. Спасибо скунс. А то даже от медвежьей болезни коробит, когда в речке вымываешь плоды этой, встречи и таакой хвори. Видимо его наградили этой защитой, перепутали пузырьки с раствором, нужно было сотворить ему, как зайчику или козочке. Такие орешки, как фундучки лесные.

У них, зверюшек из под хвоста, где выхлопная трубочка, как у «Запорожца», тоже – смердючая, там бы орешки сыпались-чисто и красиво. Красота. А после дождичка в четверг… ещё и удобрение, цветочкам-василёчкам…

Не судите строго, за такие предложения, пожелания.

После такого, и не такое в голову влезет. Пережить такое.

………….. Кто, кого, и чем, кем и зачем, и будет ли закусывать?!

Мы ещё потом долго, в позе засыпающего быка, после поцелуя варана, как в Африке, валялись, в своей боевой позиции, меняя позу с бока на бок, отлёживались, молча, не проронив ни слова. Точно. Признаки, скорее диагноз – отравление паралитическим газом, нашего спасителя, скунса. Бык после такого поцелуя превращался в диетическое блюдо варана, но мы выжили. И, и радовались тихо, молча, про себя и, в себе – внутренней сердешной улыбке.

Тихо.

Тихо, мирно,

Сам с собою,

Я веду беседу.

Пел и радовался.

***

Домой шли, как с большого бодуна.

В лагере уже горел костёр.

Нас ждали.

Надеялись.

А шашлык, не состоявшийся, бродил себе по горам-долам и радовался такому красивому душистому вечеру.

Дмитрий отрубил.

– Поздно шёл.

– Уже не видно было мушку и его белый галстук.

… Его Ахиллесовой пятки…

А.

И.

Не жаль.

У барсуков, все знают, нет ни авосек, ни мешочков и, конечно же, носилок. Нет. А зима – подбируха, спросит, где лето было. Зерно заготавливать на зиму надо. Хорошо медведю. Он спит. Лапу посасывает. И ничего. Не нужны ему запасы.

Вот и ходят барсуки на промысел. Трое. Так сподручней и веселее. Зашли на поле колхозное.

Кукурузка.

Это хлеб насущный для них. Хорошо, сказал старшой и, и, пошла работа. Валят стебли, ломают качаны – початки, очищают от одёжки, в которой нет и одной застёжки. Они были спрятаны до поры созревания эти вкусные зёрнышки…