- Что случилось? - спросил я. – Где Лёня?
- Мы поссорились, - ответила она. – Он уехал.
- Твою мать! – выругался я. – Почему вы поцапались?
- Он не хочет заводить ребёнка.
- Твою мать! – снова выругался я. – Куда он уехал?
- В Киев. А меня оставил…
- Да не разводи ты сырость! Когда он уехал?
- Минут сорок назад.
- Позвони ему.
- Зачем?
- У него в бардачке наши деньги. Понимаешь? Все наши бабки…
- Зачем мне деньги? Я ребёнка хочу…
- Это мы решим позже! Позвони ему!
Но Вера отрицательно замотала головой:
- Я не буду ему звонить! Не дождётся!
- Вера, ты с ума сошла, - сказал Крошкин.
Вера заплакала сильнее.
- Хорошо, - сказал я. – Дай мне его телефон.
Вера продолжала рыдать. Настя обняла её за плечи и прижала к себе.
- Не плачь, - успокаивала она Веру. – Плакать из-за мужика – последнее дело.
- Дай мне его телефон, - попросил я, смягчив тон и сменив интонацию.
Слегка успокоившись, Вера продиктовала номер. И снова расплакалась.
Я оставил ребят успокаивать эту истеричку, а сам отошёл в сторону, чтобы позвонить этому ярому противнику демографического роста.
- Алло, тёзка, это Курилко. Тот, который Бендер. С корпоратива.
- Ну и?
- Нам нужно срочно поговорить. Просто необходимо. Ты сейчас где?
- В Саках.
- Умоляю, не уезжай. Мы через полчаса будем.
- А я и не могу никуда уехать. У меня тачка сломалась.
- Отлично! Где ты конкретно?
Тот объяснил. Я дал отбой и вернулся к своим.
- Все в машину! – говорю. – Этот чудик недалеко. Сломался в Саках.
- Как сломался?- испугалась Вера, у которой мгновенно высохли слёзы.
- Где он сломался? – задал в свою очередь вопрос Шура.
- У него машина сломалась. В районе города Саки. Что не ясно? Загружаемся и едем.
- Мы все не поместимся, - мрачно проговорил Бурмака.
- Настя сядет ко мне на колени, - говорю. – Хватит болтать. Мне надоели сюрпризы судьбы. Теперь всё зависит только от нас.
- Бензина может не хватить, - забурчал Бурмака.
- Всё, хватит! Мы фартовые, вы разве не заметили? Вперёд! Труба зовёт!
Глава 8
Наконец-то нам повезло. Удача улыбнулась нам, и её лучезарная улыбка осветила наши тёмные, поросшие паутиной тоски и уныния, скверные комедийные души. Мы благополучно добрались до Лёнькиной машины и получили свои кровно заработанные. Вера с Лёней помирились. Я тут же раздал всем зарплату.
Мы вернулись в Евпаторию. Вера с кавалером возвратились в дом сестры, а мы поселились в гостинице «Украина». Сняли три номера: один трёхместный – для Крошкина, Танелюка и Бурмаки и два одноместных – для меня и Заречной.
Отдохнув, мы поели и отправились на море. Купались, загорали, пили пиво и ели варёную кукурузу.
Я настоял на том, чтобы купить Насте купальник и парео, а то в своём красном платье она привлекала к себе внимание ещё больше, чем без него.
Вечером мы обильно поужинали в ресторане «Наутилус» и, совершенно обессиленные, вернулись в гостиницу около десяти.
Я принял душ, посмотрел телевизор и уже собирался уснуть, но раздался робкий стук в дверь.
Я был в одних трусах, но меня это нисколько не смущало. Не поднимаясь с дивана, я крикнул:
- Открыто! Входите!
Вошла Заречная. В белом гостиничном халате. С мокрыми волосами.
- Не спишь? - спросила она.
- Как видишь.
- Что собираешься делать?
- А какие есть предложения?
Она помолчала. Осмотрелась.
- У тебя такой же номер, как у меня.
- Да-а… - неопределённо протянул я.
Видит Бог, я не знал, о чём говорить.
- Ко мне кто-то стучал в дверь, пока я принимала душ… Я думала, это ты…
- Нет, - говорю, - я смотрел телевизор.
- А я думала, это ты, - повторила она.
Какое-то время глупо молчали.
- Давай покурим, - предложила она.
- Хорошо.
Мы закурили. Пока курили, я гадал: зачем она пришла? Точнее, я пытался понять – она пришла за тем, о чём я думаю, или… В общем, некоторые мужчины иногда тупеют в подобных ситуациях, а я, видимо, как раз из таких мужчин.
- В Евпатории хорошо, - сказала она.
- Ну… да… неплохо…
- Лучше, чем в Ялте.
- М-м… да. Однозначно.
- И море чище, и людей поменьше…
- М-да...
- И с Судаком тоже не сравнить…
- Конечно… То есть… Здесь гораздо лучше…
Возникающие паузы просто разрывали мой пылающий мозг в клочья. Я отупел окончательно и не мог поверить в то, что она сама ко мне пришла. И пришла она явно не для того, чтобы поболтать о преимуществах Евпатории перед другими южными городами.
Когда мы докурили, я решил действовать. Я обнял её и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Тело было податливым и горячим. Я поцеловал её в губы и почувствовал вкус клубники.
Глава 9
Утром я нашёл на столике короткую записку:
«Извини, мне срочно нужно в Джанкой. Спасибо за ночь. Было неплохо. Скоро увидимся. Настя».
Я подумал, это шутка. Но оказалось, она действительно уехала.
Я находился в полнейшем недоумении. Зачем ей в Джанкой? И почему нельзя было попрощаться по-человечески? А что означает «скоро увидимся»? Когда? Где?
Признаюсь, я не мог выкинуть её из головы.
Я уговорил своих нукеров остаться в Евпатории ещё хотя бы на неделю.
На пятый день я начал выпивать. Седой с удовольствием составил мне компанию. Крошкин тоже участвовал.
Так прошло дня три. Мы уже даже не выходили из гостиницы. Непьющий Бурмака бегал нам за водкой. А ещё он купил пару книг и целыми днями беспробудно читал.
Танелюк расцвёл. Такой отдых был ему явно по душе. Он травил анекдоты, философствовал и, раздобыв где-то гитару, распевал похабные частушки.
Я же с каждым днём чувствовал себя всё хуже и хуже. И физически, и духовно.
Потом Крошкин нас покинул. Он уехал с сестрой и её хахалем – тот починил свою тачку.
Мы продолжали бухать с Танелюком уже вдвоём. Заречная не появлялась. Разве что в коротких снах…
В субботу утром Бурмака сказал:
- Мне в понедельник на работу. Нам надо ехать.
- К чёрту работу, - выкрикнул Танелюк. – Пусть работают гастарбайтеры.
- Я серьёзно, ребята, - сказал Бурмака. – Надо ехать.
Я опрокинул в себя последние сто грамм и хрипло сказал:
- Не ной, Чингизхан. Надо так надо. Собираемся.
В дороге мы почти не пили.
Бурмака увлечённо рассказывал о Древнем Риме. Танелюк дремал. А я, развалившись на заднем сиденье, страдал от головной боли и тошноты.
Я думал о том, что на самом деле Остап Бендер Зосю Синицкую не любил. У него было только лишь сильное желание любить и быть любимым. А настоящей любви, как таковой, у него не было.
Впрочем, Ильф и Петров не очень-то сильны были в лирике. Их конёк – юмор и сатира. Какая ж тут любовь? Хотя оба испытывали в своей жизни чувство любви. Я когда-то даже читал книгу Ильфа, составленную в основном из его писем. Называлась она «Письма не только о любви».
«Если не сказать – дорогая, то что же мне сказать? Я скажу, как всегда – дорогая моя, милая, добрая, нежная».
Так мог написать только глубоко и сильно любящий мужчина. Разве нет?
Мне никогда так не написать. Я не смогу. Я не умею…
Что же я чувствую к Насте Заречной? Да вот как раз именно то, что чувствовал Остап Бендер. Великий комбинатор. Желание любить и быть любимым.
Глава 10 (Эпилог)
Сейчас осень. Конец октября. Вечер. За окном хлещет дождь и сверкает молния. Я сижу дома и сочиняю никому не нужные стихи. У меня есть чай, сигареты и сэндвичи. А ещё молоко и Пражский торт. Мне ни к чему выходить на улицу. Я не люблю дождь. И у меня всё есть. При желании я могу заказать на дом пиццу. Или суши. Или ещё какую-нибудь ерунду.
Вера с Лёней неделю назад поженились. Меня пригласили на свадьбу, но я не пришёл.
Шура Крошкин уехал работать аниматором в Египет. Он писал мне Вконтакте. Недавно в море его ударил током маленький скат.
