- «Только ограбление! – с готовностью отозвался Крошкин. – Внезапное нападение на улице. Под покровом ночной темноты. Я подхожу слева. Я толкаю в левый бок, вы толкаете в правый. Этот дурак останавливается и говорит: «Хулиган». «Кто хулиган?»- спрашиваю я. И вы тоже спрашиваете, кто хулиган, и надавливаете справа. Тут я даю ему в морду!.. Чёрт, бить нельзя. Бендер не позволяет. Ладно! Я хватаю его за руки, а вы шарите по карманам. Он кричит: «Милиция!», и тут я ему как вре… Ах ты, чёрт, нельзя бить, Бендер не позволяет… В общем, мы уходим домой. Ну, как план?»
К моему удивлению, этот моноложик Крошкин рассказал неплохо. Даже интересно. С яркими оценками, с изменением темпо-ритма.
- Отлично, Шура. И время от времени начинаете толкать друг друга в грудки с вопросом: «А ты кто такой?»
- Жаль, что я не Паниковский, - выразительно вздохнул Крошкин.
- Почему?
- Ну… как бы… текста у Паниковского и побольше, и смешней… А Балаганов… идиот он, в общем.
- Ничего он не идиот. Ты напрасно так. Балаганов необразован, простоват, наивен, но зато он добрый и честный, если, конечно, так можно сказать о мелкоуголовном босяке.
- Идиот, - упрямо настаивал Шура. – С такими деньжищами полезть в сумочку за тощим кошельком… Идиотизм!
- Нет, Шура, - возразил я. – Этот алогичный, странный, необъяснимый поступок доказывает, насколько человек непредсказуем. Вот почему я с сомнением отношусь к дедуктивному методу Шерлока Холмса. Он почти никогда не принимал во внимание человеческий фактор. Люди часто делают то, что противоречит всем законам логики и здравого смысла. Мы все только на первый взгляд поступаем всегда рационально. Я уж не говорю о подсознании! А может, Балаганов в глубине души хотел, чтобы его схватили?
- Зачем?
- А кто ж его знает! Может, та перспектива, которую перед ним раскрывал Остап, пугала его. «Перед вами, – сказал ему Бендер, – открываются врата великих возможностей». А Балаганов не хотел туда, не умел, боялся… Или, может, он не любил себя и не хотел видеть себя счастливым… Или полагал, что не заслуживает другой жизни…
- Да всё это психологическая муть и тошнотворка, - отмахнулся Крошкин. - Там же… это… всё объяснено проще. Он, типа, чисто машинально. На автомате.
- Согласен, - говорю. - Нечего мудрить. Бритва Оккама.
- Чего? – спросил Саша.
Но ответить я не успел, потому что в этот момент Бурмака вдруг сказал:
- А вы знаете, что аисты во время перелёта периодически могут засыпать прямо на лету минут на семь-десять?
Повисла пауза.
- Так ты что, - спрашиваю, - последние десять минут спал, что ли? Как аист?
- Нет, но это же невероятно, правда? Летит-летит, потом глаза закрыл, спит, а крыльями машет.
Я согласился:
- Да, невероятно.
- А вот мне интересно, - спросил Крошкин, - если предположить, что всё так и было, то, что с ним было… э… дальше…
Какие у меня бесподобные собеседники, подумал я.
- Шура, прекратите выстраивать сложносочинённые предложения. Это сказывается на смысле сказанного.
- Что? – спросил он.
- Нет, это я спрашиваю – что? С кем что было и что вам интересно?
- Я о Бендере. Что с ним было дальше, после того как его ограбили пограничники?
- Переквалифицировался в управдомы.
- А на самом деле?
- На самом деле на этот вопрос точного ответа нет.
Глава 7
На самом деле как и с первым романом, у Ильфа и Петрова было несколько вариантов финала. В первом случае финал романа решил жребий. Каким должен стать финал второго романа - решали долго и мучительно. Много спорили. Был даже написан вариант, в котором Бендер женится на Зосе Синицкой и всё более-менее кончается благополучно.
Я же могу лишь коротко рассказать о судьбе Осипа Шора.
После одесских злоключений Шор навсегда покинул родимый город и переехал в Москву.
В Москве он возобновил дружбу с Ильфом, Петровым, Катаевым, Бабелем и Олешей, словом, со всеми своими одесскими приятелями. Сам он не писал, хотя его устные рассказы вызывали бурный восторг среди слушателей.
- Почему ты не хочешь перенести свои истории на бумагу? – спрашивал его Юрий Олеша. – Ты мог бы составить из них целый авантюрный роман.
- Я мог бы написать роман, – отвечал Осип. – Но в современной литературе необходимо учить людей жить. А я считаю, что каждый человек живёт правильно, потому как правил нет.
Шор сменил множество профессий и не мог себя найти до тех пор, пока не устроился на завод прорабом. Вот тут он почувствовал себя как рыба в микроволновке: крутился, вертелся и был готов при любом раскладе добиться желаемого. Для завода он стал самым незаменимым человеком. Он встречался с людьми, вёл переговоры, мотался по всей стране и мог достать и выбить для завода всё, что было нужно. Шор не знал слова «невозможно». Он всегда говорил: попробуем.
В тридцать седьмом году по стране прошла новая волна арестов. Коснулась она и Шора. За Осипом пришли ночью.
Осип Шор прекрасно понимал, что происходит в стране. Он не надеялся, как тысячи других ни в чём не повинных людей, на презумпцию невиновности. К тому же, в отличие от многих тысяч советских граждан, он советскую власть не любил и не слишком хорошо умел это скрывать. Его шуточки и политические анекдоты кого-то смешили, а кому-то давали серьёзный материал для доноса.
Шор не желал уповать на милость социалистического правосудия. Он сбежал из-под ареста (случай на то время беспрецедентный) и перешёл на нелегальное положение.
Утверждают, что долгое время он тайно проживал у Олеши.
Самое интересное, что его никто не искал.
Гигантская машина узаконенного террора расстреливала и угоняла в лагеря миллионы людей; те единицы, которым посчастливилось улизнуть, она просто не замечала.
Солженицын писал о том, что человек, избежавший ареста в одном городе, мог преспокойно переехать в другой город и жить себе дальше свободно и открыто.
Однако надеяться на русское «авось» еврею недостаточно. Поэтому Ося на всякий случай купил новые документы (благо имелись старые связи) ещё лучше прежних и на несколько лет превратился в Альфреда Рубинштейна.
Потом началась война. Альфред Рубинштейн не пошёл воевать. По сумме причин. Во-первых, он поклялся никогда не брать в руки оружия, во-вторых, он совершенно не горел желанием защищать советскую власть. Для него Сталин и Гитлер были братьями-близнецами: один - повелитель красной чумы, второй – коричневой.
В сорок втором году он пытался всеми правдами и неправдами попасть в блокадный Ленинград, где у него осталась родная сестра. Заболел тифом и две недели балансировал на грани между жизнью и смертью. К сожалению, смерть отступила и Осип Шор медленно, но верно пошёл на поправку.
Вы спросите, почему – к сожалению? Потому что дальше ему пришлось влачить жалкое полунищенское существование. Приключения кончились. Радость, любовь к жизни, молодость, силы и здоровье – ничего этого у него больше не было и никогда не будет.
Последние годы он прожил, работая проводником поезда «Москва -Ташкент». Ни одному пассажиру этого поезда не могло прийти в голову, что старичок, раздающий бельё и разносящий чай, когда-то давно послужил прототипом того самого Остапа Бендера.
Одним словом, грустно, девочки…
Глава 8
Около двух мы подъехали к воротам Романовского дома. Седой, Вера и, как я понял, Верин парень стояли у серебристого «Мерседеса» в тени огромного старого дуба.
- Эй, что вы маетесь, как юмористы на поминках? – крикнул я им. – Стучите, и вам откроют.
Я вылез из «пыжика» и подошёл к переговорному устройству на воротах.
Крошечная камера сверху следила за каждым моим движением. Я дружелюбно продемонстрировал в объектив свой широкий оскал и нажал кнопку вызова.
- Говорите, - услышал я.
- Здравствуйте, мы сегодня работаем здесь. Мы артисты.
- Убирайтесь к чёртовой матери!
Какое интригующее гостеприимство, подумал я.
- Может, вы не в курсе, - говорю. – Нас пригласил Аркадий Петрович…