Таким образом, три ценности-безусловное принятие, эмпатическое понимание и конгруентность терапевта-составляют основу психотерапии К. Роджерса.

Ф. Перлз [2] разделял опыт на внутрителесную, внешнюю и среднюю сферы, при этом подчёркивая, что такое разделение искусственно и служит только удобству исследования реальности. Реальность-это поле организм/среда, в котором эмоции определяют значительность переживаний. Эмоции Перлз понимает как процесс. Поток эмоций человека непрерывен, однако их сознавание обычно прерывисто, дискретно: чаще сознаются лишь сильные эмоции, такие, которые "угрожают вывести индивида из себя", то есть, по существу, аффекты, или приближающиеся по силе к аффектам эмоциональные всплески. Опасаясь прорыва сильных чувств, люди стараются избегать ситуаций, чреватых разрушительными эмоциональными взрывами.

Согласно Перлзу, эмоция-прямое ценностное переживание поля организм/среда. Эмоция не опосредована мыслями, суждениями. Эмоции участвуют в саморегуляции жизнедеятельности организма: дают ориентиры, энергию для действия и для поисков вариантов действия.

"В первичной, примитивной форме (например, у новорождённых) эмоции – это просто возбуждение, волнение. По мере дифференциации восприятия в онто- и филогенезе дифференцируются и эмоции. Эмоции дифференцированы настолько, насколько способен к различению, дифференцирован сам человек. Если человек переживает свои эмоции как смутные и грубые, это можно сказать и о нём самом".

Эмоция, по Перлзу, выражает характер и степень избирательной заинтересованности элементами мира в поле организм/среда.

Из-за социальных предубеждений, укоренившегося негативного отношения к чувствам, их выражению, из-за приравнивания эмоциональных проявлений к слабости привычно ценится невозмутимость, «безэмоциональность», а чувства подавляются или скрываются.

Эмоции детей вызывают недовольство и доставляют неудобства взрослым, потому что взрослые, под влиянием собственных родителей, давно научились "успешно контролировать" (подавлять) свои чувства. Детская эмоциональная непосредственность тревожит и возбуждает подавленные эмоции взрослых. "Когда ребёнок ведёт себя спонтанно, это возбуждает латентные тенденции спонтанности во взрослых, что угрожает представлениям взрослых о "зрелости их поведения". Поэтому взрослые прибегают к запретам и репрессиям в ответ на эмоциональные проявления детей, вследствие чего дети лишаются возможности развивать и дифференцировать свои эмоции, обретая зрелость чувств.

Таким образом, требование взрослых к детям контролировать чувства коренятся именно в том, что в их собственном детстве авторитеты так же с опаской искажали их эмоциональную природу.

Этот порочный круг, воспроизводящийся с частотой смены поколений, приводит к тому, что "на первый план выдвигается внешняя сфера, и одновременно обесценивается сфера внутренняя. Внешняя воспринимается как значительная и реальная, тогда как организмические потребности вызывают пренебрежение: чувствование тела и сознавание чувств ребёнком становится всё более смутным. Он посвящает внешнему миру весь свой интерес, любознательность, отнимая их у внутреннего мира". Знаменательно, что это подавление эмоциональной жизни детей под лозунгом "воспитания самообладания" осуществляется взрослыми более чем эмоционально.

Результат этой воспроизводящейся из поколения в поколение "воспитательной работы"– совсем не тот, которого взрослые ожидают и хотели бы: подавляемые эмоции вовсе не исключаются из личности ребёнка, так как нельзя аннулировать способ, которым природа организует функционирование организма. Происходит только излишнее усложнение поля организм/среда, оно становится похоже на минное поле. «Мины» – это ситуации, угрожающие эмоциональным взрывом, избегание их понуждает индивида изобретать всё более изощрённые стратегии поведения, затрачивая на это энергию, переживать стресс и испытывать тревогу.

Однако предусмотреть всё в живом потоке жизни невозможно, поэтому даже самое искусное лавирование не может уберечь от ситуаций, возбуждающих сильные чувства. Вслед за сильным прорывом чувств именно в тех ситуациях, когда индивид хотел бы оставаться «бесстрастным», он может испытать чувства по поводу пережитых и проявленных чувств, например мучительное раскаяние, досаду и гнев на себя, чувство самообесценивания ("коричневые купоны" по Э. Берну). Чтобы предотвратить в будущем повторение сценария «взрыв-самообвинение», индивид постарается усугубить самоконтроль до "ещё более удушающих самоограничений". В результате внутреннее давление возрастает, и следующий внезапный срыв может стать сильнее предыдущего (тенденция к эскалации аффективных состояний и деструктивного поведения, отмечаемая Э. Берном). Таков самовоспроизводящийся механизм, порождаемый противоприродной социальной установкой на избегание и подавление чувств.

Эта вредная борьба с чувствами не только отвлекает энергию от действительно зрелой жизнедеятельности. Она приводит к тому, что в самый момент зарождения эмоции тут же возникает «противоэмоция» (термин Ф. Перлза, означающий эмоцию, полярную исходной), и вместе они образуют тупиковые телесно-эмоциональное противостояния, «клинчи», подобные double bind Г. Бейтсона. Эмоциональные клинчи "обессиливают, питают тревожность и стресс, порождают дезориентирующее примитивное возбуждение, диффузную взволнованность". Таким образом, воспитание, интроецирующее гиперконтроль эмоций, возвращает эмоции регрессивно на примитивную стадию неспецифического возбуждения. Это неспецифическое возбуждение отличается от первичной диффузной эмоциональности новорождённого, различающего приятное и неприятное. Диффузная взволнованность, порождаемая эмоционально-телесными клинчами, в отличие от первичной здоровой эмоциональности новорождённого, разрушает ориентацию в поле организм/среда.

Итак, возникшее в результате постоянного подавления чувств отсутствие контакта с ними приводит индивида к энергетическому обесточиванию, утрате способности к индивидуальной ориентации в изменяющейся среде, грубости и незрелости эмоций и колебанию состояния от тревожности до импульсивности (прорыва аффектов). Неудивительно, что люди с опаской относятся к собственным чувствам, не любят даже думать о них. Вместо постепенного процесса дифференциации эмоций и, далее, вызревания их в чувства (как это было бы при родительском разрешении и поощрении испытывать любые чувства и вербализировать их, ограничивая при этом разрушительные действия под влиянием чувств), происходит прогрессирующее эмоциональное выхолащивание. Как одно из следствий этого складывается стереотип импульсивных действий, ("переход к действию" в психоаналитическом понимании), теряются внутренние ориентиры (сознавание своих подлинных чувств и мотивов), что компенсируется гипертрофированной потребностью быть ведомым и запросом на интроецирование чужеродных индивидуальности установок.

По мнению А. Кемпинского [3], "эмоциональные реакции, вероятно, являются первым субъективным отражением интеракции живого организма с окружением", и более того, именно эмоции предшествуют появлению и совершенствованию человеческого сознания.

II. Мы полагаем, что одной из главных задач психотерапии является восстановление утраченного индивидом в результате социальных предубеждений контакта с реальностью посредством переживания и осознавания чувств. Путь к восстановлению целостности индивида-развенчание при помощи психотерапевта (консультанта) мифа о вредоносности или опасности проявления или даже переживания любых чувств и обучение индивида осознавать и вербализировать свои чувства и переживания.

Вербализация и осознавание чувств-необходимое звено в процессе их созревания и дифференциации, постепенно заменяющих недифференцированное возбуждение, так как осознавание и вербализация подразумевают протекание импульса через неокортекс. Именно кора головного мозга участвует в зрелой эмоциональной жизни человека