Так было и в тот вечер, когда весь бомонд пожаловал на званый ужин к княгине Крубецкой по случаю наступившего Рождества. В пригласительных билетах гостям сообщалось, что после ужина состоится бал-маскарад, а посему всем предлагалось обрядиться в сказочные костюмы и прибыть в масках. По совету друзей Парамон Иванович прикупил в лавке какой-то пёстрый плащ, колпак звездочёта и маску мавра во все лицо.

В результате такого перевоплощения к середине вечера, когда воздух наполнился ароматами духов и телесного пота, он почувствовал лёгкое недомогание. Состояние слабости усугубилось ещё и голодом по причине того, что ему из-за дурацкой маски не удалось во время ужина подпихнуть под неё хотя бы кусочек расстегая или какой-либо другой снеди. Парамон Иванович пробрался к окну, второпях сдёрнул с лица ненавистную картонку и решил до конца вечера не возвращаться к публике.

К несчастью для него, невдалеке расположились три загадочные феи в масках, в одной из которых, однако, легко можно было узнать очаровательную хозяйку бала. Здесь нелишне будет сообщить, что её муж, находясь в высоких чинах и преклонном возрасте, давно уже выписал дражайшей супруге вольную, дабы не усердствовать в исполнении постельных супружеских обязанностей, а весь оставшийся пыл перенёс на вино и карточные игры.

Подруги за вечер успели уже перемыть кости всем танцующим и дефилирующим, профессионально найдя в каждом недостатки фигуры, причёсок и манер. К этому моменту они хищными взорами выискивали новую жертву. Одна из них увидела одинокую фигуру, стоящую у окна, покрытую невообразимой раскраски плащом и увенчанную сверху не менее глупым колпаком:

– Нет, вы только посмотрите на этого идальго! Эко вырядился фрукт заморский! – воскликнула она.

Дамы посмотрели и прыснули со смеху. Не засмеяться было невозможно. Уж слишком нелепый образ маячил в обрамлении оконной рамы.

– Да, ну прям чистой воды брильянт! Откуда только такой взялся? Вроде бы всех мужских особей изучили, ан нет, оказывается. Поди, заезжий какой? – спросила княгиня.

– Да нет же, – ответила третья подруга. – Это Парамон Иванович то ли Голубкин, то ли Голубовский. Из дворян, и не из бедных. Между прочим, в департаменте министерства служит, большие надежды подаёт. Знакомые говорили, один у него изъян: женщин боится. Сколько дам ни пытались адюльтер с ним завести, всё без пользы.

– Так уж и без пользы? – заинтересовалась княгиня. – Поди, притворство одно. А если покрепче пришпорить – глядишь, понесётся молодой скакун, только за узду держись!

– Не знаю, не знаю, – ответила подруга. – Вот вы, княгиня, и попробуйте оседлать жеребца.

– А что, сейчас и начнём. Я только попрошу вас заказать белый танец, – сказала княгиня и направилась к окну. После слов «дамы приглашают кавалеров» она вплотную подошла к Парамону Ивановичу и нараспев сладким голосом обратилась к нему:

– О мой благородный рыцарь, не соизволите ли вы оказать честь одинокой фее и прокружить её в венском вальсе?

От неожиданности Парамон Иванович резко обернулся, отчего колпак слетел с его головы. Он надеялся, что женский голос предназначался кому-то другому, однако рядом никого из мужчин не было, а дама смотрела прямо на него.

– Я, знаете ли, неловок в танцах, – заикаясь, промямлил Парамон и конфузливо зарделся.

– Ничего, мы это на ходу исправим. Не будете же вы позорить отказом даму, да ещё хозяйку бала, при всём честном народе! – ответила княгиня и, взяв его под локоть, твёрдо потянула на себя.

А дальше все закрутилось в туманном водовороте. Княгиня уже не отпустила Парамона Ивановича в заветный тихий угол. Они кружились в танцах и даже раза два пили шампанское, о чем-то разговаривали и обменивались намекающими комплиментами.

Парамон Иванович, вконец расслабившись, от нахлынувшего восторга пытался исполнить арию из какой-то незнакомой оперы и, если бы княгиня не отговорила его, обязательно спел бы. Ему казалось, что всё это происходит не с ним, и это кто-то другой всё крепче обнимает даму за талию. Он абсолютно не замечал ни позднего времени, ни того, сколько удивлённых, любопытных взоров внимательно следят за их парой.

И уж совсем он не понял, куда вдруг все подевались, а они оказались наедине в спальне княгини. Княгиня ласково шёпотом называла его Парамошей, всё плотней прижималась к нему и что-то пыталась сделать своими губами с его ртом.

Отрезвление наступило резко и неожиданно, когда она сняла платье и попросила помочь расшнуровать корсет. В полумраке забелело обнажённое женское тело, никогда доселе Парамоном невиданное. Княгиня, напевая, убежала в ванную, пообещав через минуту вернуться к своему герою. И вот в этот самый момент ясность мысли окончательно вернулась к Парамону Ивановичу.

«Господи! Что я творю! Бежать, немедленно бежать, пока не вернулась!» – подумал он и кинулся прочь. Минуя тёмные залы и коридоры, переступая через спящих слуг и поваров на кухне, ему каким-то чудом удалось выбраться на улицу, где, на его счастье, попался извозчик. Вскоре он был уже дома и благополучно заснул в своей постели.

После недельных праздничных каникул всё началось как обычно. Парамон Иванович пришёл с утра в министерство и начал разгребать деловые бумаги. Через полчаса к нему в кабинет заскочил коллега. Плотно закрыв дверь, он пристально посмотрел Парамону Ивановичу в глаза и спросил:

– Ну как?

– Что «как»? – удивился Парамон.

– Ну, княгиня твоя как в постели? Хороша, поди? Орёл! Как говорится, в тихом омуте!

– Да нет, послушай, не было ничего, – сконфузился наш герой.

– Ну да, конечно, не было. Только весь город неделю говорит о твоих похождениях. Княгиня первая и рассказала подругам, какой ты неутомимый гигант по этой части, а те уже далее всем по маршруту. Впрочем, я тебя понимаю. Не хочешь – не говори. Интим – дело тонкое. Только мой тебе совет – с мужем её поаккуратнее. А то ведь старый, старый, а все ж генерал. Ну, будь здоров.

Дальнейшие три дня Парамон Иванович прожил по одной и той же схеме: вопросы друзей, любопытные, зовущие взоры молодых и не очень женщин, осуждающие взгляды седовласых мужей. Перцу добавил появившийся в бульварной газете фельетон с прозрачными намёками о похождениях молодого ловеласа и светской львицы. Венцом всему был вызов Парамона к начальнику департамента, который по-старчески, даже с некоторым сочувствием, пожурил его, пристыдил и предложил написать заявление об увольнении, дабы не позорить министерство и мужа-генерала.

Парамон Иванович не стал возражать, взял расчёт и покинул Петербург навсегда. Перед отъездом он заглянул в антикварную лавку и купил на память о столице приглянувшуюся ему бронзовую, о семи вершках статуэтку загадочной женщины.

Всю свою дальнейшую жизнь Парамон Иванович провёл у себя в имении у моря, где благополучно женился на соседской барыне, успешно разводил виноград и никогда более не заводил знакомств ни с какой другой женщиной.

У Петра Александровича Бадина в ночь на девятое декабря умерла жена. Доконал-таки её проклятый грипп. Что ж, любой жизни бывает конец. И так, слава Богу, при ее-то болезнях до восьмидесяти дотянула. Но Пётр Александрович, привыкший за полста лет к тому, что его благоверная всегда рядом, затосковал. Будучи знатным мастеровым из породы кузнецов, он много работал и умел делать всё: слесарить, плотничать, знал по токарному ремеслу – мог всё исправить и наладить. Когда возвращался вечерами с работы, жена встречала его у калитки, провожала в дом, поливала водой на уставшие потемневшие руки, подавала полотенце и усаживала за стол ужинать. От заботы, тепла и уюта усталость отступала.