Он остановился и уставился на них.

Дети.

Он понял, что перед ним воровской притон. Он, конечно, знал о существовании таких мрачных заведений, но никогда не видел ни одного своими глазами.

Белинда нагнулась и поздоровалась с маленькими оборвышами, чьи силуэты обрисовались на стене. Кто-то обнимал ее. Он видел, что она сунула руку в ридикюль и стала раздавать деньги. Он смотрел на нее, пораженный тем, что она осмелилась принести на самое дно с его ужасающей нищетой милосердие и сострадание.

Со все возрастающей грустью смотрел он на худых, настороженных, бедствующих детей, окруживших ее, — подрастающих воров и проституток, будущую пищу для виселиц лорда Элдона. Как ни сильно он был расстроен, еще сильнее он тревожился за безопасность Белинды. Где-то поблизости явно скрывались взрослый хозяин притона и его помощники — без сомнения, взрослые и опасные убийцы, потому что, конечно же, эти похожие на призраков дети не забирали себе всю свою добычу. Одному Богу известно, какие головорезы заправляют тут делами. Хорошо, что он взял с собой пистолеты и вооружил Уильяма. Им повезет, если к утру они не окажутся в Темзе с перерезанным горлом.

Вдруг Белинда позвала его. Он сунул пистолет в кобуру, оглянулся, чтобы убедиться, что Уильям справляется с его жеребцом, и подошел к ним, чувствуя себя Гулливером в стране лилипутов, а дети с истощенными лицами молча уступали ему дорогу.

Ободренный зовом Белинды, он вошел в здание через дверь, висящую на одной петле. Там он увидел толпу детей, и его охватили изумление и ужас.

Возвращался он, погруженный в задумчивое молчание.

— С вами все в порядке? — спросила Бел, когда они шли к своим лошадям.

Он кивнул.

— А с вами?

— Я привыкла. — Она долго смотрела на соседний переулок, который зиял дегтярной чернотой, точно это был путь в преисподнюю. Потом задумчиво произнесла: — Мне только жаль, что они увидели меня в таком наряде. Это ни к чему.

Хоук подвел ее к лошади и помог сесть в седло, а Уильям в это время успокаивал нервного жеребца. Вскоре они оставили позади трущобы Святого Джайлса.

— Для них нужно что-то сделать, — спокойно проговорил Хоук.

Белинда посмотрела на него — казалось, заглянула ему прямо в душу.

— Я знала, что вы почувствуете то же, что и я. Существует несколько благотворительных организаций, которые оказывают помощь таким детям, вроде Филантропического общества и Общества помощи нуждающимся, но, судя по тому, что я видела, это все равно что остановить потоп бутылочной пробкой.

Он взял ее за руку. Она посмотрела на него; под приподнятой вуалью взгляд ее был настороженным.

— Вы никогда не казались мне такой прекрасной, как в эту минуту, — прошептал он. — Я сделаю все, что в моей власти, чтобы помочь им, Белинда.

— Я знала, что могу на вас рассчитывать. — Она пожала ему руку, а потом отпустила ее, чтобы успокоить свою лошадь.

Когда они добрались до Найт-Хауса, Белинда поцеловала его в щеку и пошла спать, пробормотав, что это путешествие ее вымотало.

Хоук, охваченный грустью из-за безобразий, творившихся в этом мире, направился в библиотеку, погладил по дороге фортепьяно, а потом сел за письменный стол, чтобы записать свои мысли и вопросы для будущих исследований воровских притонов, детской преступности и скрытых болезней, которые, очевидно, заражают Лондон, поскольку рассадник их находится в двух шагах от Карлтон-Хауса, Букингемского дворца и великолепных особняков знати вроде его собственного.

Снова и снова он ловил себя на том, что смотрит в пустоту, а мысли его возвращаются к Белинде. Никогда ему не пришло бы в голову сказать такое, но постепенно он начал понимать, что ее решение стать куртизанкой рождено не жадностью или тщеславием, как он подумал, встретив ее впервые. Не по своей вине, но в результате легкомыслия ее отца и хищных замашек Долфа мисс Гамильтон, благородная барышня, постепенно опустилась до положения уличной торговки. «Какие же унижения она пережила!» — думал он, корчась при воспоминаниях о мелких уколах, которыми осыпал ее за то, что она решила стать куртизанкой.

Тогда ему и в голову не пришло, что речь шла о выживании. Зато сегодня он понял, что значит это слово. Но главное, несмотря ни на что, она не утратила способности замечать других людей и заботиться о них.

Он положил перо и опустил голову на руки, чувствуя себя отвратительным лицемером. Все время, пока он смотрел на нее свысока, осуждая ее как продажную женщину, ее сердце было переполнено любовью к людям и таило в себе спокойную, светлую, невоспетую добродетель.

«Господи, да прекрати ты эту чепуху», — внезапно скомандовал ему голос разума, который весьма походил на спокойный отрывистый голос его покойного отца. Ему даже показалось, что перед ним стоит призрак восьмого герцога и сердито смотрит на него. «Это абсурд, — казалось, говорил он. — Вы, Хоуксклиф, валяете дурака из-за куртизанки. Перестаньте идеализировать эту женщину и терзать себя из-за нее. Возьмите себя в руки, не то она сделает из вас полного дурака, потому что именно в дурака вы превратитесь, если будете продолжать в том же духе».

Старинные часы пробили один раз, и укоряющий призрак разгневанного отца исчез, оставив Хоука наедине со страхом, который поселился в его душе с тех пор, как он понял, что все сильнее привязывается к Белинде. Он смотрел на язычок пламени свечи и размышлял.

«Я не могу обращаться с ней как с усладой, — думал он. — Но приходится». И он знал, что так и будет. Он скривил губы в горькой усмешке. Единственное, что ему остается, — это упасть к ее ногам и признаться звезде полусвета, что он превратился в ее раба.

В Лестершире, в этой спокойной холмистой сельской местности, находился небольшой городок Мелтон-Моубрей, где каждый день останавливалась почтовая карета, а по воскресным дням устраивался базар. И каждый день шустрый мальчишка лет десяти, напустив на себя важный вид, здоровался с добродушным почтовым кучером и принимал от него правительственную почту для своего хозяина, а также ежедневную газету «Лондон тайме», которую тот читал.

После этого мальчишка отправлялся обратно пешком по дороге, вьющейся по зеленым лужайкам и огибающей невысокие холмы, и через час пути перед ним на одном из холмов появлялась островерхая черепичная крыша величественного помещичьего дома. Поднявшись на вершину холма, мальчик останавливался передохнуть. Но он не мог позволить себе долгой передышки, потому что графу Колдфеллу не терпелось получить свою газету.

Поправив на плече кожаную сумку с почтой и газетой, мальчик прищурился от солнца. Издали ему было видно, что каменщики и плотники все еще работают на лесах, приводя в порядок восточное крыло дома, сгоревшее незадолго до того, как рыжеволосая красавица графиня утонула в пруду.

Бедный старый хозяин, подумал мальчик, заметив, как его светлость, опираясь на трость, бродит возле дома, проверяя, насколько продвинулись ремонтные работы.

Мальчик-почтальон побрел к дому. Добрый старый граф, увидев его, погладил по волосам и улыбнулся, взяв газету.

Сунув под мышку сегодняшний выпуск газеты, Колдфелл направился в свой кабинет, закрыл за собой дверь и поставил трость к стене. Вставив в глаз монокль, он начал с мрачным нетерпением просматривать газету в поисках сообщения о смерти Долфа. Но вот он разочарованно отбросил газету в сторону, нахмурился, и монокль упал ему на колени.

Ничего.

— Проклятие, Хоуксклиф, чего же вы ждете? — злобно пробормотал он.

Роберт обещал отомстить за Люси и уничтожить Долфа, но, с тех пор как Колдфелл уехал в свое поместье, герцог не сделал ничего — только шатался по Лондону под ручку со своей новой шикарной любовницей. Граф прекрасно понимал, что Хоуксклифу после смерти Люси нужно утешиться с какой-нибудь женщиной. И все же ему это не нравилось. Герцогу, пожалуй, пора напомнить о его обещании. И Колдфелл решил в ближайшие дни вернуться в Лондон, чтобы побывать на вечере, который устраивала для своего покровителя красавица куртизанка. Тогда-то он сможет собственными глазами увидеть, что происходит между ней и человеком, которого он уже давно мысленно определил себе в зятья.