– Запри его где-нибудь, я скоро вернусь, – бросает он и бежит по коридору со мной на руках. По пути ругается последними словами, поглядывая на меня. – Сука, я убью его. Своими руками удавлю… Чтоб его…

Большую часть его слов я не слышу, воздуха категорически не хватает. Все тело обуяла дикая слабость, и боль в лице и горле мешает ясно мыслить. По пути Дэн яростно стучится в комнату, где живут Ирина и Елена, забирает обеих женщин, которые, хоть и спросонья, но быстро встают и одеваются, и несет меня в больничную палату. Бережно кладет на кушетку и, когда Ирина выгоняет его, тут же уходит, бросив на меня тревожный взгляд.

Ирина работает быстро, надевает медицинские перчатки, ставит мне капельницу и прикладывает к лицу кислородную маску на лицо, благодаря которой мне становится намного легче. Елена помогает ей, и они по ходу дела тихо переговариваются:

– И кто это сделал? – спрашивает Елена. Ирина, мягко приложив прохладную руку к моей шее, отвечает:

– Понятия не имею. Кто-то из молодых, наверное. Скоро все узнаем. – Убрав руку, она обращается ко мне:

– Так, кровотечений нет, только гематомы, но есть небольшие повреждения гортани. Это не страшно, мы тебя вытянем, все хорошо, ты, главное, ничего не бойся. Сейчас поспишь, а пока спишь, мы наденем специальный воротник, проснешься, не пугайся, это нужно, чтобы ты не двигала шеей и не делала сама себе больно.

Я пытаюсь кивнуть, вытаращив на нее глаза, которые теперь тоже очень болят.

– А у тебя есть, что надевать? – спрашивает Елена.

– Нет, но подруга же не бросит в беде. Сейчас ночь, поэтому тебе лучше в центральную часть, там близится вечер, ищи магазины с медицинским оборудованием. В Москву не суйся, там часа три в пробке простоишь.

– Ты так говоришь, как будто каждый день там бываешь, – ворчит Елена. Но не возражает. – Ладно, скоро буду.

– Найди Дэна, пусть подождет с разбирательствами, он мне скоро понадобится, – добавляет Ирина и возвращается ко мне. Пока лекарство снимает боль и вводит меня в сонное состояние, она обрабатывает разбитое лицо. – Ох, и кому же понадобилось тебя убивать… Даш, ты еще десь?

Моргаю глазами, так как ни кивнуть, ни что-то ответить не могу. Боли уже почти нет, но тело будто онемело, и, кажется, если шевельнусь, то рассыплюсь в прах.

– Вы кому-то рассказывали про вашего доппельгангера? Помимо Карла и меня? Если да, моргни два раза.

Конечно, мы не рассказывали. Да и зачем? Дэн доверяет Карлу, я знаю, что Ирина, если кому и рассказала, то только Елене. Может быть, она невзначай обронила пару фраз, и кто-то услышал? Либо же нас подслушали.

– Прости, может, это я виновата. Но я только Ли рассказала, – говорит она, подтверждая мои размышления. Ли – это прозвище Елены среди близких. На деле ее так называет только Ирина, иногда Дэн. Карл всегда называет женщину полным именем. А называть ее Леной она давным-давно запретила. – Она обещала не болтать. А если обещала, то сдержит.

Я уже не слушаю ее, перед глазами то и дело мелькают картинки, как в калейдоскопе: появляются одни и те же лица с меняющейся мимикой, автомобили мчатся по автобану, умиротворенно шелестят деревья, течет бурная река…

Встать я могу только на следующий день. Под утро лекарство, введенное Ириной, отпускает меня, и я открываю глаза, чтобы снова ощутить эту боль. Болит все: и лицо, и шея, которую мне обездвижили, и все мышцы на теле после борьбы с нападавшим. Но эту боль можно терпеть по сравнению с тем, что творится в душе. Кто-то услышал, как мы разговариваем о монстре, что однажды поспособствовал уничтожению города, и не придумал ничего лучше, чем избавиться от меня, дабы избежать новой беды. Его можно понять. Многие бы на его месте поступили так же. Дэн спит рядом, сидя на стуле и держа мою ладонь. Освободив руку, ласково глажу своего хантера по волосам. Он спас меня. Неизвестно, сколько бы я еще продержалась. Мои прикосновения будят Дэна, и, подняв голову, он улыбается.

– Задремал немного.

– Спасибо тебе, – произношу одними губами. Дэн приглядывается ко мне, и в его зеленых глазах поблескивает гневный огонь. Однако он сдерживается.

– Сейчас, позову Ирину.

Я очень жду прихода медика. Она осматривает меня, ставит укол обезболивающего и только тогда разрешает встать. Дэн помогает мне подняться на ноги, я шиплю от боли, но терплю, кричать все равно нельзя, а вставать нужно. После этого Дэн ведет меня в туалет и ванную комнату, захватив чистое полотенце. Благо, полностью мылась я только вчера вечером, и пока что водные процедуры мне без особой надобности, иначе было бы совсем неловко. Дэн только умывает мое разбитое лицо и обрабатывает антисептиком, который дала ему Ирина.

Увидев себя в зеркале, я ужасаюсь. На левой половине лица жуткий отек, синяк, рассечена бровь и щека под глазом, оба глаза аж малиновые, видимо от удушения полопались капилляры. Сразу наворачиваются слезы, и Дэн принимается утешать меня.

– Ну все, не плачь, побереги силы. Все хорошо, все пройдет. – Мягко притянув меня к себе обеими руками, он осыпает мое лицо поцелуями, не задевая только самое больное место. От своей беспомощности я расстраиваюсь еще сильнее и долго не могу унять слезы. Отпустив меня, и заглянув в глаза, Дэн добавляет: – Хорошо, что я успел…

– Расскажи, – шепчу я, подняв глаза. – Кто это?

– Воробей. Ты его видела, должна помнить. А отвлекал меня Коннор.

Сердце начинает щемить. Коннор, в отличие от своего брата, Дамиана, казался мне более веселым и легким в общении. Если мы сталкивались взглядами в столовой, он всегда улыбался и махал мне, если что-то рассказывал на посиделках у костра, в Пандоре, то выглядел вполне искренне, но мало кто воспринимал его всерьез.

– Но он ничего не знал, Тим подтвердил это. Думал, что Воробей хочет поговорить с тобой наедине, и поэтому поддался на уговоры. Он знает, что я доверяю братьям больше остальных, а Коннор более наивный и податливый, чем Дамиан. Тот бы сразу раскусил его.

– И где они оба?

– Коннора я отпустил. А Воробей ждет суда, – отвечает Дэн. Я хочу спросить у него, что с ним сделают. Запрут где-нибудь, изгонят из общества или же отпустят под честное слово? Но Дэн опережает мой вопрос. – Думаю, ты знаешь, что у нас делают с убийцами. Пусть он и не убил, но приди я на пять минут позже…

Я ничего не отвечаю. Дэн отводит меня обратно в больничную палату, сказав, что пока мне нужны лекарства, я буду здесь. Сам же устраивается на второй койке. Спустя час приносит мне еду – теплый куриный бульон с перемолотым на блендере белым мясом. Пища не попадала в мой организм уже дня три, и я с удовольствием съедаю все, что он принес. К счастью, Ирина, оценив мое состояние, разрешила есть обычным способом. Глотать больно, но я терплю, так как есть нужно – желудок уже начал поедать сам себя. После пью воду мелкими глотками.

Через два дня Ирина снимает воротник, и я наконец-то могу говорить, правда получается только хрипеть, но это уже что-то. Не знаю, сколько обычно длится заживание после таких случаев, так как никогда в них не оказывалась, но все говорят, что я легко отделалась. За эти два дня ко мне приходит Карл, несколько раз забегает Елена, даже Дамиан, но только чтобы попросить прощения за брата. Я отвечаю, что не держу зла.

После снятия воротника мы переезжаем обратно в нашу комнату, и я соглашаюсь выйти в люди – а именно в столовую на обед. Мне так надоел куриный бульон, и очень хочется что-нибудь вроде жареной котлеты с мягким картофельным пюре, аж желудок сводит. Конечно, о своих желаниях я предупреждаю Дэна заранее, и он обещает мне сделать все, что сможет. При этом он ни на секунду не оставляет меня одну, и чтобы уйти в столовую, зовет Карла посидеть со мной.

В столовой снова натыкаюсь на любопытные взгляды. Очевидно, о доппельгангере уже знают все, ибо многие смотрят на меня совсем не добрым взглядом. Но с тех пор прошло уже пять дней, а никто так и не пришел жечь людей и убивать меня, и по этому поводу я переживаю гораздо меньше. Настораживает только то, что силы так и не вернулись.