Следователь, сидевший за массивным столом, заваленным бумагами, явно был недоволен. Его пальцы нервно постукивали по столешнице.

– Итак, Смирнов – начал он, – у нас появились новые обстоятельства по вашему делу. Вы готовы сотрудничать?

Павел посмотрел на адвоката. Та едва заметно покачала головой.

– Я готов отвечать на вопросы в присутствии моего адвоката – твердо сказал Павел.

Допрос длился несколько часов. Следователь пытался запутать Павла, ловил на противоречиях, но Елена Викторовна умело парировала все его выпады. Павел чувствовал, как по спине стекает холодный пот, но старался держаться уверенно.

После допроса адвокат отвела Павла в сторону.

– Вы молодец, Павел. Держитесь так и дальше. У нас появился шанс смягчить обвинение.

Эти слова вселили в Павла надежду, но он понимал, что путь к свободе еще долог и тернист.

Через несколько дней произошло событие, которого Павел ждал с нетерпением и страхом – краткосрочное свидание с родителями.

Процедура подготовки к свиданию оказалась унизительной и нервной. Тщательный досмотр, жесткие инструкции от охранников, долгое ожидание в холодном помещении – все это изматывало морально.

Наконец, его привели в небольшую комнату, разделенную стеклянной перегородкой. С другой стороны, он увидел маму и папу. Их вид поразил Павла: отец, казалось, постарел на несколько лет, в его волосах появилась седина. Мама выглядела осунувшейся, ее руки заметно дрожали.

– Паша, сынок – мама прижала руку к стеклу.

Павел поднял трубку телефона, чувствуя, как к горлу подступает ком.

– Мама, папа, я так рад вас видеть.

Два часа пролетели как одно мгновение. Родители рассказывали о доме, о том, как борются за его освобождение. Павел старался держаться, но в конце не выдержал.

– Простите меня – прошептал он. – Я вас так подвел.

– Сынок – сказал отец напоследок, – Мы любим тебя. Что бы ни случилось, мы с тобой. Держись.

Когда свидание закончилось, Павел чувствовал себя опустошенным и в то же время полным решимости. Он должен выдержать, должен стать лучше – ради родителей, ради себя.

Вернувшись в камеру, Павел заметил, как изменились отношения между заключенными. Без Лехи и Саши образовался вакуум власти, и теперь каждый пытался найти свое место в новой иерархии. Павел понимал, что его роль на "дороге" дает ему определенный вес, но также делает мишенью.

Ночью, лежа на шконке, Павел размышлял о своем будущем. Впереди его ждало еще много испытаний, но теперь он знал, что не один в этой борьбе. С этими мыслями он наконец провалился в беспокойный сон, полный тревожных видений и неясных предчувствий.

На следующий день после свидания Павла разбудил громкий голос охранника:

– Подъем! На прогулку собираемся!

Павел поднялся, чувствуя, как ноют мышцы после беспокойного сна. Прогулка. Он слышал о ней от сокамерников, но еще ни разу не был.

– Давай, Паша, шевелись – подбодрил его Вова. Прогулка – это святое. Единственный шанс глотнуть свежего воздуха.

Они поднимались по лестнице на верхние этажи централа. Павел чувствовал, как колотится сердце – не то от физической нагрузки, не то от волнения.

Наконец, они оказались в прогулочном дворике – бетонном боксе около 30м2 под открытым небом. Стены были высокими, с огромными трещинами, в которых можно было разглядеть происходящее в соседних двориках, но сквозь решетку над головой виднелось голубое небо. Павел глубоко вдохнул, наслаждаясь свежим воздухом.

– Эй, новенький! – раздался голос из соседнего бокса. –Как жизнь молодая?

Павел обернулся. Сквозь небольшую трещину в стене на него смотрел пожилой мужчина с добродушным лицом.

– Нормально – ответил Павел, не зная, как реагировать.

– Не робей – подмигнул мужчина. – Я дядя Миша из 315-й. Мы тут все свои.

Вдруг из другого бокса послышалось пение. Кто-то исполнял "Владимирский централ" хриплым, но сильным голосом.

– О, Серега завел шарманку – усмехнулся Вова. – Сейчас весь этаж подхватит.

И действительно, вскоре песню подхватили другие голоса. Павел стоял, завороженный этим странным хором.

– А ты чего не поешь? – спросил его Максим.

– Я… не знаю слов – смущенно ответил Павел.

– Ничего, научишься – подбодрил его Максим. – Здесь все через это проходят.

Внезапно пение прервалось, и кто-то начал декламировать стихи. Павел прислушался.

– Это Поэт из 320-й – пояснил Вова. – Говорят, он раньше в литературном институте преподавал. А теперь вот… Но талант не пропьешь и не посадишь, верно?

Павел кивнул, пораженный тем, как в этом замкнутом пространстве продолжала пульсировать жизнь. Люди пели, читали стихи, обменивались новостями и шутками.

– Эй, Паша! – окликнул его дядя Миша. – Говорят, ты теперь на дороге вместо Лехи?

Павел напрягся. Откуда он знает?

– Не дрейфь – успокоил его дядя Миша. – Здесь все всё знают. Главное – держи ухо востро. Леха – хороший мужик, многому тебя научил?

Павел кивнул, не зная, стоит ли вдаваться в подробности. Но дядя Миша, казалось, и не ждал ответа.

– Слушай сюда, малой – продолжил он тихим голосом. – На дороге главное – спокойствие и внимательность. Один неверный шаг, и ты не только себя, но и всю хату подставишь. Понял?

– Понял – ответил Павел.

Внезапно пение прервалось, и из соседнего дворика раздались крики:

– Три, один, два! Три, один, два! Триста двенадцать!

Павел вопросительно посмотрел на Вову. Тот напрягся и крикнул в ответ:

– Три, один, два здесь! Кто говорит?

– Триста одиннадцатая! – донеслось в ответ. Есть почта!

Вова быстро огляделся и тихо сказал Павлу:

– Слушай внимательно, Паш. Сейчас будет важное дело. Ты же теперь на дороге, так что ты и примешь.

Павел еще не до конца понял, что значит «быть на дороге», но осознавал смысл момента.

Вскоре к стене подошел один из заключенных из соседнего дворика. Он ловко перебросил через стену небольшой сверток. Вова поймал его и, не раздумывая, сунул Павлу.

– Прячь быстро – шепнул он. – В ботинок суй.

Павел, действуя как бы во сне, засунул сверток в ботинок.

– Шмон на третьем! – крикнул кто-то. – Прячьте все!

Павел увидел, как его сокамерники засуетились. Вова быстро что-то сунул в щель между бетонными плитами, Максим незаметно проглотил какой-то маленький сверток.

В этот момент в прогулочный дворик вошли охранники.

– Так, голубчики, кто тут у нас? – протянул один из них, оглядывая заключенных.

Павел почувствовал, как по лбу стекает капля пота. Сверток в ботинке, казалось, жег ему ногу.

– Смирнов! – вдруг окликнул его охранник. – Ты чего такой бледный? Нездоровится?

Павел с трудом сглотнул. Нет, все в порядке – выдавил он.

Охранник подошел ближе, внимательно вглядываясь в его лицо. Павел чувствовал, как бешено колотится сердце. Еще секунда, и его раскроют…

– Ладно, давай на выход – неожиданно скомандовал охранник.

– Прогулка окончена.

Павел с облегчением выдохнул. Возвращаясь в камеру, он чувствовал, как дрожат колени. Что это было? Что за сверток он пронес? И главное – что теперь с этим делать?

Оказавшись в камере, он вопросительно посмотрел на Вову.

– Не дергайся – тихо сказал тот. Вечером все объясню. Главное – никому ни слова.

Павел кивнул, понимая, что только что стал участником чего-то гораздо более серьезного, чем мог себе представить. День только начинался, а он уже чувствовал себя выжатым как лимон. И это была лишь верхушка айсберга той жизни, в которую он погружался все глубже.

Вечером, когда в камере наступило относительное затишье, Вова подсел к Павлу.

– Ну что, Паш, готов узнать, что за груз ты сегодня пронес? – тихо спросил он.

Павел кивнул, чувствуя, как снова учащается пульс.

Вова огляделся, убедившись, что никто не подслушивает, и прошептал:

– Это была почта. Малява и чай.

– Малява? – переспросил Павел.

– Письмо, значит – пояснил Вова. – А чай – это вроде как оплата за доставку. Понимаешь?