Люська вышла меня проводить. Стасик тоже направился к выходу. Они с Люськой как раз решали – купить бутылку водки, что бы помянуть шефа, или использовать с этой целью представительский коньяк. Люська настаивала на коньяке, потому что его уважал покойный, а от водки он покрывался сыпью. Стасик крутил пальцем у виска и говорил, что покойнику уже все равно, а поминать принято водкой. И вообще, сыпью Тимур покрывался скорее не от водки, а от закуски. Потому что коньяк он смаковал и иногда закусывал сыром, а иногда и вовсе ничем не закусывал. Водку же заедал, чем ни попадя.

Они не успели прийти к соглашению. Со стороны помещений «Красного Креста» послышались глухие удары, затем – треск, и, почти сразу – знакомый пронзительный вопль, быстро потонувший в разноголосом гаме. Мы резко развернулись и бросились в направлении источника шума.

Конференц-зал у наших соседей небольшой, тридцать – тридцать пять собравшихся создавали там столпотворение. Наискосок от входа находился кабинет начальницы – Татьяны Петровны, из приоткрытой двери которого и неслись леденящие душу звуки.

Часть толпившихся делегатов, вытягивая шеи, пыталась пробраться к открытой двери кабинета, что бы заглянуть внутрь. Другие, усиленно работая локтями, стремились оказаться как можно дальше оттуда. При этом все пытались перекричать друг друга, но перекрыть доносившийся из кабинета истошный визг они не могли.

Турбулентность подхватила нашу троицу, и в мгновение ока мы приблизились к эпицентру звука, лицом к лицу столкнувшись с преграждавшим вход в кабинет нашим старыми знакомыми – пузатеньким санитарным фельдшером и его не менее пухлым портфелем. Фельдшер посторонился и, в ответ на наш немой вопрос, махнул своим неизменным портфелем вглубь помещения. У окна голосила Анна Ивановна. И ее можно было понять. Потому что за столом, вернее, грудью на столе лежала Татьяна Петровна. Лицо перекошено, в скрюченных пальцах – смятые листы бумаги.

– Дежа-вю, – тихо сказала Люська. – Я больше не хочу.

Из глаз у нее полились крупные слезы.

Стасик тем временем крепко обхватил Анну Ивановну и попытался зажать ей рот рукой. Это ему удалось, но не сразу. Анна Ивановна поначалу почему-то принялась отбиваться и, по-моему, даже попыталась укусить Стасика за руку. Я решила прийти ему на помощь. Правда, мне совсем не хотелось оказаться покусанной. Я схватила с подоконника литровую банку с водой, предназначавшейся, скорее всего, для полива цветов, и выплеснула ее на Анну Ивановну. Лучший способ прекратить истерику! Жаль, что вода успела согреться на подоконнике. Несмотря на это, результат все равно получился хорошим. Но, так как пришлось действовать с порядочного расстояния, я, конечно, промахнулась, и большая часть воды попала на Люську. Впрочем, тоже не без пользы. Люська перестала молча лить слезы, а принялась деловито отряхиваться, вполголоса обзывая меня нехорошими словами.

Через некоторое время притихшая Аннушка освободилась от Стасиковых объятий и, жалобно всхлипывая, спросила:

– Что же это?

Свой вопрос она задала, обратив невидящий взгляд куда-то в сторону санитарного фельдшера.

– Я вам отчет привез, – невпопад ответил санитарный фельдшер и положил свой драгоценный портфель на стол перед Татьяной Ивановной.

Нужен был ей теперь этот отчет, как Тимуру Люськина справка.

Стасик, наконец, сдал всхлипывающую Анну Ивановну с рук на руки подоспевшей Калерии и прикрыл дверь, вытолкав из кабинета любопытствующих сотрудников Красного Креста. Санитарный фельдшер тем временем описал нам последние события у соседей.

Собравшиеся после перерыва для продолжения совещания делегаты уже начали роптать. Собственно роптать многие начали еще до перерыва, потому что им не отдали командировочные удостоверения. По этой причине они не могли смыться с совещания сразу после окончания первой части, на что многие рассчитывали. Но дисциплинированные и ответственные Анна Ивановна и Татьяна Петровна даже мысли о такой вольности не допускали и командировочных удостоверений никому не отдали. Поэтому, собравшиеся после перерыва делегаты, у многих из которых, благодаря принципиальным теткам, планы на сегодняшний день расстроились, начали выступать в том смысле, что пора уже начинать, что бы вовремя закончить, потому что в плане – еще два больших вопроса и встреча с представителями иностранной организации. А многие приехали из области, и им еще надо успеть на обратные автобусы.

Наконец, появилась задержавшаяся по известным нам причинам Анна Ивановна. Татьяна Петровна задерживалась по неизвестным причинам. Анна Ивановна попыталась заглянуть в кабинет к подруге, но дверь оказалась запертой изнутри, на настойчивый стук Татьяна не отзывалась. Тут Анна Ивановна, чуя недоброе, попыталась выломать дверь, прилагая к этому все свои слабые силы. Ничего не понимающие зрители молча взирали на необычное шоу. Действительно, с чего бы это вдруг всегда такая спокойная, интеллигентная и уже немолодая женщина хрупкого телосложения пытается покалечиться, с разбегу налетая на дверь коллеги по работе – тоже спокойной и вежливой старушки. Все понял только санитарный фельдшер, тихонько пристроившийся со своим портфелем на заднем ряду в ногах у Памелы Андерсен. Он без слов сорвался с места и ринулся на помощь Аннушке. Под мощными ударами его плеча и портфеля дверь распахнулась, и открывшаяся картина подтвердила худшие опасения. Любопытствующая публика устремилась к дверям, потом – от дверей. Ну, а тут, как раз, и мы подоспели. Санитарный фельдшер обрадовался нам, как старым знакомым. Никого из делегатов он до сих пор не встречал, и познакомиться ни с кем не успел. Молодого человека впервые направили на такую конференцию, потому что его руководитель внезапно заболел. Окучивал в выходные картошку и свалился с радикулитом. Заботливый начальник велел своему молодому коллеге взять с собой бутербродов и в перерыве не гулять по незнакомому городу, чтобы не заблудиться и не влипнуть в какую-нибудь историю, а в добром здравии благополучно вернуться домой, выйти следующим утром на работу и выступить с сообщением о конференции перед местными властями.

– Я так и сделал, – сокрушенно покачал головой фельдшер. – Я всегда слушался старших. А вот, даже бутерброды не съел.

– Зато теперь вам будет, о чем рассказать, когда вернетесь домой. Знаете, как вас будут слушать! – Люська попыталась утешить делегата.

– Догадываюсь, – грустно ответил тот.

Снаружи осторожно постучали в дверь, и растерянный голос сообщил, что в полиции дежурный в ответ на телефонный звонок выдал странную фразу о том, что бригада от нас только что вернулась. А так же, настоятельно посоветовал расходиться по домам, а потом еще ехидно поинтересовался, не слишком ли активно мы начали поминать усопшего. То есть, они, конечно, понимают, что гибель руководителя – праздник для коллектива, но советуют все-таки соблюдать приличия и не беспокоить понапрасну правоохранительные органы.

Стасик чертыхнулся и пошел сам объясняться с органами правопорядка. Совещавшиеся, получив рекомендацию расходиться, тут же ею воспользовались. Анна Ивановна, наконец, выдала им командировочные и конференц-зал моментально опустел. Санитарный фельдшер так же откланялся, сославшись на проблемы с транспортом и необходимость утром быть на работе с докладом.

Мы тоже решили выйти, подышать воздухом, когда от входной двери раздался резкий звонок. От неожиданности мы вздрогнули. Я вообще впервые этот звонок услышала. Дверь в течение рабочего дня постоянно держали открытой. Если и прикрывали в холодное время года, то уж изнутри точно не запирались.

– Кто там еще? Наши люди в открытую дверь не звонят, – сама себя спросила и сама себе ответила Люська.

Она угадала. У двери стояли два молодых человека явно “не нашего” вида. Что-то неуловимое их выдавало. Какое-то отсутствие озабоченности во всем облике, что ли. Какая-то уверенность в себе на генетическом уровне.